В потоке творчества: личность и творчество. Книга шестая

Ирина Михайловна Соловьёва

Шестая книга семитомной монографии «В потоке творчества: личность и творчество»» российского писателя-публициста Ирины Михайловны Соловьёвой, над которой она работает не один год, продолжает знакомить читателя с жизнью и творчеством поэта, музыканта и художника Терентия Травника. Писательница в живой и увлекательной форме рассказывает об основных фактах и событиях, повлиявших на формирования не только его личности, но и всего его творчества,

Из мемуаров мамы поэта

То, что я выйду замуж именно в 1960 году, я определила для себя ещё в 8 классе. Так оно и случилось. В 1960 году я поступила на юридический факультет МГУ, а в декабре этого же года вышла замуж за Алексеева Аркадия Павловича. О ребёнке тогда не думала, хотелось закончить учёбу. Но случилось так, что на 4 курсе я забеременела, и когда в летнюю сессию оставалось сдать последний экзамен по криминалистике, я вместо юридического факультета на улице Герцена, пошла на проспект Калинина (Новый Арбат), в роддом имени Грауэрмана. Произошло это 21 июня… Помню, как я просила Бога, чтобы мне не родить 22 июня, как никак день начала войны, а родить на следующий. После осмотра врачи меня ошарашили известием, что я рожу двойню, хотя до этого мне об этом ни разу не говорили. Бог услышал меня и в 0 часов 9 минут (врач сказал, а я запомнила), 23 июня 1964 года я родила одного мальчика весом 3 кг 900 г., и ростом 49 см.

О том, что будет мальчик, я была уверена на все сто процентов. Тогда УЗИ не было, я просто это интуитивно чувствовала. О девочке я даже мысли не допускала, а мужу было всё равно. В те годы это не обсуждалось в семье, а говорить с родителями было стеснительно.

Через неделю (тогда так выписывали рожениц) нас выписали, и мы в первый же день пришли к моим родителям. Первое время я и Аркадий Павлович жили в коммунальной квартире на Смоленской улице, в доме, где многие годы находился магазин «Машенька», а родители — напротив, на Ростовской набережной. Никакой детской мебели у нас не было — это был дефицит. Поэтому первую ночь мой сын, вместо кровати, ночевал в обычном оцинкованном корыте, обложенный одеялами, а я всю ночь смотрела на часы, чтобы не проспать кормление и шила рукавички к распашонкам, чтобы малыш не царапал себя.

Через день я пошла к себе в квартиру, где Аркадий Павлович в нашей комнате смастерил кроватку для Игоря (из коляски, привезённой его сестрой из Киева) и купил ванночку для купания. В этой квартире была горячая вода, в квартире родителей удобств (горячей воды, ванны) — не было. Жили мы небогато, поэтому родственники, знакомые отдавали нам детские вещи, за что я им была всегда благодарна.

Общалась ли я с будущим ребёнком во время беременности? Наверно нет. Тогда этому не придавали значения, главное было физически беречь ребёнка (не простужаться, правильно питаться, не нервничать, создавать спокойную семейную обстановку).

На вопрос: «Как относились к рождению Игоря его отец, бабушка, дедушка?» Отвечала, что очень спокойно, как и должно быть. Семья и создаётся для того, чтобы она продолжалась в следующем поколении. Я была в семье, т.е. у родителей — одна, выросла и воспитала себя сама. Поскольку родители были малообразованными людьми, то в семье говорить о каких-то интимных вещах считалось неприличным.

Аркадий Павлович, как бывший воспитанник суворовского училища, человек военный, с раннего детства лишённый родительского внимания, боялся крошечного младенца, но делал то, что я просила. Мы вместе с ним учились, как кормить, купать и гулять с сыном.

Отцовские чувства и гордость у него проявились, когда сын стал «лепетать» по-детски и улыбаться, когда видел папу.

Первое время при кормлении придерживалась рекомендаций врачей — определённого режима питания, но сама жизнь и какая-то внутренняя интуиция подсказывала, что общий порядок не может быть одинаков для всех, поэтому уже к 6 месяцам я установила свой режим кормления, и он себя оправдал.

Грудью я его кормила только до 6 месяцев, а потом стала прикармливать, и он быстро привык к искусственному кормлению, что абсолютно не отразилось на его развитии. У него никогда не было диатеза, он прибавлял в весе, росте, как полагается. Игорь начал ходить в 10 месяцев, а к году уже неплохо говорил. В три года сынишка пошёл в детский сад при Военной Академии имени Фрунзе, и каждое лето выезжал с садиком на дачу в Нарофоминский район на три месяца. Поскольку он был очень домашним мальчиком (мама, папа, дедушка, бабушка), ему не нравилось ездить на дачу. Но он был послушным, как солдатик, если мама с папой «приказали», то он отвечал: «Есть». Мы к нему ездили на родительские дни, привозили гостинцы, игрушки, играли с ним. А когда уезжали, то он подплакивал, но никогда не просил забрать раньше времени. Забирали его только тогда, когда сами уходили в отпуск.

Рос Игорь спокойным, послушным и очень стеснительным. Мог часами играть один в тишине сам с собою, при этом что-то тихонько рассказывая. Даже когда грустил, то старался нас не тревожить, а тихонько плакал и всё. В садике был ответственным и миролюбивым настолько, что даже воспитательница как-то сказала: «Хоть бы подрался с кем-нибудь». Такого никогда не было и позже в школе. Однажды он нечаянно попал игрушкой в лицо своему лучшему другу, на что воспитательница ничего лучшего не придумала, как сказать ему: «Вот теперь тебя заберут в милицию». После этого Игорь ходил в детсад со страхом и слезами, и его приходилось забирать раньше времени.

Однажды мы получили почтовую открытку, которая начиналась словами: «У вашего сына при прослушивании обнаружился…». Я, не дочитав до конца, подумала: «…туберкулёз» и ужасно перепугалась. Взяв себя в руки, увидела следующую фразу: «…обнаружили великолепный музыкальный слух, поэтому предлагаем вам определить его в музыкальную школу». Помню, как подошла к Игорю и спрашиваю: «Что ты такого сделал, что у тебя слух обнаружили»? Он не понял, что я от него хочу и сказал: «Я пел. Ля-ля».

Мы тут же записали его в музыкальный класс, купили, как просили учителя, ему металлофон и стали каждый вечер слушать его игру на этом инструменте. Он начал ходить в музыкальную школу с шести лет, ещё до поступления в образовательную школу.

В 1971 году Игоря записали в школу №47. Не знаю, как сейчас, а тогда, при поступлении, проверяли очень строго всё, что умеют делать дети (писать, читать, считать). От этого зависело, в какой класс пойдёт ребёнок. В класс «А» брали «грамотных детей», а в «Б» немного послабее.

Игорь научился читать рано. К пяти годам он самостоятельно прочитал книжку В. Чарушина «Рассказы о животных» в двести с лишним страниц, умел неплохо считать. При записи в 1-й класс, он легко прочитал фрагмент текста, ему был задан вопрос: «Сколько не хватает до 10 от 8», и он ответил: «Два». После ещё нескольких вопросов его записали в 1 класс «А».

Учась в школе, он недолюбливал уроки правописания, на которых дети учились писать в прописях палочки и закорючки. Да и выходили они у него криво-косо. Он любил уроки природоведения, особенно когда им давали задания принести природные материалы для поделок: веточки, шишки, птичьи пёрышки, семена растений, из которых они на уроках труда мастерили фигурки людей, животных и сказочных персонажей.

А самым любимым предметом в первом классе у него было рисование. Настолько любимым, что он упросил меня записать его в художественную школу при Доме пионеров и это несмотря на то, что музыкальную он уже посещал.

Учитель пения Туманова Людмила Георгиевна, зная, что у Игоря идеальный музыкальный слух, предложила нам, чтобы он ходил к ней отдельно и бесплатно на индивидуальные занятия в дополнение к программе музыкальной школы. Мы его записали на занятия к ней учиться игре на фортепьяно более основательно. Ему нравилось играть на пианино, но он не любил сольфеджио (музыкальную грамоту). Правда исправно делал домашние задания и безропотно три раза в неделю ходил с бабушкой на дополнительные занятия. К этому времени ему дедушка передал в дар старинный инструмент, который принадлежал ещё нашей прабабушке, и сын с удовольствием играл на нём пьесы, но играть «гаммы» для него было пыткой, их он играл только тогда, когда я стояла над душой. Как только я отлучалась, он сразу начинал импровизировать и легко подбирать всякие детские мелодии и известные песенки.

Преподаватели музыки отмечали у него большой талант и настойчиво рекомендовали, чтобы Игорь музыкой занимался как можно серьёзнее, а в будущем, желательно, посвятил бы ей всю свою жизнь.

А началась его любовь к музыке, как мне кажется, с одного забавного случая. В 1967 или 1968 году, сейчас уже не помню, в парке «Сокольники» открылась американская выставка. Почти все москвичи ринулись тогда посмотреть, что представили американцы. В один из выходных дней (это было лето) я, Аркадий Павлович тоже пошли на эту выставку и взяли с собой Игоря. Постояли в очереди, чтобы на неё попасть, посмотрели, познакомились тогда впервые с «Пепси-Колой», сравнили его с нашим напитком «Байкал».

Возвращаясь обратно домой, и проходя мимо киоска, где продавались разные сувениры, мы остановились что-то посмотреть, и вдруг Игорь увидел настоящую балалайку и стал её просить. Ну, во-первых, она дорого стоила, а во-вторых, мы не могли понять, зачем она ему нужна. И вот тут-то он устроил такую истерику, что, как теперь говорят, мало не покажется. Видимо это была первая и последняя его истерика: все выплеснул сразу и на всю жизнь. Киоск был закрыт, купить мы ничего не могли, но успокоился он только, когда плача, заснул на руках у папы. После этого ему купили детскую заводную мандолину, и он стал для нас устраивать концерты: когда его просили, он садился на свой стульчик и начинал играть настолько самозабвенно, что остановить его было невозможно. Он, действительно, очень любил на ней играть.

Муж хотел, чтобы Игорь владел каким-нибудь музыкальном инструментом, потому что в молодости он и сам играл на барабанах в джазовом оркестре, созданном по месту его работы, тогда он работал инженером на Томилинском электровакуумном заводе.

Помимо увлечения музыкой, Игорь собирал своих одноклассников, и они лазили по косогору — крутому склону Мухиной горы, где искали клады, собирали красивые стекляшки, камушки, разные железячки. Иногда ребята находили старинные монеты и ржавую старинную утварь. Видимо, любовь к поискам передалась ему от его школьного друга Коли Игумнова, родители которого были геологами и работали в Алжире, в пустыне Сахара, много путешествовали и рассказывали ребятам о своих находках и открытиях. Вот мальчишки и играли то в геологов, то в археологов около дома. Это был второй, третий классы. У них была удивительная мальчишеская, я бы сказала, сказочная дружба: Коля Игумнов, Саша Басов, Андрей Звеков, Саша Ваганов, ну и Игорь Алексеев. Жизнь в таком районе, как Плющиха, где в основном жили дети работников умственного труда, учёных и дипломатов, сильно повлияла на сына, и когда мы переехали на новую квартиру, то учёба в школе давалась ему очень легко.

Продолжу… В 1976 году мы переехали в Бирюлёво, новый район, новая школа, новые друзья. Быстро ли Игорь адаптировался к сложившимся обстоятельствам —

не знаю. Уезжала я на работу рано, приходила поздно, поэтому он занимался самообразованием. Обрадовался он переезду только по одному поводу, что не надо больше учить сольфеджио. Вскоре он забросил игру на пианино, окончив пять классов музыкальной школы, но увлёкся игрой на гитаре. Он упросил меня купить гитару, стёр пальцы в кровь от струн, но через месяц уже начал давать первые домашние концерты со своим другом Иваном Ламочкиным, которого позже он обучил игре на гитаре, но только более основательно. На первых концертах всегда солировал Игорь. Ваня аккомпанировал, а Аркадий Павлович подыгрывал им щёточками на ударных: барабан, тарелка и чарльстон. Позже мы Игорю покупали разные гитары. Своей увлечённой игрой на инструменте он привлёк своих одноклассников Леонида Чертова и Дмитрия Воронова, которыми был создан ВИА «Бирюлёво», позже «ИДЛ», позже переименованный в «Рубль на дороге», а потом и в «Ноев Ковчег». Ребята сами писали и музыку, и стихи. В основном музыку сочинял Игорь, поскольку он был единственным кто владел немного музыкальной грамотой и хорошо играл на пианино. Они часто собирались у нас дома и репетировали. Муж, видя такое дело, передал ансамблю свои ударные инструменты.

В нашем доме жил Ваня Ламочкин, Игорь с ним подружился, когда мы переехали. У Ваниной мамы была подруга — тётя Люба, солистка театра оперетты в г. Киеве, известная артистка и ребята ездили к ней погостить в Киев, жили у неё в квартире, много общались, побывали на всех опереттах с её участием. Это время Игорь, можно сказать, провёл в театральной богеме, а, ведь, это и романсы, и стихи, и песни, и театральные номера. Познакомившись с настоящей артисткой, уже в Москве, Игорь и Ваня создали дома свой домашний, но кукольный театр. Игорь писал сценарии и переделывал известные произведения классики для постановки дома, расписывая все по ролям.

Я покупала игрушки, которые надевались на руки и начинался кукольный театр. Часто ребята делали кукол и сами. Игорь рисовал билеты, давал их родителям, и мы занимали места в комнате там, как было написано в билете. Народу собиралось немало. Чаще всего ребята устраивали театральные представление к Новому году. Также они изучали цирковое искусство и освоили фокусы, делая для нас иллюзионистские программы.

В восьмом классе Игорь занимался большим теннисом, ходил в спортивную секцию в Лужниках и даже получил разряд по этому виду спорта.

Позже, женившись, он внедрил и в своей семье театральные вечера. Его жена Оксана была профессиональным музыкантом и всячески поддерживала его творческие новации, участвуя во многих его мероприятиях.

Помимо прочего, в школе он увлекался астрономией, любил физику и математику. В пятом классе он нарисовал карту звёздного неба с натуры, а в шестом доделал её, но теперь уже с указанием названий планет и звёзд. Мы ему купили подзорную трубу: на лоджии они с папой обустроили домашнюю обсерваторию и вечерами наблюдали за звёздами. Игорь относился к делу серьёзно — вёл дневники, делал зарисовки, рисовал схемы, читал специальную литературу. Мы выписывали много журналов и газет для всей семьи, отдельно бабушке, дедушке, мне, мужу и сыну. Ему «Вокруг света», «Юный натуралист», «Юный художник», «Технику молодёжи», «Наука и жизнь», а остальное он добирал у друзей. С первого класса он читал «Пионерскую правду» и всегда очень её ждал.

У нас было заведено поощрять увлечения Игоря, чем бы он не занимался. Иногда придумывал необычные и весьма оригинальные занятия — создавал музеи, организовывал путешествия, играл в преподавателей, снимал фильмы, строил сказочные города из песка около дома с картами и подземными ходами, много рисовал, мастерил, клеил, лепил и даже готовил блюда. Надо сказать, что любая фантазия Игоря обретала всегда какие-то нереальные масштабы. Тем самым он привлекал в свои игры многих одноклассников и всегда доводил дело до конца. Играл он много, но как-то серьёзно, без шуток.

С детского садика мы часто покупали ему карандаши, краски, пластилин, конструкторы, а когда это стало уже серьёзным увлечением, и он стал ходить в художественную школу, купили масляные краски, этюдник, мольберт. Когда его привлекла фотография, то мы подарили ему фотоаппарат. Чуть раньше, начиная с третьего класса, ему давал снимать своим фотоаппаратом папа, он же учил его проявлять плёнки и печатать фотографии, а в 7-м классе дедушка отдал ему свой старенький «ФЭД».

Любовь к литературе у него проявилась рано. В детстве Игорь очень любил, когда ему читали книжки. У нас в семье были специальные читательские вечера, когда дедушка собирал детей со всего дома за столом и читал им книги, а они слушали. По воскресным дням читал Аркадий Павлович. Ещё Игорь, когда был совсем маленьким, любил смотреть диафильмы, которые в большинстве знал наизусть. Был у него любимый диафильм «Слонёнок, который хотел летать», потом по памяти он восстанавливал из него картинки, рисуя их на бумаге. Иногда к нам приходили гости, и Игорь озвучивал диафильмы. Ему было два с половиной года, тогда читать он ещё не умел, но знал все тексты, написанные под картинками дословно, и выразительно комментировал просмотр. А у гостей складывалось впечатление, что он безукоризненно читает. Были диафильмы, которые он боялся смотреть, — это «Снежная королева». Как только должен был появиться кадр с «разбойницей», он тут же сползал со стульчика и говорил: «Ну, я пошёл». И уходил из комнаты в коридор, ожидая за дверью, когда поменяется кадр и его позовут обратно.

Стихи, точнее что-то похожее, он начал сочинять ещё до школы, где-то лет с трёх. Но поосознаннее это началось немного позже и с одного момента. Однажды мы шли с ним по Смоленской улице. Около шашлычной я его всегда просила читать вывески, чтобы он запоминал буквы и вот, прочитав однажды трудное слово и выяснив, что оно означает, он неожиданно прочитал мне стих, я его записала: «Вы шашлы́ки, вы шашлы́ки, вы шашлы́ки будь здоров, вы шашлы́ки сделаны из коров, вас-то все-то покупают, вас-то все-то разбирают. Вы шашлы́ки, будь здоров и привет вам от коров». Вот это его первый «шедевр», а затем следующий: «Чайка над морем лихо летает, ох, как смеётся мальчик Ваня». Ему тогда было года три с небольшим.

Это самые дорогие для нас с мужем его стихи и по сей день: видимо потому, что первые. Потом он сочинял много стишков и песенок. Они были интереснее, ярче, но не такие, как эти, трёхлетние. В седьмом классе он написал большую поэму о дедушке и бабушке и несколько исторических рассказов о временах монголо-татарского ига и захвата Европой Китая.

В восьмом у Игоря началось серьёзное увлечение философией, он целыми днями читал Гегеля и Канта, конспектировал, позже увлёкся историей, психологией, стал ходить на лекции в МГУ. Все эти увлечения сильно повлияли на мировоззрение сына и определили его карьеру в будущем. Правда первый вуз он выбрал всё же технический — МЭИС.

Друзей у него всегда было очень много. В детстве ему хотелось их иметь как можно больше. Он заводил их в большом количестве везде, где только ни был: в детсаде, школе, лёжа в больнице, учась в институте и просто на улице. Определить настоящий друг или случайный он не пытался, и поэтому всех принимал одинаково хорошо, с душой нараспашку, и все обязательно бывали у нас дома. Он всех видел сквозь розовые очки. Его легко было обмануть, войдя к нему в доверие. Но не потому, что он был простофиля, а скорее он уже тогда отличался не совсем детским великодушием и терпением. Иногда я даже не могла понять, кто такие эти люди, которые постоянно присутствовали с ночёвками у нас дома. Их было много, десятки, а то и больше. Разные. В основном мальчишки, девочек было только две, его одноклассницы — Катя Беатус и Света Рурукина. Позже, когда он учился в институте, то много было хиппи — хороших ребят, но весьма странного вида. Правда, я очень спокойно относилась к любым чудаковатым гостям, понимая, что почти все они были творческими людьми. Мы вместе с Аркадием Павловичем принимали знакомых сына радушно, с полным доверием и вниманием, хотя иногда они Игоря серьёзно подводили. А как ещё найти друга? Только из общения, а жизнь уже сама определит, кто друг, а кто случайность. Я рада, что с ним остались только настоящие друзья. И я их всех знаю, ценю и уважаю. Его друзья стали и моими, со многими у меня сложились свои интересы, не касающиеся дел моего сына.

Учился Игорь в школе хорошо, отличником не был, но твёрдым «хорошистом». Все десять лет у него было только примерное поведение. Он постоянно участвовал в районных математических, исторических олимпиадах и надо сказать, что показывал неплохие результаты. Я никогда не гналась за тем, чтобы сделать его отличником. Учился он легко, т.к. у него была на редкость хорошая память. Он помнил всё и в очень больших количествах. Он много коллекционировал и систематизировал свои коллекции. Память его развивалась. Например, он серьёзно собирал марки и знал историю многих из них. Был членом Всесоюзного филателистического общества. Ходил на их слёты. Серьёзно занимался аквариумистикой, был членом ВОА и имел больше десятка аквариумов. Даже когда женился, то вся их с Оксаной комната была в аквариумах — красивая, как подводное царство — стеллажи с подводными мирами. Он хорошо знал и латинские названия водорослей и рыб. Разводил сложные виды рыб и растений.

Учась в 8-м классе, он увлёкся одноклассницей. Я узнала об этом из рассказов родителей его одноклассников, но из этого увлечения романа не получилось. Он был очень стеснительным мальчиком. О его увлечении знала вся школа, даже на собрании мне сказали, что он ухудшил успеваемость из-за любви к Лене Зилинской. Их классный руководитель, Наталья Сергеевна, учительница физики, пытаясь образумить любимого ученика, наставила ему двоек в журнал, но потом созналась и извинилась. А вот девочка выбрала другого: знаю кто он, но имя здесь указывать не стану, это его школьный друг.

Аккуратность и любовь к порядку, конечно, ему прививались, впрочем он и сам это ценил. Аркадий Павлович был организован и аккуратен в быту, все-таки человек военный. Дедушка всегда говорил Игорю: «Взял какую-нибудь вещь, положи на то место, откуда взял». Игорь был разумным и аккуратным мальчиком и юношей.

Вот, часто говорят, что талант — это дар Божий. В какой-то степени — это так, все мы рождаемся с каким-то даром. Ребёнку самому не понять, талантлив он или нет, ему что-то нравится больше, что-то меньше. Если родители заметили его увлечённость, они обязаны помочь ему развивать это. По мере роста ребёнок сам выбирает, что ему нужно.

Наверно, многообразные увлечения Игоря, которые мы поощряли и сделали его таким многогранным, что вызывает сейчас искреннее восхищение со стороны друзей нашей семьи и знакомых, и только мать, т.е. я одна знаю, чего это стоило ему, да и чего это стоит по сей день. Иногда он трудится по двенадцать часов в сутки без сна и отдыха. Он не даёт себе и дня на передышку, сделав из своей жизни сплошную работу, а иначе нельзя, ничего не получится. «Времени не хватит даже на малое, — говорит он. — Что такое человеческая жизнь… Это ничто, если ничего не делаешь и это безбрежный океан, если творишь».

Через меня прошли тысячи его произведений — картин, песен, мелодий, фильмов, фотографий, а теперь ещё и книг. Иногда приходит мысль, что был бы он как все — обычным, вот и хорошо было бы, а потом вдруг, осенит другая: «Глупая, ведь это такое счастье иметь сына, который принадлежит не только тебе, но и другим — знакомым и незнакомым. Принадлежит через свои стихи, картины, музыку, песни и многое другое. Сколько писем приходит в наш дом со всей страны, из-за рубежа с благодарностями к нему, ко мне. Сколько интереснейших людей и каких только профессий не побывало у нас за эти годы. Художники, врачи, политики, учёные, священники и спортсмены, путешественники; юристы и повара, музыканты и учителя, бизнесмены и военные люди. Ещё приятно осознавать, что сын стал тем, кем он есть самостоятельно, он не пошёл ни по моей юридической линии, ни по военной отца и деда, а стал свободным творческим человеком, поэтому его многогранность радость и для меня.

Он самостоятельно пришёл к Богу. Я его не крестила, когда он родился из-за того, что я и дедушка были партийные, занимаемая мною должность не позволяла этого делать, а бабушка всё время просила его окрестить. Хотя сама я была крещёная, и крестили меня, когда я пошла в 1-й класс. Тогда мама скрывала это от отца. В школе об этом никто не знал, это тоже скрывалось. Первоначальные знания о Боге Игорю дала наша соседка Клавдия Львовна Меньшенина. Удивительная женщина, она была крайне набожной, жила одна, и Игорь очень любил похаживать к ней в гости. Забирался на её диванчик, и она рассказывала ему о Боге. Когда был маленьким, он это не понимал, но, видимо, сказанное проникло в него глубоко, поэтому он крестился сам. О его намерении я узнала дня за два: он просто поинтересовался, крещён ли он, и выяснив, что нет сам пошёл в храм. Я была этому рада. Этот обдуманный шаг со стороны сына, помог и мне в дальнейшем понять и принять православие не формально.

С уважением,Людмила Георгиевна Алексеева.Март. 2011 г.

Терентий убеждён, что у каждого в жизни всегда есть человек, связь с которым открывает в нас подлинные, не страстные чувства — это мама. Травник боготворит свою маму. Любовь к ней научила его многому и скрывать это он не собирается. Благодаря маме, Терентий нашёл свой эталон любви. Любить для него — это совсем несложно: оберегать, успокаивать, помогать, советовать, вести сквозь тернии к звёздам и дарить радость — всё, как и маме, а то и больше, и лучше. «Мамы давно, как нет со мной, но она научила меня любить — любить человека, людей, женщину так, как это было бы и для неё. Это мой самый лучший урок в жизни, и я готов его повторять и повторять…».