Сторожевой волк

Кирилл Максимов, 2014

Отставной прапорщик Богдан Князев работает грузчиком на овощной базе – никакой другой работы бывшему военному найти не удалось. Однажды он заступается за бесправного гастарбайтера, и хозяин базы – Сулейман – жестоко наказывает «русского шакала». Богдана избивают на протяжении нескольких дней и собираются забить до смерти… Но на овощной базе вдруг объявляется бывший командир прапорщика – капитан Бакланов. Он спасает Князева и предлагает ему непыльную высокооплачиваемую работу – охранником в приличной фирме. Потрясенный событиями последних дней Богдан, не раздумывая, соглашается. Через пару дней прапорщик вдруг вспомнит, что неожиданное появление капитана на базе странное и даже подозрительное. Но будет уже поздно…

Глава 5

Князева вытащили из его железной тюрьмы ранним утром. Руки, ноги закоченели так, что даже после того, как с него сняли веревки, Богдан не мог стоять.

— Поумнел за ночь? — спросил Сулейман.

Бывший прапорщик хотел послать его куда подальше, но из простуженного горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.

— Не слышу, но вижу, что поумнел, — удовлетворенно проговорил Сулейман.

Кровь понемногу растекалась по телу. Наконец Богдан сумел сесть и осмотреться. Он находился на огороженном высоким забором участке, посреди которого торчал вкопанный в землю столб с крюком на высоте чуть выше человеческого роста. Снег большими хлопьями сыпал с хмурого неба. Под самым забором топтались бесправные грузчики-гастарбайтеры и пяток бомжей — переборщиков гнилья. Перед ними прохаживались те самые вчерашние охранники, которым Богдан неплохо ввалил.

— Смотри, не сдох, — хохотнул любитель пострелять из травматика.

— Живучий, — подтвердил его товарищ.

— Уроды, — прохрипел Князев.

— Ты на себя посмотри, — прозвучало в ответ.

Богдан все еще был слаб, его покачивало, кружилась голова. Он нагнулся, зачерпнул пригоршней снег и растер им лицо. После чего ему показалось, что дневной свет стал ярче.

— Время не ждет, — напомнил Сулейман. — Начинайте.

Охранники схватили Князева, подтащили к столбу, сорвали с него телогрейку, стащили свитер, содрали рубашку и высоко, к самому крюку, привязали руки. Сулейман потрогал разбитую губу, по-верблюжьи выпятив ее, и с отвращением произнес:

— Вот, ты и за них заступался, — показал он на гастарбайтеров и бомжей. — Смелый очень. Правды искал. И нашел свою правду. Она, знаешь, в чем?

— Знаю, — прохрипел Князев.

— Не знаешь ты еще. Правда в том, что ее нет на этом свете.

Богдан еще не понимал, к чему клонит Сулейман.

— Пошел ты! — проговорил он непослушным языком и, собравшись с силами, плюнул в сторону надсмотрщика, но плевок не долетел, упал в снег.

— Сейчас ты поймешь, что твоей справедливости, твоей правды нет и не бывает, — ухмыльнулся Сулейман и махнул рукой охранникам.

Неулыбчивый громила шагнул к грузчикам, сбросил с плеча сложенную в две стопки толстую разлохмаченную веревку, вложил ее в руки пожилого кавказца.

— Будешь жалеть, самого к столбу привяжем, — пообещал он.

— Я не буду его бить, — неуверенно проговорил грузчик.

— Будешь. Я так сказал, — подтолкнул его в спину охранник.

Пожилой кавказец нерешительно шагнул к Князеву и прошептал:

— Извини. Но я должен. Иначе…

— Что ты там шепчешь? — гаркнул охранник. — Бей!

Грузчик несильно взмахнул рукой, веревка опустилась на голую спину Богдана.

— Сильней! — прозвучал приказ Сулеймана.

— Бей, я все понимаю, — одними губами проговорил Богдан.

На этот раз веревка опустилась сильнее. Князев почувствовал, как саднит содранная со спины кожа. Охранники подгоняли грузчиков, каждый должен был принять участие в экзекуции. Свистела веревка, крупными хлопьями капала на снег кровь. Через какое-то время Богдан уже не ощущал боли. Ему стало все равно, что с ним произойдет дальше. Гастарбайтеры уже прошли по второму кругу.

— Хватит, — внезапно скомандовал Сулейман. — Так будет с каждым, кто посмеет поднять на меня руку. Теперь за работу.

Охранники погнали грузчиков и бомжей к выходу. Обессиленный Князев буквально висел на руках, ноги сами собой подгибались. Сулейман подошел, взял его за подбородок и заглянул в лицо.

— Это еще не все, — пообещал он.

Надсмотрщик говорил что-то еще, но Богдан его уже не слышал. Он с трудом держал веки открытыми. Затем все поплыло перед глазами, и он потерял сознание.

— Что с ним делать? — спросил охранник.

— Пусть еще повисит, пока не очухается, — небрежно бросил Сулейман. — А там, на ваше усмотрение.

Охранник поднял рубашку Князева со снега, вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу.

— Смотри, направление в военный госпиталь, просроченное…

Сколько времени провисел на столбе, Богдан не знал. Он очнулся резко, от боли, ему показалось, что в спину ему всадили раскаленный прут. Первое, что он увидел, это свежий снег под ногами, сквозь который проступали кровавые пятна. Богдан вскинул голову. Неподалеку от него стояли двое охранников и спорили. Они еще не заметили, что их пленник пришел в себя, а потому были предельно откровенны.

–…мужик свое получил, — говорил рослый громила, ковыряя носком ботинка разлохмаченную веревку. — К тому же он десантура — наколку у него на плече видел? А десантуру я уважаю. Нас двоих завалил, такое уметь надо. За это и получил свое. Этих абреков мы на его примере воспитали. Вот и все. Отвязать его надо, и пусть идет на все четыре стороны.

— Отпустить? Так просто? — прищурился напарник. — После того что он с нами сделал на глазах у всех? Теперь же они нас в грош не будут ставить.

— И что предлагаешь?

— Из шланга его водой облить. Через час-другой на ветру льдом покроется, сдохнет.

— С телом что делать? Ты подумал?

— В лес завезем и выбросим. Менты никого искать не станут. Тут замерзших бомжей десятками подбирают.

— Тебе это надо? Лишнюю работу себе ищешь?

— А если он потом нас сдаст? — задал резонный вопрос любитель расправы. — «Жмурик»-то надежно молчать будет.

— Не нравится мне твой план, я бы его отпустил.

— Сулейман не для того нам сказал «на ваше усмотрение», чтобы мы его отпускали.

— Для чего тогда?

— Он нас проверяет. Дадим слабину или нет? Ему жалостливые на базе сто лет не нужны. Ты работу потерять хочешь?

Князев попытался встать на ноги и застонал.

— Очухался, — недовольно проговорил охранник.

Его напарник стоял, задумавшись. Еще неизвестно, чья позиция в споре взяла бы верх, — отпустили бы Князева восвояси или обледеневшего вывезли за город. Но судьба распорядилась по-своему.

Заскрипела калитка в металлических воротах. Богдан с трудом разлепил набухшие веки. На огороженный участок зашли Сулейман, еще один кавказец, на руках которого сияли золотом и камнями массивные безвкусные золотые перстни. Чуть в стороне от них держался мужчина славянской внешности в куртке, подбитой мехом.

— Вот он, — елейным голосом проговорил Сулейман. — Потрепали его немного. Так заслужил.

Мужчина, пришедший с кавказцами, показался Князеву знакомым, но с точностью он не мог этого сказать. Все расплывалось перед глазами, набрякшие веки постоянно смыкались.

— Отвяжите его, быстрее, — попросил мужчина и, подойдя к Князеву, позвал: — Богдан…

— Кто… — хотел спросить Князев, но не договорил.

Охранники приподняли его, стали обрезать веревки. От боли он застонал. Свет снова померк, и он провалился в темноту.

Кавказец с перстнями на руках строго посмотрел на надсмотрщика и произнес приятным баритоном:

— Какого хрена ты его так уделал?

— Я ж говорил, заслужил. Если б я знал, что он вас заинтересует, — покачал головой Сулейман.

— Это он? — спросил у мужчины в куртке обладатель перстней.

— Он самый. Это точно. Сколько ты за него хочешь? — Вопрос был обращен к Сулейману.

Надсмотрщик замялся, боясь продешевить. Соплеменник внимательно глянул на него и погрозил пальцем с надетым на него сверкающим перстнем, мол, не заламывай слишком много.

— Ну, если считать по ущербу, который он мне нанес… — начал Сулейман.

Мужчина в меховой куртке резко сунул руку в карман, вытащил пухлое портмоне, помахал им перед носом у надсмотрщика, после чего запустил внутрь пальцы и стал вытаскивать по одной новенькие стодолларовые купюры. Сулейман жадно принялся их хватать, собирая в веер.

— Сто, двести, триста… — приговаривал мужчина в меховой куртке.

–…четыреста, пятьсот… — повторял за ним Сулейман, согласно кивая.

Когда счет дошел до тысячи, мужчина в куртке остановился. Сулейман вопросительно поглядел на него, мол, а где же продолжение?

Продолжение и последовало, но не такое, на которое рассчитывал торговец живым товаром. Мужчина вырвал из веера одну купюру.

— Девятьсот, — произнес он, пряча сто долларов в портмоне.

Обладатель золотых перстней иронично усмехнулся, глядя на Сулеймана, мол, я же тебя предупреждал — не жадничать.

— Хорошо, тысяча, — сказал надсмотрщик, протягивая руку.

— Тысяча уже была, ты на нее не согласился. Теперь девятьсот, — пухлое портмоне исчезло во внутреннем кармане меховой куртки.

— Ладно, — с плохо скрываемой обидой произнес Сулейман. — Девятьсот, так девятьсот. По рукам. Зачем он вам понадобился?

— А вот это не твое дело. Несите его в машину.

Полуживого Князева подхватили охранники и уже бережно, как положено поступать с новоприобретенной вещью стоимостью под тысячу долларов, понесли за ворота к машине и уложили на заднее сиденье. «Благодетель» сбросил меховую куртку, прикрыл ею Князева, после чего стал рыться в автомобильной аптечке.

В сильных пальцах хрустнула завернутая в бинт ампула, тут же густо запахло нашатырным спиртом. Князев втянул носом воздух, вздрогнул и попытался открыть заплывшие глаза. Он мало что различал сквозь узкие щелочки, хоть и силился.

— Лежи, лежи… самое плохое для тебя окончилось. Не знаю уж, сам Бог или черт меня тебе послал, Богдан, — услышал он спокойный голос.

— Куда мы едем? — пробормотал Князев заплетающимся языком.

— Ни о чем не беспокойся. Все уже в порядке. Домой едем.

Богдан почувствовал, как его губ касается что-то металлическое, и сообразил, что это горлышко фляжки, сразу запахло коньяком.

— Глотни, полегчает. Согреешься.

Он послушался совета, глотнул, спиртное теплой волной покатилось по телу. Избитому, замерзшему Богдану стало хорошо и спокойно. Кто-то побеспокоился о нем, теперь можно было не думать о ближайшем будущем, и он просто отрубился.