Кладовщик

Константин Иванович Кизявка (2024)

Неудавшийся писатель и журналист Алексей Финогенов пытается выжить в меняющемся мире. Закрывается газета, в которой он работал, и единственный вариант, предоставляемый судьбой — работа кладовщика.

10. Асфальт Лао Цзы

Николай взял свой именитый скальпель и разрезал стретч на первой палете.

— А откуда такой ножик? — не выдержал я.

— О! — удивился Николай, — ты в курсах, шо это не скальпель, значитца, а дегустационный нож? Откедова информация?

Я смутился, как раз был уверен, что это скальпель или бритва, но виду не подал, просто пожал плечами:

— Догадался.

— Молодца. Вот смотри, плёнку сдираем и вот, в пакет, всё туда складуем. Потом за клеёнкой приедут, будут у нас, стал быть, покупать. Она дорогая. И картон, он подешевле, но тоже сдаём. Поэтому того, сразу складуем, значитца, чтоб не захламлять.

Он снял с верха палеты картонный коробок и ловко вскрыл его ножом. Внутри ровными рядами стояли пластиковые флаконы со средством для мытья посуды. Николай взял первый флакон, поднёс сканер к штрихкоду, пикнул и поставил в корзинку на колёсиках. Глянул на экран монитора.

— Вот, видишь, появилась строчка в одинэсе, значитца, можно прям тут двадцать поставить, ну средств, стал быть, двадцать в коробке, они ж одинаковые, а можно каждый пропикать.

Он пикнул каждый, дорезал опустевшую коробку, сложил её и засунул в большую картонную упаковку. Снял и вскрыл следующую коробку. В ней лежали переложенные пупыркой сковородки. Протянул сканер мне:

— Попробуй.

В этом занятии, в отличие от водительства рохли, трудностей я не заметил. Лихо просканировал все сковородки, сразу же укладывая их в тележку.

— Ты не спеши, — притормозил меня Коля. — Вот скока сковородок ты отпикал?

Я пересчитал:

— Двенадцать.

— Так. А скока прописалось в документе?

Я глянул:

— Девять.

— Вот. Ты поглядывай на экран.

— А как так? — возмутился я. — Я же двенадцать раз пикнул.

— Компьютер, Лёха, он того, железный он, значитца, нет-нет, протормаживает. Не успевает за тобой.

Через пару часов этой вроде бы лёгкой работы, когда мы опустошили третью из девяти палет, страшно заныла спина, будто её посекли канцелярским ножиком, а потом на самое дно ран насыпали соли. Непривычные движения заставили напрячься такие мышцы, которые в обычной жизни просто кайфовали без нагрузки. Шевельнулась мысль поискать работу попроще.

— Что, — заметил Николай, — спинка бо-бо?

— Ага, прям вообще.

— Это у тебя, паря, неделю будет всё болеть. Потом привыкнешь, значитца. Надо перетерпеть. Сходи, поддоны на улицу вынеси, воздухом подыши, потом продолжим.

К шести часам оставались четыре неразгруженные палеты. Они возвышались над складским пространством как минимум Казбеками и пиками Коммунизма. Лично я видел в них Эвересты.

— Доделаем завтра, — сказал Николай, и эти слова прозвучали, как божественная музыка.

Я прислушался к себе. Казалось, болит всё, каждая мышца, каждая косточка. Ещё один такой день и я труп.

— А ты бодрячком! — кладовщик похлопал меня по плечу. — Выдержал, значитца, значитца можно тебе тайны поважнее доверить. Ну иди, отдыхай. Поспи сёдня хорошо. И поешь. Завтра встретимся, стал быть.

Дорога домой растрясла и расслабила. Через порог квартиры я переступил слегка ожившим, в холодильнике нашёл позавчерашний борщ, разогрел на плите. Кухню охватил капустный аромат. Налил борща в чашку, кинул сметанки, отрезал хлеба и от души поужинал, после чего свалился на диван с «Воспитанием чувств», но насладиться не успел. Звонок в дверь заставил попрощаться с Флобером и выйти в коридор.

— Привет, — сказал Артём. — Вот решил узнать, как новая работа.

Он приподнял пакет с символом «Пятёрочки».

— Тут пироженки. Чаю попьём?

Я отступил, пропуская друга в квартиру.

— Можно и чаю, в смысле, кофе.

Пока чайник закипал, сели на кухне за стол, высыпали заварные пирожные на тарелку и разговорились. Я поделился трудностями жизни простых кладовщиков.

— Вот! — победно поднял указательный палец Артём. — Я предлагал у меня поработать. Никаких палет! Развинтил системный блок, свинтил системный блок. Красота! Не слушаешь старых друзей! Тянет тебя на эксперименты, а организм — он тебе не перпетуум-мобиле, ресурс ограничен.

— Да ладно, переживу как-нибудь. Тебе какой чай?

— Зелёный.

— Понял, а я кофе.

Я наполнил чашки, и мы приступили к поглощению пирожных.

— Ну так что? — не успокаивался Артём. — Бросай своё чёрное дело и ко мне.

— Может, ты прав… Но кладовщик сказал сегодня, что откроет какие-то страшные секреты за преданность делу и хорошее поведение.

— А ты точно в магазине работаешь?

— Не уверен. У этого колхозника ручка паркер.

— У какого колхозника?

— У сэнсея моего, шифу, мэтра, наставника, мастера производственного обучения, сансанима, тичера, маэстро, профессора, доцента, криминального авторитета Коли.

— Коли?

— Коли.

— Овчарка?

— Нет, в прямом смысле Коли. Николай. Отчество никто не знает. Это вообще человек-загадка. Шокает и гэкает, как житель крайних поселений Моря Облаков, но постоянно призывает к медитации в неевропейском смысле этого слова.

— Что, прям так и говорит, всем медитировать?!

— Нет. Говорит расслабиться, значитца. Отключить мозг, стал быть. Да, обязательно «значитца» и «стал быть».

— Ой, да обычный мужик, таких знаешь сколько вокруг? Все! Это только ты романтизируешь. Я говорил, не надо жить нарративами, не надо выстраивать виртуальные миры. Будь проще. Откройся миру. Живи в моменте.

— Ага, — усмехнулся я, — в потоке.

— А и в потоке, что тут такого?

— Ты бы, Тёма, послушай старого умного человека, этих ютуб-гуру поменьше смотрел. И с Омаром Хайямом из статусов в ВК завязывай, и с Лао Цзы тамошним тоже.

— А что? Дельный Лао Цзы. Я как раз вчера читал у него: «Никогда не бойся падать, ниже асфальта не упадёшь».

— Лао Цзы?

— Лао Цзы.

— Круто. Чаю ещё налить?

— Я уже. Может, в криббедж?

— Можно.