Кладовщик

Константин Иванович Кизявка (2024)

Неудавшийся писатель и журналист Алексей Финогенов пытается выжить в меняющемся мире. Закрывается газета, в которой он работал, и единственный вариант, предоставляемый судьбой — работа кладовщика.

9. Про рохлю

На следующий день я пришел без двадцати девять. Все уже были на месте. Ко вчерашним девочкам добавился среднего роста худощавый мужчина лет тридцати-сорока, сразу напомнивший мне слегка постаревшего Шурика из «Кавказской пленницы».

— Вова! — протянул он руку, сияя весёлыми чёртиками глаз за коричневой роговой оправой очков.

— Алексей, — ответил я рукопожатием. — Лёша.

— Кладовщиком? Вместо Коли?

— Ага, двухнедельный тренинг. Вникаю в суть.

— Эт правильно. Как обстановка, нравится?

— Пока отлично.

Галины не было. На середину площадки у входа между ресепшеном и кассами вышла администратор Наталья и сказала:

— Начинаем планёрку. Все на месте?

— Все! — сказал охранник Сергей в синей форменной рубашке и чёрных брюках. — Можно начинать!

Я осмотрелся. Возле касс стояли знакомые мне Ксюша, Катя, Татьяна, кассир — кажется, Наташа, — охранник Сергей, Володя. Шесть. Я седьмой, ну и замечтавшийся рядом Николай восьмой. Наталья, проводящая планёрку, девятая. Такая вот смена. Девять человек. Рыжей Вики не было. Наверное, отдыхает.

— Все помним, что сегодня у нас вторник? — Наталья поправила очки и придвинулась к бойкой Кате. — Катя Заяц будет у нас продавцом. Ксюша покупателем. Пойдёмте в кухонную посуду. Допустим, Катя пришла за разделочной доской.

Николай первым двинул в сторону полок с деревянными и пластиковыми досками. За ним потянулись остальные. Все остановились чуть в стороне, уступая место у досок назначенным актёрам.

— Чем могу помочь? — отчеканила Катя.

— Понимаете, тут такое дело, — начала Ксюша, — мне нужна доска. Не та, что в школе, на уроках по физике, а для разделки овощей всяких, мяса.

— У нас очень большой выбор разделочных досок. Вам нужна деревянная или пластиковая? Если из дерева, то цельная из дорогих пород или подойдёт что-то демократичное по цене?

— Хочу пластиковую. У меня страсть к твёрдому пластику, это от папы, он работал на заводе, где делали детские ведёрки и совочки.

— Понимаю. Вот, обратите внимание, прекрасная разделочная доска из твёрдого пластика от турецкого производителя.

Я посмотрел на слушателей, похоже, одному мне резануло «пластиковая доска». Будь здесь девчонки из редакции «Вечёрки», мы бы повеселились.

— Турецкая? — переспросила Ксюша. — А чего-то отечественного не будет? Я покупаю только отечественное.

— Я сразу поняла, по запаху. Что это у вас такое невыносимо прекрасное? Дайте, дайте вдохнуть. О, точно, духи «Красная Москва»! Боже мой!

— Ты чо, коза! — засмеялась Ксюша. — Попуталась?

— Девочки! — вмешалась Наталья. — Посерьёзнее.

— Вот, — показала Катя на синюю доску. — То, что вам нужно. Сделано в Урюпинске.

— Заверните три! — согласилась Ксюша и посмотрела на Наталью. — Мы всё.

— Ну девочки, — накуксилась администратор, — а дополнительные продажи, а прощание с покупателем?

— Точно! — вспомнила Катя. — Вам для такой доски нож нужен хороший. Вот видите, какой у нас ассортимент. И тёрочку удобную для морковки. Да, не забудьте, что за таким прекрасным пластиком нужен уход. Вон в том отделе есть прекрасные средства для мытья и отличные тряпочки из нежной микрофибры. Кстати, вам стол не нужен, на хорошем столе разделочная доска особенно хороша! Нет? Ну тогда до свидания, приходите к нам ещё, ждём с нетерпением.

— Ну, в принципе, если отбросить кривляние, неплохо, — согласилась Наталья. — Серёжа, открой двери, там, кажется, уборщица пришла. Хорошего всем дня, за работу!

— Куришь? — спросил у меня Николай, когда мы уединились на складе.

— А надо?

— Не. Сёдня не надо. Через полчаса машина. Хто курит, тот по-своему ждёт. Не куришь — молодец. Помрёшь с чистыми лёгкими, значитца.

Он сел за стол, придвинул тетрадку и начал в ней что-то писать. Потом глянул на меня:

— Слышь, Лёха, ты того, к Наталье сходи, уточни там, во скока точно товар приедет. Шоб мы того, были готовы. Ферштейн? Понял, значитца, по-немецки?

— Ферштейн, — с готовностью отозвался я и не спеша двинул через немаленький торговый зал к ресепшену.

Под брезентовым навесом беседовали Ксюха и Катерина, заметили меня, на секунду замолчали, потом продолжили разговор.

Наталья что-то печатала на ноутбуке с той стороны ресепшена.

— Наташа, — сказал я, — там Николай, не помню его отчества, интересуется точным временем прибытия груза.

— Коля? — переспросила Наташа. — Передайте ему, что груз уже отбыл из пункта «А».

— Хорошо, передам.

— Как вам у нас работается, Алексей Иванович?

Я растерялся. В вопросе был интерес, такое не подделаешь, такое я за время работы в техникуме уже забывать начал.

— Нормально. Мне нравится. Понятно всё, вот что главное. Нет, знаете, этих всяких подводных камней, денежных течений всяких секретных.

— Понимаю. А можно мне вас на ты называть, так удобнее было бы?

— И мне, — согласился я. — Намного удобнее на ты.

— Вот хорошо. У меня к вам, ой, к тебе завтра просьба будет. Нет, ничего страшного или сложного. Ну это завтра.

— Хорошо. Я как пионер. Всегда готов.

Николая за столом уже не было. Куда-то вышел. Я посмотрел на тетрадку. Обычная, школьная, девяностошестилистовая. Рядом показавшийся мне вчера подозрительным нож, точнее, скальпель. Я заметил на нём тёмную надпись, подошёл поближе. Wiberg. Надпись была и на шариковой ручке. Я наклонился. На белом ободке возле пишущего кончика чернело: PARKER. А кладовщик, оказывается, у нас любитель иностранного. Не зря всё время что-то по-немецки задвигает.

Я на всякий случай шагнул от стола. Ещё подумает, что я суюсь куда не надо. Интересно, он сам понимает, что набор инструментов, мягко говоря, если отбросить приставку «ино-», странный. И паркер — это же не самая дешёвая ручка? Понятно, что у тех же «Бруно Висконти» есть ручки подороже, но такой паркер стоит… Интересно, сколько стоит такой паркер?

— Об чём задумался?

Я вздрогнул. Когда он подкрался? Наверное, в туалете был, я эту линию как раз не просматривал.

— Об жизни, — сказал я ему в резонанс, — стою вот, думаю о человечестве, о том, что, быть может, прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно.

— Как говорится, такие дела, — согласился кладовщик.

Он сказал это с неестественным нажимом на слово «дела», как будто интонационно подмигнул мне, ожидая какого-то определённого ответа и не переставая дурацки улыбаться.

Я подумал, что пытаюсь найти смысл там, где его нет. Виновата ручка. Часто так по жизни. Обращаешь внимание на какую-то деталь, словцо какое-то и выстраиваешь из нахлынувших аллюзий-иллюзий солидную такую пирамиду. А потом кирзовый сапог реальности всю эту конструкцию из дешёвого песка — вхлам. Трудно человекам книг, невыносимо начитанным человекам! Всякий литератор разумеет вредность драматических деталей, вынимающих читателя из сюжета. Любое «шелохнулась ветка», если это, конечно, не притаившийся злодей, — дурная потеря саспенса, мгновенное угасание жажды «что дальше?». Не всякий вернётся к книге после прогулки в пламенеющие эмпиреи абстрактных умозаключений. И вот мы, перечитавшие человеки, уже твёрдо знаем, что нас балуют только правильными плюшками, и в каждом скрежете, каждом непонятном взгляде прохожего, в каждой оговорке автора видим намёк на нечто грандиозное. Хуже всего, когда это срабатывает в жизни. Ну, паркер. И что? А может, это вообще не его ручка или стырил из контейнера, когда писать нечем было.

— Ты про машину того, спросил?

— Угу.

— Чо говорит?

— Выехала. Из пункта «А».

— А когда будет?

— Не сказала.

— Ясно. Тоды лады. Открывай ворота.

— Как?

— Вон, сбоку, видишь, цепочка.

— Ага.

— Тяни одну, ворота и откроются.

Я потянул цепь, ворота дёрнулись, но остались на месте.

–Ты ж стопор сыми, вон, внизу защёлка такая. Ага. Да. Теперь давай!

Железная гармошка стала складываться и подниматься вверх. Я остановился, когда проход высотой в два моих роста обнажился полностью.

Мы вышли на улицу. Солнце уже поднялось над двухэтажками и начинало припекать.

— Хорошо, что ты не куришь, — сказал Николай, у него явный пункт по поводу курения. — Можно просто вот так вот эта, постоять, на траву посмотреть.

— Смотреть, как растёт трава, — процитировал я БГ.

Он прищурился, хмыкнул и кивнул.

— Ага. В точечку.

Минут через пять созерцания батайской природы с шоссе к нам зарулила грузовая машина.

— Дима приехал! — сказал кладовщик.

Из машины вышел молодой светловолосый парень и добродушно пожал нам руки.

— Галя тут? — спросил он.

— Наталья сегодня, — ответил я.

— Пойду поздороваюсь, — он распахнул задние створки дверей кузова и направился в торговый зал.

Машина была плотно забита замотанными в стретч палетами.

— Вот смотри, — Николай подвёл меня к мощной оранжевой рохле и повернул ключ.

Загорелась зелёная лампочка.

— Это электрическая рохля, стал быть. Двигаешь вручную, а подымать-опускать тут рычаг. Видишь.

— Вижу.

Первую палету он снял сам, опустил посреди склада, поддел обычной рохлей и довёз до упора по коридору между стеллажами.

— Запомнил?

Я пожал плечами.

— Попробуй.

Я даже заволновался, со стороны все эти манипуляции выглядели непросто. Если у кладовщика рохля двигалась чётко, у меня сразу не заладилось. Раз пять я пытался подкатить рохлю к борту машины, но каждый раз отъезжал назад. Поставить «лыжи» перпендикулярно палете, да ещё и попасть ими между ножек, оказалось невероятно сложно.

— Ты нацелься сразу на поддон, прям лыжами туда, куда надо, — предложил кладовщик.

— Не получится, — не согласился я, — тут же нужен большой радиус, рохля же большая.

— Это же не «жигуль» тебе, тут задние колёса тебе любой радиус выпишут. Ты, паря, попробуй, значитца, мозг-то отключи.

Я попробовал. И получилось. Николай помогал, доруливал, придерживал, летал в кузове с маленькой рохлей, выставляя на край новые и новые палеты. И к концу разгрузки у меня уже что-то получалось.

— Вот видишь, — сказал Коля, когда мы сгрузили последний поддон. — Мастерство растёт, а ежели ещё на скрипке научишься играть!

Про скрипку я не понял, да, какая-то мысль мелькнула в моём усталом сознании, мелькнула вроде бы важная, но, как это бывает с важными мыслями, тут же пропала бесследно.

— Спасибо, Коля, — сказал я. — Научил.

— На здоровье, — хмыкнул кладовщик. — Закрывай ворота.

Обедали с Николаем и Володей. Я купил в соседнем продуктовом пакет томатного сока и булку мягкого белого хлеба. Володя принёс из дома картофельное пюре с курочкой гриль, а Николай хлебал из стеклянной банки похожий на густую оранжевую краску супец.

Оказалось, Вова десять лет отработал продавцом в спортивных супермаркетах. Коля рассказывал о себе неохотно, и единственное, что удалось узнать из его оговорок, что бороду он отпустил за последний год и она ему уже порядком надоела.

— Ща, как, значитца, доедим, — заявил Коля, облизав ложку, — будем товар принимать. Но не спеши, Лёха, не спеши. Час у нас положено на отдых. Минут двадцать того-этого, ну, расслабимся, посидим.

— Понял, кого ты мне напоминаешь, — сказал я.

— Кого? — заинтересовался Коля.

— Банкэя. Был такой монах. Ты как он, всё время агитируешь расслабиться и отключить мозг.

— Не, — не согласился Николай, — где я и где банкеи. Я до денег не охочий. Не моё это, деньгами ворочать. По мне, лучше рохлей.