Любовь и секс в порностудии

Кристина Лав (2024)

Алекс устраивается на порно студию, чтобы быстро заработать денег. Его подселяют к одной из порно-актрис, которая уже три года работает в этой студии. Оба они участвуют в разных извращенных сценах, но со временем понимают, что им хочется чистой и нежной любви. Между ними возникает искреннее чувство, но обстоятельства складываются так, что они должны продолжать работать и участвовать в сексуальных сценах с другими партнерами. Все становится сложнее, когда Алекса выкупает богатая пожилая особа, чтобы сделать из него сексуального раба, а Настя вынуждена выкупить своего любимого….

Изнасилование на камеру

После двух-трех месяцев «работы» почти никто не может кончить больше раза в день. А вот такие, как сейчас, с Алексом, «казусы» случаются, только если между фигурантами — так редко, но бывает в этом циничном мирке — возникают настоящие чувства.

–…Это надо на камеру делать. За это — бонус, — сквозь смех, объяснила помреж.

— А что раньше не сказали? — с досадой буркнул Алекс.

— Ну, кто же знал, что ты — такой дикий? Что, ни разу не снимался?

После получасового перерыва в «студии» появился Алексей Матвеевич. Любопытных выставили за дверь. Зато появилось новое лицо — рослая смуглокожая женщина, первую половину дня снимавшаяся на другой «площадке». На ее теле был пристегнут прочный ремень. На ремне был огромный искусственный член, прикрепленный таким образом, чтобы давить на клитор.

— Кларка, только осторожней! Если он будет неработоспособен, я вычту из твоей зарплаты. Слышишь?

Кларка равнодушно кивнула. Размер у ее искусственного члена — соседка по квартире не обманывала! — действительно был пугающий. И, когда помреж принесла и протянула Алексу металлические наручники, тот струсил:

— А это еще зачем? Я это…. Не надо!

— Что значит «не надо»? Ты здесь ломаться собираешься? — жестко сказал Алексей Матвеевич. — У нас здесь няньки не положены. «Нет» — так «нет». Заплатишь неустойку по контракту — 10 тысяч, 3 тысячи — ночлег, и — до свидания! Здесь тебе не бордель и не гостиница, чтобы потрахаться, переночевать и свалить. И договор тебя не силой заставляли подписать. Двадцать секунд тебе на размышления!

Краска бросилась Алексу в лицо. Но отступать было некуда, и он протянул руки под металлические кольца.

Справедливости ради надо признать, что Кларка над ним не слишком измывалась. Сценарий никакой не сочиняли. Сюжет этого действа существует уже, наверно, много сотен лет. Алекса пристегнули наручниками к огромной деревянной балке. Стоять было удобно, если не принимать во внимание страха, который неприятной мелкой дрожью тряс колени парня.

— Отлично! Очень хорошо! — профессиональным взглядом оценив мизансцену, беззлобно радовался режиссер. — Кларка, заходи спереди, приподними его подбородок и с угрозой говори: «Что, доигрался, сука?» А ты, — режиссер обернулся к одному из операторов, — Возьмешь в этот момент крупно его глаза.

— Не надо «доигрался», как ты будешь потом это на английский и немецкий переводить? Давай лучше «боишься меня?» — внес корректировку Алексей Матвеевич.

Все вели себя без суеты и деловито, и это успокаивало Алекса. В конце концов, он сам час назад ровно тоже самое проделал с тремя незнакомыми девчонками. Никто ж из них трагедию не делал?! Все наигранно орали, или просили пощады, или, наоборот, извивались от страсти, а через какое-то время — невозмутимо курили вместе с Алексом, режиссером и операторами.

Значит, здесь это нормально. «Деньги, в конце концов, «ни за что» не платят. Придется поработать», — убеждал себя Алекс.

Правда, все эти рассуждения, потеряли убедительность, когда Кларка, заглянув ему в глаза, плотоядно ухмыльнулась.

Алексу эта особа сразу не понравилась. Словно охотник смотрит на свою добычу. Неужели, она будет его трахать сейчас в задний проход?

“Черт, этого не может быть! Я же нормальный, я не хочу, чтобы какая-то баба вставляла в меня искусственный член, да еще и такого размера!”

Но делать было нечего. Парню ничего не оставалось делать, как двигаться по инерции.

Подчиняясь словам режиссера, Алекс принялся просить у него пощады. Кларка зашла со спины и…. Ощущения оказались неигрушечными. Сначала Алекс, закусив губу, старался не издать ни звука. И даже пытался слушать режиссера, чтобы не пропустить его указаний. Но после того как Кларка умелым и решительным движением отправила в тартарары невинность Алекса, терпеть оказалось невозможно.

Адская боль разорвала его анус. Казалось, что парень никогда не испытывал ничего подобного.

— Что вы — охренели все? Отпустите меня! — заорал Алекс, пытаясь вывернуться и лягнуть насильницу ногой. — Пустите, сволочи! Убью, урою! Гады!

Но мускулистые руки мулатки впились железной хваткой в его бедра и ритмично насаживали его на, как казалось Алексу, раскаленный стержень. И три оператора с камерами суетились вокруг, стараясь уловить все самые злачные моменты. Из глаз Алекса градом лились слезы.

— Я в суд подам! Ублюдки! Маньячка, отвали от меня! Хватит!!! Отпусти-и-и! — он выл, рычал и бился, сам добавляя к своим мукам боль от выламываемых наручниками запястий.

Наконец насильница оттолкнула от себя свою жертву и постучала искусственным членом по вздрагивающей спине.

— Отпустите! — пригибая колени и, полностью теряя лицо, заплакал Алекс.

Камеры работали еще минуту. Потом к нему подошла помреж, вытерла полотенцем глаза, потом — задницу. И Алексей Матвеевич сунул ему под нос подписанный им лист договора.

— Алекс, прежде чем тебя расстегнут, хочу обратить твое внимание: ты сам сегодня подписал: что ознакомлен с определением садомазохистских сцен, добровольно соглашаешься на участие и отказываешься от каких-либо претензий. Так что возьми себя в руки! Ты — подписался, ты — выполнил условия контракта. Теперь мы выполняем свою половину, — он достал две пятитысячных бумажки и положил их на уголок низкого стола, на который были свалены микрофоны. — Вот твоя зарплата за сегодня. Всё, все свободны, отдыхаем. Эпизод — отличный. Отстегни его, Мариша, что ты там возишься?!

Всё было рассчитано точно. Подобные сцены не раз и не два разыгрывались в этих стенах. И проблемы были никому не нужны. Поэтому съемочная группа отыгрывала окончание эпизода. Операторы медленно сматывали провода. Кларка — одевалась. Мариша с режиссером закурили. Алекс забрал свою одежду, взял со столика деньги. Ему хотелось забиться куда-нибудь в угол и разрыдаться. Но оператор спокойным тоном попросил:

— Алекс, подай микрофон, пожалуйста.

И Кларка подошла:

— У тебя зажигалка есть? Моя закончилась.

Алекс кивнул, подал микрофон, достал из кармана брюк зажигалку и одевался, ожидая, пока его недавняя насильница не спеша закуривает.

— На пьянку поедешь с нами в субботу? — спросила Кларка, отдавая зажигалку.

— Нет, — буркнул Алекс и, убирая в карман джинсов деньги, превозмогая боль, пошел к выходу.

Когда соседка пришла в квартиру, Алекс лежал лицом к стене, кусая губы, чтобы не заплакать.

— Ты — как? Живой? — без приторных сочувствий, как о незначительном, спросила Настя.

Алекс промолчал.

— Я ж говорил, чтобы ты не признавался, что в первый раз…. Сам не послушал, идиот!

— Иди нахрен!

— Да ладно, не злись. Я-то причем? Пожрать купить на твою долю?

Алекс накрыл голову подушкой.

— Ну, как знаешь, — ответила Настя, прошла на кухню, в коридор и через пару минут щелкнула замком входной двери.

Алекс никогда не был слюнтяем. В армии ему случалось по четыре часа стоять в карауле на жуткой жаре. В ночных патрулях он участвовал в перехвате наркоконтрабанды. И четыре раза после ночных перестрелок хоронил своих товарищей.

Закаленный службой, даже «малярку», этот филиал седьмого круга ада, он счёл приемлемым местом работы. А здесь уж, на студии, было и вовсе не пыльно!

Ну да — сегодня было больно. Да — обидно. И сейчас его щеки горели стыдом за слабость и слезы: никто ж кроме него не психовал, не плакал! Пожалуй, если бы не деньги, которые Алексей Матвеевич выдал ему «по итогам дня», Алекс собрал бы вещи и ушел, куда глаза глядят, хоть на вокзал. Но две хрустящие красные бумажки, лежащие сейчас в кармане его джинсов, меняли ситуацию.

Может быть, перетерпеть? Поработать месяц-другой, накопить деньжат? В конце концов, здесь есть крыша над головой, чуднЫе, но не агрессивные отношения. И — золотая река, текущая широкими волнами прямо в его карман! А «первый раз» — он на то и есть «первый раз». Вон, бабам — каждой приходится проходить через подобное испытание. И ничего — никто не помер, все живут и потом радуются жизни! Алекс вытер влажные глаза, не без труда поднялся и заковылял в прихожую: жрать все-таки хотелось.