Происшествие в городе Т

Лев Брусилов (2024)

На губернатора Татаяра совершено покушение в его собственной карете. Орудие преступления вызывает у полиции лишь улыбку, ведь это — обычная серебряная ложка, и нападавший просто душевнобольной. Но вскоре начальник сыскной полиции барон фон Шпинне начинает понимать, что губернатору грозит серьезная опасность.

Глава 8

Разговор фон Шпинне с губернатором

Дым от вонючих испанских пахитосок, которые курил губернатор, уже заполнил все пространство огромного кабинета. Сидящий напротив графа полковник фон Шпинне хотя и не высказывал явного недовольства, все же был недоволен, и это читалось в его колких темно-зеленых глазах.

Однако губернатор продолжал вынимать из сигарного ящика все новые и новые пахитоски. Ему было наплевать, как относится к этому начальник сыскной, потому что перед графом на письменном столе в самом центре грязного измятого платка лежала с виду безобидная, но если присмотреться, такая опасная ложка мастера Усова. Граф смотрел на нее, не отводя остекленевших глаз, и уже в который раз перечитывал надпись на ручке: «Уступи место, самозванец!»

— Фома Фомич! — обратился он к начальнику сыскной. — Ну, вот ответьте мне, разве я самозванец? Я назначен высочайшим указом. Государь собственноручно повязал мне ленту, вы слышите, собственноручно! У меня два Станислава, Анна первой степени и Владимир первой степени! И кому, кому я должен уступить место? Кто он, мой таинственный восприемник?

— Иван Аркадьевич, успокойтесь, — раздался тихий с поскрипыванием голос фон Шпинне. — Вы битый час только и говорите, что об этой ложке. Нельзя так. Я уже, право, жалею, что принес ее вам.

— Полковник! — Губернатор резким движением погасил пахитоску. — А о чем мне говорить, о чем? Вы разве до сих пор не поняли, что меня хотели убить? Не вас, — он ткнул пальцем в сторону начальника сыскной, — а меня! И эта ложка — лишнее тому доказательство. Я ведь не дурак, я понимаю, что это она должна была находиться в руке бросившегося на меня злодея. И если бы это было так, мы бы с вами сейчас не разговаривали… Он жалеет, что принес ее мне! Да это ваша первейшая обязанность — предупреждать меня об опасности!

— Но ведь она не оказалась у него в руке, — Фон Шпинне слегка улыбнулся. Эта улыбка разозлила губернатора. — В этом деле много странного.

— Много странного! — воскликнул граф. — А вот мне так не кажется. В этом деле нет ничего странного, за исключением того, что во вверенном мне государем городе некто пытается меня убить. Вы, полковник, должны были, черт возьми, не с этой ложкой ко мне прийти, а притащить за шиворот тех мерзавцев, которые это все задумали и теперь пытаются осуществить. Я так понимаю, попытки меня убить будут продолжаться. Вы представляете заголовки в газетах, не в наших губернских, это было бы полбеды, а в столичных: «Губернатор Татаяра убит ложкой!» Убит ложкой! У них, мерзавцев, на меня патронов, что ли, не хватило?

— Вы, ваше превосходительство, как будто обижены, что напавший на вас не применил при этом револьвер?

— Да! То есть нет, — губернатор резко замолчал и сощуренными от едкого дыма глазами пристально посмотрел на фон Шпинне. — Полковник, вы что — социалист?

— Нет.

— А мне показалось, что да. Судя по вашему тону, неприятненький, знаете ли, тон, вы больше сочувствуете государственному преступнику, чем мне.

— Помилуйте, Иван Аркадьевич, разве я могу?

— Можете, можете! Сидите, небось, и думаете: «Совсем старик умом тронулся». — Граф погрозил фон Шпинне пальцем. — Меня не обманешь, я воробей стреляный и знаю получше вашего, что думают мои подчиненные. И еще я знаю, как в этом деле разобраться…

— Ну, в таком случае я вам не нужен. — Начальник сыскной встал. — Разрешите идти?

— Да сядьте вы! «Разрешите идти?» — передразнил губернатор фон Шпинне и снова потянулся к сигарному ящику. Открыл крышку, но, перехватив взгляд начальника сыскной, захлопнул. — Да, вы правы, поэтому и прошу вас разобраться. У меня, если честно, только и надежда, что на вас.

— А как же охранное отделение, жандармерия?

— Фома Фомич, с вами совершенно невозможно разговаривать. Если такое случится и мне понадобятся дураки, я и без вашей подсказки знаю, где их искать. Вы как нельзя лучше подходите для этого дела. И еще… мне бы хотелось, чтобы это дело было расследовано, как бы это сказать, — губернатор задумался, подбирая слова, — полуофициально…

— Полуофициально?

— Да.

— Хорошо, — кивнул фон Шпинне. — Но прежде, с вашего позволения, я открою окно!

— Ах, да-да, я совсем вас закоптил. Пристрастие, знаете ли, особенно когда нервничаю. Вот вы не подвержены этой колумбовой пагубе, и хорошо.

Отворив окно, Фома Фомич снова уселся в кресло и сказал:

— Мне нужно две недели.

— И за две недели вы разберетесь? — с нотками недоверия в голосе спросил губернатор.

— Боюсь, что нет. Даже скорее всего, что нет, но какие-то выводы сделаю. В любом случае через две недели мы будем знать больше, чем мы знаем сейчас.

— Скажите, полковник, вы полностью уверены в том, что Приволов здесь ни при чем? — спросил как бы между прочим граф.

— В нашем деле полностью уверенным в чем-нибудь или в ком-нибудь быть нельзя, но факты говорят, что он человек скорее случайный. Тем не менее мы будем за ним приглядывать…

— Вот-вот, — закивал губернатор, — приглядывать, нужно приглядывать.

— Не беспокойтесь, ваше превосходительство, мы с казначея глаз не спустим, — заверил губернатора фон Шпинне. — Но вы на нас надейтесь, а сами тоже остерегайтесь.

— Ну что же, через две недели я жду вас здесь, и жду с хорошими новостями. И еще, Фома Фомич, вы как хотите, но ложку эту заберите, я на нее смотреть не могу.

Когда фон Шпинне, спрятав ложку в портфель и простившись с губернатором, уже стоял в дверях, тот остановил его:

— Полковник, не могу взять в толк, как все-таки эта ложка оказалась у вас, ведь, насколько мне припоминается, вы говорили, что Приволов утопил ее?

— Я разве не сказал? Мы подменили ее перед тем, как подбросить казначею.

— Умно!

* * *

Приняв у графского дворецкого шляпу, полковник мельком взглянул на свое отражение в большом зеркале и вышел в сверкающий солнечный день. Постоял на пороге губернаторского особняка, сделал глубокий вдох, со свистом выдохнул, как бы стараясь освободиться от скопившегося внутри дыма графских пахитосок, и кликнул извозчика. Однако садиться в пролетку не стал, только что-то сказал кучеру. Тот понимающе кивнул и, хлестанув лошадь, умчался. Сам же начальник сыскной не спеша пошел вдоль по улице Изрядной, щурясь на яркое солнце и улыбаясь красивым женщинам. «Ну вот, — весело думал полковник, — а в Министерстве внутренних дел убеждали, что город Татаяр самое тихое в империи место, где служба — одно большое удовольствие. Обманули!»