Теория поцелуя

Лена Сокол, 2019

У Лены большая проблема: если она не закроет долги по учебе, родители не отпустят ее в Лондон. В голову девушки приходит гениальная мысль: а что, если охмурить отличника Исаева? С его помощью она легко сможет сдать сессию! Но и Женя Исаев не так прост, как кажется: у щуплого очкарика, давно влюбленного в Лену, имеется своя теория. Заключается она в том, что даже один поцелуй может запустить химическую реакцию необратимой влюбленности. И парень твердо намерен использовать свой единственный шанс, чтобы доказать ее.

3

Женя

— Ну как? — нетерпеливо спросил Антон, едва мы отошли от автобуса.

— Что «как»? — рассердился я, вытирая вспотевшие ладони о джинсы. Надел рюкзак и ускорил ход.

— Как вы провели время? — не унимался друг. — Поговорили?

— Почти.

— Здорово ты придумал — повалить ее на себя!

— Да тихо ты! — попросил я, останавливаясь. Проводил взглядом Лену и ее подруг, а затем повернулся к Антохе: — Ничего я не придумывал, оно само вышло, нечаянно.

— А я думал, это часть твоего гениального плана.

— Что именно? Свалить ее с ног, уронить на пол и чуть не порвать ей ухо?

— Ну… — Антоха почесал затылок. — Зато ты ее пощупал.

Вздохнув, я отвернулся и припустил в сторону заправки.

— Так пощупал или нет? — Антон догнал меня.

— У меня такого и в мыслях не было!

— А как же твоя теория тактильной привязанности?

Я сердито свел брови над переносицей:

— Моя теория не имеет ничего общего с тем, что произошло в автобусе! Если лапать девушку без ее желания, то она к тебе точно не привяжется. Данный прием работает только на следующей стадии отношений.

— Которой именно, — усмехнулся Майкин, — той, что идет после «она меня не замечает», но до «она даже не знает моего имени»?

— Как смешно!

— Очень. — Он нахмурился. — Я клоню к тому, что ты еще ничего не сделал, чтобы перейти от одной стадии к другой.

— Ты знаешь, что это не так.

— И что ты делаешь, чтобы завоевать ее? — спросил Антоха, обогнав меня, и преградил путь.

— Многое! — честно ответил я.

— Только она об этом не знает!

— Ну и что. — Я вошел в здание.

Майкин просочился следом:

— Я веду к тому, что тебе давно пора менять тактику.

— И как именно? — разозлился я.

Мы прошли мимо полок с продуктами и направились к двери с надписью «WC».

— Пора переходить к решительным действиям!

— Ладно, понял, — прорычал я, — купи воды, если не идешь в туалет.

Все, что угодно, чтобы отвязаться от рыжего голоса совести.

— Заяви о себе, чувак! — послышалось в спину. — Будь смелее!

— Угу.

Я толкнул дверь и вошел в помещение уборной. Больше всего мне хотелось подставить голову под холодную воду. Включил кран и поморщился: вяло потекла жидкость коричневато-ржавого оттенка. Умываться расхотелось моментально.

Я взглянул в зеркало. Мои щеки все еще пылали. Да уж, зачем Лене такой неуверенный в себе недорыцарь, которого от близости к ней буквально парализует, а потом по очереди бросает то в холодный пот, то в горячий?

— Дай зажигалку, — раздался чей-то голос где-то поблизости.

Раздался щелчок, и запахло сигаретным дымом. Я не верил своим глазам: над одной из кабинок поднимался серый дым.

— Эй, — сказал я негромко, — мы, вообще-то, на заправке.

Наклонился и заметил три пары ног. Все в кроссовках размера не меньше сорок пятого. Ясно — наши спортсмены. Стоило ли с ними связываться?

— И что? — раздался голос.

Нарушители пожарной безопасности дружно заржали.

— А то, что здесь, а также на прилегающей территории, строго запрещено курить, — сглотнув, проговорил я.

— Можешь подтереться своим «запрещено»!

Дверца кабинки открылась, и показался Кошкин. За его спиной маячили его друзья — Скачков и Пряжкин.

— Или что? — Харитон прищурился и подошел ближе. — Пойдешь и настучишь?

Он выдохнул дым мне прямо в лицо.

— Нет, — ответил я, сжимая кулаки, — но вы сами должны рассудить здраво и затушить сигареты. — Я поправил очки и добавил: — Немедленно…

От их громкого смеха у меня заложило уши.

— Иди лучше делай свои дела, девственник! — указал на соседние кабинки Кошкин. — Пока я не затушил сигарету о твой лоб.

Решив, что мой кулак не слишком весомый аргумент в споре сразу с тремя качками, я шумно выдохнул, отвернулся и направился в одну из кабинок.

— «Немедленно»! — пародируя мою интонацию, произнес Харитон.

И все трое покатились от хохота.

Я закрылся, повесил рюкзак на крючок и прислонился к дверце. Дебилы. И где их таких тупых штампуют? На том же заводе, где делают всем известные резиновые изделия?

— Лоховоз! — донеслось снаружи.

Зашумела вода. Я решил поторопиться: пассивное курение, сами знаете, приносит еще больший вред, а перспективы того, что заправка вот-вот может взлететь на воздух, и вовсе сводили мои шансы прожить долгую и здоровую жизнь к нулю.

— Да-да, пусть пешкодрапает! — заржал кто-то.

Я закрыл глаза, вдыхая и выдыхая. Нужно скорее опорожнить мочевой пузырь и уйти отсюда.

«Что ты делаешь, чтобы ее завоевать?» — прозвенел в голове вопрос друга. Да, Антоха был прав. Все, что я делал, так и осталось для Лены незамеченным.

Сдал на права, чтобы прокатить ее. Несколько раз брал у отца машину, кружил возле университета, но так и не осмелился предложить Лене подвезти ее до дома.

Наказал Левицкого. Провернул для этого целую многоходовку: организовал тайный клуб отмщения, прославившийся позже на весь факультет. Скрыв свои лица, мы подобрались ночью к этому гаду, поймали его и привязали к столбу возле главного учебного корпуса. Каждый проходящий мог видеть прикрепленную к его груди табличку с надписью «трепло»^[3].

А еще я записался на бокс. Чтобы быть достойным Лены, чтобы суметь защитить ее при необходимости. Правда, в первый же день вывихнул запястье. Но это ерунда. А на втором занятии мне разбили нос! Кровищи было — мама не горюй.

Но ведь я хоть что-то делал! И делал только ради Лены…

Жаль, что она об этом не знает.

Иначе… А что иначе? Что бы изменилось? Разве ей нужен такой, как я?

— Малахольный! — словно подсказал кто-то, смеясь за дверью.

Вот именно. Все видели меня именно таким.

Я подхватил свой рюкзак, дернул шпингалет, толкнул дверь…

Не понял! Я навалился на дверь всем телом. Заперто! Толкнул еще раз. Ничего не получилось. Прислушался: шаги и смех удалялись к выходу и вскоре совсем стихли.

— Эй! — Я надавил на дверь плечом. — Эй, кто-нибудь!

Но заполненное сигаретным дымом помещение отозвалось лишь громким эхом.

— Меня закрыли. На помощь! — прокричал я, бросаясь на дверь.

Толкал, пинал, дергал, давил. Но та не поддавалась, всякий раз встречая какое-то сопротивление снаружи.

— Эй, помогите! — проорал я, ощущая панику и собственную ничтожность. — Э-э-эй!

Сквозь приоткрытую форточку в помещение донесся шум шин по асфальту. Кажется, автобус уже отъезжал.

— Кто-нибу-у-удь!

— Жека, это ты? Ты где? — раздался вдруг голос Антохи.

— Здесь! — Я принялся барабанить ладонями в дверное полотно. — Здесь!

— Ясно. Тебя закрыли. Подперли дверь шваброй. Сейчас!

Послышалось копошение, и через пару секунд дверь открылась. Вырвавшись на волю, я сразу метнулся к умывальнику, включил воду и сполоснул руки.

— Это кошак плешивый! Мышелов драный! Харитон Какашкин, мать его!

— Неудивительно, — отозвался Майкин, — они всегда так веселятся.

— Что ты хочешь от идиота, который курит прямо на заправке?

— Точно.

— Ладно, бежим! — Я метнулся к двери. — Там уже все собрались, наверное.

— Да без нас не уедут, — отмахнулся Антоха, — не переживай.

И он вразвалочку направился следом за мной.

Каково же было наше изумление, когда мы обнаружили на стоянке возле заправки лишь сизую пыль и облако выхлопных газов, оставленные растворяющимся вдалеке автобусом!

— Стой! Стой! — Майкин махал руками, выбежав на дорогу.

— Догоним? — предложил я, прикидывая, с какой скоростью нужно бежать, чтобы нагнать транспортное средство.

— Не-е-ет, — поморщился Антоха, отчаянно мотая головой, — я не побегу!

Он терпеть не мог физкультуру и все, что с ней было связано.

— Тогда… — растерялся я, — даже не знаю…

— Нам нужна попутка! — сообразил друг. Повернулся и взмахнул руками: — О! Вот. Стой! Стой!

Он побежал и, вытянув руки в стороны, преградил путь какой-то старой развалюхе. Раздался визг шин, а затем крик:

— Куда прешь, окаянный?!

За рулем старенькой «пятерки» сидела бабуська. Она и орала на Антоху, опустив стекло и высунувшись почти наполовину.

— Сталина на вас нет!

— Бабуля, не шумите. — Майкин обошел автомобиль и склонился к окну. — Войдите в положение! Возьмите нас на борт. Нам вон за тем автобусом надо…

— Ишь, какой! А ну отойди! Грабельки-то свои от моей машины убери!

— Подвезите нас с другом, мы вам заплатим.

— Не могу. У меня рассада!

— Да мы ее на колени поставим. Ну пожалуйста!

— Едрить твою налево! — Бабка выглянула из-за руля и недоверчиво просканировала меня взглядом. Мало ли, наркоман какой. Вдруг обдеру ее рассаду да выкурю. — Ладно, давай, шевели помидорами! Залезайте!

Мы бросились к автомобилю, открыли дверцы, подхватили ящики с рассадой и плюхнулись с ними на сиденья.

— Поехали! — скомандовал Антоха, выглядывая из-за помидорной рассады.

— Погодь! — Бабка поправила толстенные очки.

— Да нам бы побыстрее. Во-о-он за тем автобусом. Его уже не видно, но он, короче, там.

— Погодь! — Бабуся закрыла окно, включила первую передачу и вцепилась в руль: — А тепереча поехали!

Машина дернулась, заворчала, а затем неуклюже сорвалась с места. Двигатель протяжно завыл: «Уа-а-а-а».

— Вот спасибо, — пробормотал я. — А то нас тут забыли, позарез надо автобус догнать.

Набрав приличную скорость, автомобиль высоко подскочил на кочке. Бам! И моя голова проверила потолок на прочность.

— Ой, осторожнее! — испуганно вякнул Антон.

— Ты только рассаду крепче держи! — крикнула бабка.

— Мне вообще-то жизнь дорога…

— А мне мои помидоры. Не зубать!

Мы переглянулись — возможно, в последний раз в жизни. Машина неслась по дороге, виляя и собирая все ямы. Даже пьяница двигался бы ровнее, чем этот адов катафалк, набитый ящиками с землей.

— Бабка, наверное, под мухой, — с выпученными от страха глазами прошептал Майкин.

— Да я бы к ней в жизнь не сел, — ответил я. — Это все ты! Она, может, слепая или глухая…

— Сам ты глухой! — возразила бабулька.

— Ой, простите! — Антон втянул голову в плечи.

— Будешь трындычать, как швейная машинка, прямо на ходу тебя высажу!

— Молчу! — обиделся Майкин.

Густой помидорный запах заполнил машину, нечем было дышать. У меня в носу чесалось, в горле щекотало. Да еще и сзади кто-то настойчиво жужжал мне в затылок.

Я смачно чихнул.

— Будь здоров! — сказал Антоха.

— Не чихай на мою рассаду! — прикрикнула бабка.

— Вот! Вот он! — заорал я, заметив автобус.

— Ага! — С мастерством Шумахера и энтузиазмом сотрудников СОБРа бабка пустилась в погоню.

Через полминуты лихим приемчиком прямиком из «Токийского дрифта» старушка развернула свою колымагу и преградила путь автобусу. Под дикий визг тормозов мы с Майкиным уткнулись носами в зелень рассады.

— Спасибо!

— Спасибо. Что мы вам должны?

— По гроб жизни должны будете, — серьезно сказала бабка, а затем рассмеялась. Ну вылитая Баба-яга!

Оставив деньги на сиденье, мы еще раз поблагодарили ее, затем выбрались и побежали к автобусу. Мне казалось, что я весь провонял сигаретным дымом и помидорной рассадой. Водитель с недовольным видом открыл нам дверь, а дежурный преподаватель и студенты встретили нас смехом и удивленными возгласами.

— О! Кто тут у нас? Беги, Форрест, беги! Ха-ха-ха!

Не обращая внимания на смешки, мы прошли в середину салона. Антон занял свое место, а я двинулся к своему. Еще издалека заметил, что оно было занято.

— Здесь я сижу! — решительно сказал я, подойдя к нужному креслу.

Угадайте, кто вальяжно развалился на сиденье рядом с Леной? Правильно — Харитошкин. И мне было что ему сказать. И по поводу курения на заправке, и по поводу его тупых проделок.

— Ты что-то сказал? — усмехнулся он, неохотно поднимая на меня взгляд.

— Да, — кивнул я и посмотрел на Лену. Девушка выпрямилась и внимательно посмотрела на меня. Мне предоставлялся отличный шанс сделать так, чтобы она наконец меня заметила. — Я сказал, что ты сел на мое место.

Глаза Харитона округлились. Кто-то за моей спиной негромко хохотнул. Вряд ли кто-то ожидал подобной дерзости от тихого отличника.

— Ты что-то сказал, очконавт? — переспросил Кошкин, надуваясь для пущей важности.

Я сглотнул. Нужно было стоять до конца.

— Я… — Набрав в легкие побольше воздуха, я медленно выдохнул. Что-то прожужжало над ухом. Я нервно дернул плечом. — Я сказал, что это… — Что-то пушистое щекотно коснулось шеи, затем руки. Снова послышалось назойливое жужжание. Я еще раз дернулся, потом отмахнулся рукой, а затем вдруг почувствовал резкий укол выше локтя. — Ай!

— Осторожно, это пчела! — воскликнула Лена, приподнимаясь. Но было уже поздно.

— Говори-говори, — улыбнулся Харитон.

— Что это… мое… — начал я, но вдруг понял, что со мной происходит что-то не то.

Почувствовал резкую слабость, затем головокружение. К голове прилил острый жар, дышать стало трудно.

— Место… — прошептал я, чувствуя, как опухает во рту мой язык.

Сохранять равновесие становилось все труднее. Я покачнулся.

— Говори, придурок!

— Да что ты к нему пристал? — Ленин голос слышался как сквозь вату. — Видишь, плохо человеку? Эй, парень. Гляди, как побледнел…

Что-то резко притянуло меня к полу.

Примечания

3

Черная метка — имеются в виду события, происходившие в книге Лены Сокол «Разрешите влюбиться».