Маленький красный дом

Лив Андерссон (2022)

В 1997 году дочь Евы Фостер, Келси, убегает в Нью-Мексико и бесследно исчезает. Ева убеждена, что она стала жертвой серийного убийцы, который охотится на женщин в этом регионе. Тело Келси так и не было найдено. Спустя годы Ева умирает, оставив все своим приемным дочерям-близнецам. Конни наследует лишь небольшую стипендию и недвижимость в Нью-Мексико, а ее сестра — весь бизнес и поместье в Вермонте. Их мать и при жизни не отличалась добротой, но даже умерев, словно продолжает мстить дочерям. Конни приезжает в Нью-Мексико, и находит там только маленький полуразрушенный красный домик в пустыне и таинственного смотрителя дома. Она узнает, что в этом районе было убито много женщин, но почему-то все молчат об этом. Конни пытается докопаться до правды, вынужденно втянутая в садистские игры разума ее умершей матери. Удастся ли ей спасти себя и то немногое, что осталось от ее разрушенной семьи, когда серийный убийца уже совсем близко?

Глава тринадцатая

Констанс Фостер

Нихла, Нью-Мехико — наши дни

— Я собираюсь рассказать тебе историю о привидениях. — Женщина перегнулась через стойку и прищурилась, ее глаза покраснели и расфокусировались. — О Нихле и ее любовной связи с тьмой.

Бармен пододвинул мне рюмку текилы с другого конца прилавка.

— Эми забивает тебе голову всякой чепухой? — Он вытер лужу пива перед ней и покачал головой в притворном раздражении и рубанул рукой воздух. — Смотри, она не даст тебе спать всю ночь своими страшилками!

Я положила десятку на стойку.

— А мне нравится.

Эми показала бармену язык.

— Наконец-то кто-то будет слушать!

Мужчина вздохнул и отошел к другой стороне стойки. В обшитой деревом комнате царила духота. Единственным произведением искусства, о котором можно хоть что-то сказать, была картина с изображением русалки над баром. Van Halen ревел из скрытых динамиков. Кроме меня и Эми в «Хижине Джека» находилось еще три человека, и бармен переключил свое внимание на беззвучный телевизор на стене, наблюдая за дерьмовым шоу, которое оказалось новостями.

Женщина проговорила:

— Шесть девушек за пять лет. Похитили, затем насиловали, пытали, изувечили и бросили. Некоторых держали в течение нескольких дней, некоторых — недель. Представь себя одной из этих бедных девушек. Там, в полном одиночестве, в его власти… — Эми покачала головой. — И теперь это началось снова.

— Шесть девушек? — Я залпом осушила свою рюмку. — Невероятно.

Она опустила руку на стойку, в свежую лужицу пива, и поморщилась.

— Ты нездешняя.

— Как ты узнала?

— Шесть девушек в девяностых… — пробормотала Эми. — И на´ тебе, все началось снова.

Она была неряшливой пьяницей. Светлые волосы, кончики которых были выкрашены в голубой цвет пасхального яйца, падали ей на лицо, закрывая один глаз. Ее тушь размазалась, а льняной топ превратился в месиво складок и одно пивное пятно в форме Италии. Однако выпивка не замедлила ее. Она придвинула свой стул поближе к моему и громко прошептала мне на ухо:

— Две девушки только за последние четыре месяца.

Эми хлопнула ладонью по барной стойке. Она покачнулась назад, и ее блузка задралась, обнажив татуировку ангела на животе. Ей могло быть девятнадцать, а могло и тридцать, черт возьми, насколько я могла понять. Сколько бы ей ни было лет, это были тяжелые годы.

— Две мертвые женщины. Изнасиловали, пытали, спрятали подальше. — Она указала на телевизор. — Почему мы не слышим об этом в новостях?

— Ты считаешь, мы должны? Это же восемь мертвых девушек.

Пьяный кивок.

— Нет свидетелей, никто не пойман. Как ты думаешь, почему это так? Я скажу тебе почему. Потому что никому нет дела до этих женщин. Один день они снуют по Нихле, а на следующий — исчезают. Они появляются через несколько дней или недель в пластиковых пакетах, разделанные на четвертинки, как цыплята. — Эми прикрыла рот рукой, широко раскрыв глаза. — Бедняжки. Как я вообще можно чувствовать себя здесь в безопасности?

Я невольно ощутила дрожь. Старые убийства — это одно, а свежие — совсем другое.

— Все это произошло в Нихле?

— Да. В гребаной Нихле. — Эми сделала большой глоток пива. — Еще один шот! — Она огляделась и заговорщицки шепнула: — И полиция нихрена не делает. Может, я здесь и не родилась, но спроси меня, и я…

Бармен резко обернулся, выплеснул остатки пива Эми в мойку и заменил его водой.

— Пора трезветь, Эми. Ты достаешь эту бедную леди, и, кажется, тебе звонит твой парень.

Эта пара обменялась взглядами.

— Удар ниже пояса, Рон! — Эми отодвинулась подальше от меня. — Мой парень — мудак. Рон знает, что я его бросила. Рон считает это забавным. Не так ли, придурок?

Бармен налил еще одну порцию текилы и поставил ее передо мной.

— За счет заведения. За страдания от историй Эми.

— Все в порядке.

Эми просияла, глядя на меня.

— Видишь. — Она сделала глоток воды и поморщилась, как будто пила бензин. — Ронни здесь присматривает за мной. Постоянно. Он знает…

Бармен наклонился и что-то прошептал Эми на ухо. Ее лицо побледнело, она кивнула и встала. В последний раз бросив на меня взгляд, она вышла из бара, не заплатив.

Рон смотрел ей вслед, качая головой.

— Извини. — Он вытер влажным полотенцем стойку, на полированном дереве которой Эми оставила следы в виде полумесяцев. — Она немного не в себе, когда выпьет. Придумывает истории, чтобы привлечь внимание.

— А это правда? Две девушки за четыре месяца?

Бармен, казалось, взвешивал свои слова, прежде чем что-то произнести.

— У нас здесь проходит много транзитных пассажиров. Люди на пути в Альбукерке, или в Мексику, или в другие районы на западе.

— Это не ответ на вопрос.

— Ты будешь это пить? — указал он на бесплатную текилу.

— Может быть. — Я взяла рюмку и покрутила ее в руках. — Две девушки?

— Торговля наркотиками приносит много нежелательных людей.

— Хм.

Я опрокинула текилу в горло, наслаждаясь обжигающим вкусом. Первая едва ли подействовала на мои нервы, но с этой я почувствовала, как на меня опустилась пелена спокойствия. Я приехала в Нихлу в поисках продуктов и чистящих средств, а довольствовалась выпивкой и компанией.

— И не говори.

Бармен пожевал нижнюю губу. Он был невысоким и приземистым, с густыми черными усами, которые напомнили мне волосатую гусеницу.

— Где ты остановилась?

— Зачем тебе это знать?

— Интересно, нужно ли мне отвезти тебя туда.

Я отодвинула рюмку подальше от себя.

— Я в порядке.

— И все же. В отеле?

— Нет. На Мэд-Дог-роуд.

— Ты внучка Оливера?

Я улыбнулась мысли о том, чтобы быть чьей-то внучкой.

— Нет. У меня есть маленький домик в конце улицы.

— А… — Он оглядел меня внимательнее. — Красный дом. Подружка Джета? Никогда бы не подумал, что у Джета есть подружки. Или друзья, если уж на то пошло.

— Ничего такого. Я владею этим домом. И Джетом тоже.

Рон нахмурился. Его взгляд блуждал по другим людям в баре, а когда он снова посмотрел на меня, его поведение изменилось. Его спина выпрямилась, и он бросил тряпку в раковину.

— Последний заказ, — крикнул он в пространство, отпуская мой взгляд.

Над головой дикторша все бубнила и бубнила о катастрофе в Санта-Фе. Я смотрела телевизор и пила воду, пока не почувствовала, что достаточно протрезвела, чтобы сесть за руль. Рон оставался хладнокровным профессионалом. Только когда я возвращалась по Мэд-Дог-роуд, я поняла, что Рон так и не ответил на мой вопрос. Не погибли ли недавно в Нихле две девушки? Убийства не были редкостью, но если их убили в этом городе — к чему такая секретность?

* * *

В первую ночь я спала в своей машине и проснулась на рассвете от крика петуха. У меня болела голова, череп словно сжало неведомой силой, шею ломило. И еще урчал живот. Я потянулась, чтобы окончательно проснуться, и подумала о кофе, прежде чем сменить джинсы на легинсы для бега и натянуть легкую толстовку — великий подвиг в тесном пространстве. Утренний воздух был сухим и холодным. Я проглотила две таблетки экседрина и запила их вчерашней газировкой, размышляя, что делать дальше.

Можно было начать заниматься домом. Чем скорее я приведу это место в порядок, тем скорее смогу спать на чем-то, кроме заднего сиденья автомобиля. И тем скорее я смогу приготовить свой чертов кофе.

В доме Джета было темно, а его грузовика нигде не было видно.

Я бросила свою спортивную сумку на пол в гостиной. Здесь было тихо — слишком тихо. Даже кудахтанье кур Оливера не проникало сквозь толстые стены здания. Я бродила по трем комнатам, строя в голове планы. Свежий слой краски, немного подержанной мебели, возможно, новая бытовая техника, новый цвет снаружи. Мне понадобятся чистящие средства и инструменты.

А еще мне не помешала бы работа. И банковский счет.

Однако для начала мне нужно было электричество. Когда же его включат?

Я вышла через заднюю дверь, надеясь, что Джет вернулся откуда-то, куда ездил так рано утром, но его грузовика все еще не было. Где-то вдалеке завыл койот. Я потерла холодные ладони, раздумывая, что делать. В такое время наверняка все еще закрыто. Может быть, у Джета в мастерской имеются чистящие средства. Я могла бы начать с этого.

Сарай, в котором располагалась его мастерская, был закрыт, но не заперт. Я отворила дверь и съежилась, когда та скрипнула. Внутри было темно. Я прищурилась, ища выключатель. Что-то коснулось моего лица, и я подпрыгнула, прежде чем поняла, что это веревка. Я потянула за нее, и вуаля — свет.

Внутри было безукоризненно чисто. Деревообрабатывающие инструменты, простой деревянный верстак, наполовину сложенный стул, стоящий вверх ногами на деревянной платформе в дальнем конце. Я заметила шкафчик рядом со стулом и пошла туда по бетонному полу. Но на створке обнаружился висячий замок. Я ощупала верхнюю часть металлической конструкции, надеясь найти ключ. Ничего, кроме пыли.

Никакие другие шкафы или закутки не украшали это маленькое пространство. Разочарованная, я развернулась и наткнулась на стул. Он начал падать со своей платформы, однако мне удалось поймать его до того, как он ударился о бетон.

— Черт, — пробормотала я себе под нос.

Когда я все выровняла, то увидела, что деревянное основание платформы опирается на люк в земле — или, по крайней мере, на очертания того, что казалось отверстием.

Я сдвинула платформу в сторону, одной рукой придерживая стул. Люк в полу был размером примерно два на два фута — достаточно большой, чтобы в него мог пролезть человек. Я пыталась нащупать вдоль кромки какую-нибудь кнопку, ручку или крючок, но край был гладким со всех сторон. Обесцвеченное дерево с красновато-коричневыми пятнами, кружевной узор, который стекал с крышки люка на пол, прежде чем скрыться под рабочим столом. Я провела пальцем по пятнам, поддаваясь странному предчувствию.

Я не могла не думать о девушке из бара — Эми. Две женщины убиты за четыре месяца. Запертый шкаф. Потайное место под полом. Человек без фамилии.

Я опустилась на колени и осмотрела люк. Засунула ноготь под край, и заноза вонзилась под него. Кровь потекла по фаланге. Я зашипела себе под нос и засунула палец в рот, слизывая кровь.

Кружевные узоры, казалось, танцевали по дереву, дразня меня. В этом рисунке было что-то знакомое. Я потянулась за телефоном, чтобы сделать снимок, и поняла, что оставила его в рюкзаке в доме.

Я начала вставать, и вдруг увидела тень, падающую на деревянный пол: длинная, искаженная, но определенно человеческая. Я начала оборачиваться, вот только было слишком поздно. Свистящий звук, затем боль обожгла мой череп… Последнее, что я запомнила, было пятно звездообразной формы от моей собственной крови, пролитой на пол, которое вплелось в кружевные узоры, создавая нечто новое.