Литературный журнал «Ситуации»

Коллектив авторов (2024)

В коллективный сборник вошли реальные истории, жизненные ситуации, рассказанные или пересказанные современными авторами. Это автобиографические зарисовки и воспоминания, очерки о животных, борцовские байки и мистические были, а также рассказы о времени ВОВ и сражении на Халхин-Голе. Как и сама жизнь, сборник сочетает произведения юмористического жанра и драматические переживания о смерти, одиночестве, предательстве, обидах и недопонимании.

Ирина Германюк

Правильная профессия

— А знаешь, мама, — однажды возмутилась шестилетняя Даша, — мне вообще не нравится твоя работа. Я не понимаю, зачем она. Люди на работе должны делать что-то полезное. А ты весь день только сидишь за компьютером и пишешь, пишешь…

— А какая работа полезная?

— Ну делать хлеб, лечить людей, строить дома…

После некоторого замешательства я попыталась прояснить картину. Мол, все профессии важны, все профессии нужны. Объясняла, зачем сижу за компьютером я. Но железную детскую логику мои неочевидные на первый взгляд аргументы ничуть не пошатнули.

— Ладно, скажу совсем просто, вот ты любишь смотреть в театре сказки и спектакли?

— Да, — ответила упрямица.

— Так вот, я помогаю актёрам, например, когда им нужно… э-э-э, допустим, распечатать роль, ну я как бы их помощник. Понимаешь? Ведь как это: актёры и без роли.

— Мама! Ты что?! Какая роль! У этих актёров что, своего ума нет?! — обрубила Даша.

— Не поняла?..

— Ну что тут непонятного! — не на шутку разгорячившись и бурно жестикулируя, вспылил ребёнок. — Ну, например, дали тебе костюм Лягушки и…

— И что?

— Что-что. Выходи на сцену и — квакай!

— Хм, а если, положим, дали костюм Царя? — поинтересовалась я.

— Ну тогда нужно выходить на сцену и командовать! Всё про-сто! А вообще, мама, лучшая работа у нашей бабушки, — сказала Даша, как обрубила.

— Почему это?

— А потому, что у неё начальника нет, она не боится, что её уволят. Ей всё равно, если утром она опаздывает. Да она может хоть вообще остаться дома, если устала, не выспалась и не хочет никуда идти! — (Бабушка наша многие годы посвятила торговле. Профессия, надо сказать, не из лёгких. Но мало кто учитывает детали.) — Вот если бы ты бросила свою работу, можно попросить бабушку, чтобы она и тебя научила продавать одежду. Это очень полезно, мама. Ты пойми! Важно, чтобы никто не мёрз или был нарядный, когда у него праздник, а не чтобы сидеть весь день и печатать без дела.

— А у тебя будет полезная профессия?

— Я, мама, буду стоматологом! У тебя вон зубы болят? Болят! Да я смогу хоть вообще тебе сделать лучшие в мире зубы — внизу золотые, сверху — серебряные. Хочешь?!

Я сконфузилась, но, конечно же, покивала одобрительно.

— Я буду лечить детей и зверей. Научу их меня не бояться, и лечение будет проходить легко и быстро.

— Как же это получится?

— У меня есть способ: чтобы не было страшно, надо закрыть глаза.

— Хм. Давай ты закроешь глаза, когда в следующий раз пойдём к врачу?

— Ну не-е-е-е-ет, мне не поможет!

— Почему?

— Потому что врач не я и больница не моя!

— Какая же у тебя будет больница?

— Лучшая. На первом этаже будет кабинет, чтобы зубы лечить. На втором я развешу мои картины, и там будет выставка. Я буду рисовать здоровые и больные зубы, разные — чтобы видеть разницу. И, например, улыбки и собак, чтобы люди после лечения могли смотреть на картины и радоваться и даже купить домой. А на третьем этаже будут продаваться сладости.

— Вот ещё! Стоматологи не советуют детям сладости!

— Стоп-стоп-стоп! У меня другие сладости — полезные! Из фруктов, из ягод и мёда. Их можно всем детям.

Этаж за этажом достраивая мысленно Дашину историю, я уже почти было согласилась на золотые и серебряные зубы.

— Мама! Мама?! Ты меня вообще слушаешь?

— А… я — да!

— Но будет, говорю, у моей стоматологии и ещё один этаж!

— Ещё… Какой?

— На самом верху я построю цирк и церковь.

— Цирк и церковь? В стоматологии… Но зачем?!

— На тот случай, если кому-то лечение не помогло…

— И?..

— И тогда можно будет хотя бы отвлечься.

Что ни говори, а профессионализм — дело тонкое. И если в детстве не проанализировал, не продумал до мелочей и не выстроил масштабный план на будущее, так и просидишь всю жизнь за компьютером, не принося ни малейшей пользы обществу. Ещё и с зубами небось самыми рядовыми и неприметными.

Игра с цифрами и бизнес по-детски

Даша училась считать. Делала это довольно старательно. И вовсе не потому, что я издевалась над полуторагодовалым ребёнком, вбивая в ещё незрелый ум ненужные цифры. А просто процесс счёта вызывал у неё какой-то лёгкий восторг и придавал её личику недетскую умность. Она считала предметы и животных на картинках в книжках, вилки и ложки на столе, пчёлок на поляне, звёзды в небе… Конечно, выговорить эти цифры ей было не по силам, но зато она удачно присваивала им свои звуковые обозначения. На начальной стадии это было просто вот так — «тя-тя-тя-тя…», что означало — «раз-два-три-четыре…». Потом она остановилась на счёте шагов при ходьбе по ступенькам: «да-ти», то есть — «два-три». Потом перешла на более серьёзные цифры, и в её словаре появились «пьять» и совсем взрослая «семь». И вот тут Даша поняла, что всё, хватит! Хватит играть в детские игры — пора считать денежки.

Приметив, что конфеты в магазине дают только в обмен на них, во время прогулки на улице она начала самостоятельно сворачивать в сторону магазина, при входе в который останавливала меня и запускала руку в карман моих шорт, где по обычаю звенели монетки. Обчистив карманы, она, торжествуя, заходила в магазин к уже хорошо знакомой ей «тоте» и протягивала копейки. Даша утвердительно кивала головой и чётко показывала на витрине, которая из конфет ей нужна сегодня. Продавец брала «дени» и продавала ребёнку конфетку.

Остудить детский пыл я решила домашними играми, и мы начали играть в магазин дома. Ассортимент товара из детских одёжек на тремпелях, который я покупала у неё за настоящие монетки, вполне устроил ребёнка, изображающего продавца. Вскоре меня стало маловато, и к числу покупателей мы причислили команду вязаных героев из мультфильма. Выглядеть это стало примерно так. Я беру зайку и «прихожу им» в магазин, спрашиваю: «Здравствуйте, я зайка. Я могу у вас что-нибудь купить. Например, футболку. Может, есть белая?»

— Неа, — отвечала Даша, потому как белой и вправду не было, и предлагала «оию».

Розовая вполне подходила, и тогда довольный зайка уточнял, сколько должен за неё денег.

— Пьять-семь, — снова отвечала Даша зайке, после чего брала у него из лапки монетку и говорила: — Пака-пака.

Зайка тоже любезно кланялся, а к маленькому продавцу уже спешил новый покупатель.

И вот в нашей игре в «миинин» — магазин — произошёл сбой… Даша перестала требовать с покупателей деньги!

Я несколько раз повторяла вопрос об оплате, но она отрицательно качала головой, а потом вдруг подставила мне щёчку, в которую, недолго думая, я поцеловала ребёнка зайкой.

Белый свитерок обошёлся пандочке в два поцелуя. Фиолетовое платье барашком было куплено за один. На том и сошлись. Магазин стал работать за поцелуи, которые теперь вполне устраивали продавца.

Поскольку в последние дни погода заметно ухудшилась, игра в магазин стала нашей частой забавой.

Когда стало тепло, мы вышли в люди. Прогулялись в округе, погоняли голубей, покривлялись лужам и… меня случайно занесло в магазин с надписью: «Скидки». Со скидками или без них, этот магазин мне был совсем не по карману, но был привлекателен для ребёнка количеством тремпелей. Я побродила между рядов, полистала одёжки, приложила к себе пару вещей, обсудила с моим юным бизнесменом фасоны, и мы отправились домой. Но тема скидок почему-то меня не покидала.

«Скидки… скидки…» — жужжало в голове.

Мысленно я всматривалась в лица продавцов и думала о том, как же безудержно мне хочется целоваться! И как должно быть стыдно продавцам за то, что никто из них мне этого не предложил!

P. S. Вечером мы снова играли в магазин с Дашей. Поцелуи по-прежнему были в цене.

Как найти небо?

Хмурая погода не веселит…

— Мама, а где небо?

— Как где небо, вот же оно, ты на него смотришь.

Даша шагала не спеша. В её медлительности просматривалась скука и нежелание продолжать прогулку. Но вот она остановилась и снова спросила:

— Мама, где небо?

— Ну, вверху же, над головой. Куда ты смотришь?

— Ввех смотю, — ответила Даша.

— Вот вверху — это небо!

— Нет. И не небо… Это фто-то чёное.

— А разве небо выглядит иначе. Какое оно?

— Небо губое. Идём икать!

И, набравшись решимости, мы пошли искать голубое небо. Однако ни в соседнем дворе, ни возле магазина ничего не менялось.

— Попаво, — заключила Даша.

Пропавшего неба было жаль, но развеять грусть нам помогла незапланированная встреча. Совсем низко на дереве сидел дятел. Он тараторил так настойчиво и увлечённо, что наше присутствие и болтовня его нисколько не смутили.

Даша видела такую птичку впервые, и поиски голубого неба на какое-то время пришлось отложить.

— Тятив… тучит… вут так — тук-тук… тучит а дереву… тук-тук… — Даша тараторила не меньше дятла.

Птичка, которая так резво бьётся головой о твёрдую поверхность, явно вызывала в ребёнке недоумение и, вместе с тем, самый что ни на есть живой интерес.

— Даша! Нельзя бодаться! Нельзя бить лбом стену! Даша, перестань стучать книжкой по голове…

Дома ребёнок активно осмысливал увиденное и смаковал эмоции:

— Я дятив! Мама, я дятив, смоти.

— Даша, нельзя стучать головой!

— Всино, всино фтучу. — И, наклоняясь головой к полу, демонстрировала сказанное и продолжала стучать всё равно.

«Небезопасная птица, однако», — думала я, пресекая детское озорство.

Потом мы рисовали птиц, смотрели мультфильмы про птиц, искали в книгах стишки о птицах и снова рисовали… угадайте кого.

«Дятив» стал событием дня.

Уже перед сном запал наконец-то стих. Завершая последний вечерний ритуал, мы ещё какое-то время изучали с ребёнком фотографии в комнате на стене. Два больших плаката с фото о ярких моментах из жизни Даши до двух лет прочно вписались в интерьер.

Вот мы рассматриваем: «Дася пигает а лузе» (прыгает по луже), вот она «миеться» (смеётся), вот Даша «гутит» (грустит), «нюхаит цитоцик», «ест касету» (конфету). А вот она — «Дася Гиминюк» — на фото в футболке со своей фамилией. А вот… и тут вдруг ребёнок вспоминает про потерянное днём небо, которое теперь так привлекательно выглядит на летних снимках.

— Небо… видю… губое… Нафла! Вот тут небо, Дася, мама… Мама сивая^[1]!

На летнем фото — вспышка эмоций. Глубокий светлый горизонт, сочное солнце и мы: я с какой-то совсем ребяческой и безмерно искренней улыбкой, сияющими глазами и переполохом на голове и она — хмурая, хитрая и довольная, — мелкая ещё совсем, у меня на руках.

— Да, Дашенька, мама — счастливая, — пробормотала я, уже почти засыпая.

В моих снах ещё долго и озорно тарахтели дятлы. А голубое небо с его невероятной притягательностью в эту ночь осталось у нас в комнате и тихонечко посапывало рядом…

Для тех, кто ещё не стал взрослым

Даша рассуждает о возрасте: «Я макая. Я буду басяя. Ты будишь васти и тоже станишь макая».

Я ловлю её слова и думаю, как это должно быть хорошо: расти-расти и потом снова стать маленьким. Я не очень люблю взрослых. Сама не умею быть взрослой. Но по мере взросления ребёнка — приходится.

Иногда ко мне приезжает мама. Хотя с появлением Даши все родственники приезжают скорее к ней, чем ко мне. Но мама — это другое.

Мама всегда привозит сумку с подарками — вкусности, полезности, бытовые мелочи, приятные сувениры. Даша знает, что для неё в этой сумке непременно припрятана конфета, или игрушка, или «фто-то ище».

Когда я была маленькой, у меня была огромная коробка с игрушками. Она хранилась в шкафу, и упомнить, что именно хранится в коробке, я не могла. Одни игрушки предназначались для игр повседневных, другие — отправлялись в коробку. Время от времени я открывала шкаф и запускала руку на самое дно, хватала первое, что попадалось, и… на мгновение замирала, предвкушая удивиться какому-то из воспоминаний, связанных с давно забытой безделушкой. Всегда радовалась.

Когда приезжает в гости мама, её сумка напоминает мне эту детскую коробку. Никогда не знаешь, что появится в маминых руках в следующий момент — сдобная выпечка, новая футболка, браслетик, кружка, домашние конфеты, новый чай с особым ароматом, что-то из кухонной утвари… Что бы это ни было, это всякий раз одинаково радует, вызывая в душе какие-то совершенно детские эмоции и уже взрослое смущение, — когда хочется ответить тем же, но ты не знаешь как.

В этот раз мама подарила мне платье.

Я никогда не любила такие фасоны. Примерила — красота! Мне нравится. Понимаю, что взрослею. А сама всё равно как ребёнок радуюсь. Всё в маминой сумке — это маленькие истории маминой большой любви. Это моя ностальгия по детству, по моему шкафу с коробкой, по моей комнате с кроватью у окна, по моим детским платьям… По тем рассветам, когда вместе с мамой я вставала засветло, чтобы пойти в сад за малиной, по тем маминым туфлям, которые были, казалось, на сто размеров больше меня, но были на каблуках, а значит, очень подходили мне, 6-летней девочке, и я надевала их и щеголяла по улице… Это ностальгия по субботам и воскресеньям, когда мама пекла вкусные слоёные рулеты и лепила целую гору пельменей… По аромату её духов, который всегда оставался на её лёгком шарфике… По тем ощущениям, которые можно почувствовать только в детстве.

Даша, конечно, не знает о том, что я чувствую. Ей, как всякому маленькому человеку, просто нравится получать подарки. Я — не понимаю ещё, что чувствует моя мама. Все сумки в моём гардеробе и хозяйстве предназначены пока только мне, кроме одной, той, с которой мы с ребёнком ходим на прогулки. Иногда Даша в неё заглядывает в надежде отыскать конфетку. Иногда находит. Но это совсем иначе, чем ждать маму в гости. Ведь на самом деле ты ждёшь не подарков — каждый раз ты встречаешь на пороге своё детство, обёрнутое в красивую упаковку праздника. И никто не может его создать для тебя так, как делает это она.

Но ты растёшь, взрослеешь, потом даже начинаешь стареть… приезжаешь к маме сам. По возможности тоже привозишь гостинцы. И чем больше ты вкладываешь в эти незамысловатые вещи, угощения, сувениры, тем выразительнее даёшь понять, что ты уже не ребёнок. А значит, каждый раз, навещая родителей, привозишь с собой им немного взрослости. А они вздыхают: «Ах, как же быстро летит время!» Как многое хочется ещё успеть…

У нас под столом стоит большая плетёная корзина. Мы держим в ней Дашины игрушки, которые она не востребовала, но иногда что-то оттуда достаём. Игрушек становится всё больше, а значит, однажды она почувствует ту радость новизны о когда-то любимых вещах, которая хорошо мне знакома.

Однажды я вырасту и стану взрослой и буду приезжать в гости к Даше с подарками. Я хочу, чтобы она вспоминала свою корзину или любую другую коробку из нашего с ней детского времени, радовалась любому пустяку или не пустяку, который я привезу, и чтобы она всегда понимала, что без меня эти подарки ничего не стоят и никогда не порадуют. Потому что на самом деле, конечно, ждать она будет не их, а меня. И даже не меня, а себя «макую» и своё детство, которое не закончится до тех пор, пока есть мама.

Любовь и соль на разных языках

Как понять детей? Что они думают, чего хотят… Я провожу со своим ребёнком 24 часа в сутки и не всегда понимаю, что она говорит. Как же я пойму её, когда она вырастет?

Я люблю свою дочь больше всех в мире и сильнее всех на Земле. Говорю ей об этом, она отвечает. Тоже говорит, что любит, что никому меня не отдаст, что я у неё самая «любимная». И вот затесалось в её признании непонятное слово. Очевидно, совершено непонятное и ей самой.

Вот говорит она:

— Мама, я тибя либлю, змийя.

Или так:

— Мама, змийя, я тибя никаму ни атдам.

Подозрительная «змея» поселилась в моих мыслях и лишила покоя. Откуда это и кто или что это? Впрочем, подумаешь, слово… такие ли бывают недоразумения с детьми…

Когда мой племянник Аким был мал, не все слова давались ему легко. Во время одного из семейных праздников он подошёл к взрослым и попросил «киду». Следующие двадцать минут родня во главе с мамой суетно перемещалась из комнаты в комнату в поисках «чего-то». А ребёнок горько плакал, потому что не мог выговорить слово разборчиво, отчего чувствовал себя подавленным.

— Ну киду, киду… я не могу по-другому сказать… — размахивая ручонками, повторял малыш и снова плакал.

Когда в холодильнике бабушка, наконец, обнаружила киндер-сюрприз, ребёнок засиял.

Мне было неловко. Возможно, потому я вспоминаю этот случай уже несколько лет. Но детское отчаяние показалось мне совсем не детским. Потому что когда мальчик вырастет и научится хорошо выговаривать все слова, станет понятным каждому, ему придётся учиться новым правилам: поменьше говорить окружающим о своих желаниях и чувствах. Почему? Потому что когда он повзрослеет, должен будет понять: отныне «киндер-сюрприз» — это только его проблема.

Но пока ребёнок мал — как понять его и подготовить к взрослости? Как понять и реагировать на его слова и просьбы не изумлённым мычанием, делая лишь вид, что всё понял, а помогать ребёнку разбираться в ситуациях вместе?

Даша решила познакомиться с маленькой девочкой.

— Меня зовут Даша, — сказала она, — а тебя?

— Федя, — ответила миниатюрная кокетка в панаме и в платьице из рюшей.

Я переспросила. Девочка снова ответила: «Федя».

Мама заторопилась образумить дочь:

— Нет, ты скажи, скажи, как тебя на самом деле зовут, скажи своё имя девочке…

Через некоторое время мы выяснили, что девочку зовут София.

— Почему тогда Федя?!

— Она просто очень любит папу, — глубоко вздохнув, пояснила мама. И стало понятно, что мама понимает, почему девочка называет себя Федей. Но не понимает, чем её, мамино имя, не пришлось ребёнку по нраву.

Дети хорошо умеют хитрить и — не умеют лукавить. Зато свои чувства и переживания облачают, порой, в самые неожиданные формы.

— Мама, я плачу, — сказал Аким, взяв маму за руку. Сказал и ушёл.

— Что значит «плачу»? — не поняла я.

— Он сказал, что плачет, — ответила его мама.

— Но… он же не плачет?..

— Он смотрит грустный мультфильм и переживает.

— Почему бы тогда ему просто не заплакать?

— Это не тот случай, чтобы просто заплакать, — пояснила мама.

Как отличает ребёнок эти самые случаи? И почему, если он пытается скрыть слёзы, всё же об этом говорит?

У нас, взрослых, всё с точностью наоборот. Мы плачем украдкой, проливая слёзы, и никогда не сознаемся окружающим в своей слабости. А когда наступает какой-нибудь «тот самый случай» и нас застают врасплох со слезами, мы судорожно вынимаем десяток соринок из обоих глаз.

Как понять взрослых?

Говорят, что ты остаёшься ребёнком до тех пор, пока живы твои родители. Очевидно, потому я усердно не хочу взрослеть. Но я всё реже и реже приезжаю домой, потому что дома я кажусь себе беспомощным ребёнком и как будто ловлю себя на своих же слабостях… расслабляюсь, раскисаю, потом не могу собрать себя в кулак. Научилась любить на расстоянии. Родители обижаются. Я приезжаю. Говорят, во мне мало самостоятельности и я живу не совсем правильно.

Как понять родителей?

Я слушаю их, слушаю, а потом взрываюсь и говорю, что разберусь сама, потому что я уже — взрослая!

Вру.

Как понять меня?

Моя мама живёт со своей мамой. Бабушка плохо себя чувствует, почти не выходит из квартиры, но никогда не довольствуется малым. Привыкла держать всё под своим контролем. Человек другой закалки. Мы проще: да — да, нет — нет. А бабушка компромиссов не любит. Мама расстраивается: бабушке сложно угодить. Мама старается — угадывает её настроение, заботится, всегда рядом. Бабушка находит повод для слёз.

Как понять бабушку?

Иногда мой ребёнок меня жалеет. Случается всплакнуть при ней. На днях было.

— Мама, ты ни пвач. Я люблю тебя больше всех… на Зем-ле, — наконец выговорила мне Даша своё заколдованное «змеиное» слово.

— Даша! Ну наконец! Наконец!!! И я, я тоже люблю тебя больше всех на Земле!

«Змея» оказалась не страшной. Но это не важно. Не надо ничего понимать. Любить надо. Вот в чём соль.

Примечания

1

Красивая.