Голодная пустошь

Лорет Энн Уайт, 2016

Твин-Риверс – оторванный от всего мира заснеженный городок, куда отправили полицейского Тану Ларссон на сезонную работу. Недалеко от города, на горном хребте, дикие животные растерзали двух молодых биологов. Тана и летчик Кэмерон, которого она терпеть не может, вынуждены отправиться на место трагедии. Им открывается жуткое зрелище. Убийства скорее похожи на кровавый ритуал, а сам хребет имеет дурную репутацию, где уже находили растерзанные тела. Вскоре вокруг Таны начинают происходить странные вещи, а Кэмерон оказывается главным подозреваемым. Всему виной мнительность и личная неприязнь? Или Тана приблизилась к отгадке? Тогда ей стоит поостеречься, потому что для Твин-Риверс это не последняя кровавая охота.

Глава 8

Проверив диктофон, Тана прикрепила микрофон к воротнику. Было проще давать показания устно, чем пытаться набросать их замерзшими пальцами. Потом все запишет. Было всего восемь пятнадцать утра, и солнце, как бледный лимон, накрытый стеклянной крышкой, пыталось пробиться из-за горизонта. Высоко подняться оно не смогло бы. Все сужаясь и сужаясь, арка к концу декабря становилась едва заметной.

Холодный ветер кружил по долине, скрипя и свистя в ледяных кристаллах, за ночь наросших на снегу. Бриз разогнал облака, и Тане удалось дозвониться по спутнику. Ей сообщили, что следователь вылетел несколько часов назад. Теперь нужно было записать показания.

Оставив Ван Блика ждать ее на утесе, она забралась на соседний. Отсюда место происшествия было видно как с высоты птичьего полета. В блеклом утреннем свете оно казалось сюрреальным.

Напротив нее, над головой Ван Блика, стоял инукшук. Эти каменные фигуры часто можно было увидеть в тундре. Одну руку ему обычно делали длиннее другой, и это подсказывало путешественникам, куда двигаться дальше, чтобы найти воду или горную тропу. Ничего странного. Тем не менее она решила его сфотографировать, просто на всякий случай. Потом сделала еще несколько снимков утеса, места происшествия сверху. Волки лежали в море красно-розового снега, по которому были разбросаны клочья мяса, кишок, одежды. Голова Селены.

Тела Аподаки и Санджита под брезентом, огороженные электрической изгородью, отсюда казались просто холмами. Она сфотографировала все это, проверила часы, настроила микрофон. Зафиксировала время и погодные условия, тот факт, что она здесь с Маркусом Ван Бликом. Кратко обрисовала, как они прибыли сюда, как убили волков, какие меры были приняты, чтобы защитить тела.

— Здесь пятеро мертвых волков, — сказала она. — Пятерых убили мы с Ван Бликом примерно в 11.40 вечера в воскресенье, четвертого ноября. Четверо, по словам Ван Блика, убиты им и наемным рабочим ВестМина по имени Тивак Кино днем в субботу. Когда я вечером субботы приехала в лагерь ВестМина, Кино на месте не было. Пилот компании «Арктический ветер» Хизер Макалистер обнаружила четырех волков, пожирающих жертвы, когда прибыла сюда в воскресенье около часа дня. Она предположила, что те же волки двигались на север вдоль побережья озера в пятницу утром, где их с самолета заметила команда.

Тана помолчала, затем добавила уже для себя:

— Макалистер также заметила красный вертолет «Аэростар» на другой стороне утеса в пятницу около полудня, до того, как началась буря. Она предположила, что он принадлежал пилоту Кэмерону О’Халлорану по прозвищу Бабах. — Она напомнила себе вернуться к этому вопросу. Потом некоторое время изучала место происшествия, пытаясь нарисовать картину произошедшего.

Она представила, как биологов высадили недалеко отсюда. Представила, как они идут в эту долину, как навстречу им движутся туман и снег. Отметила, что они не поставили палатку. Вновь включила микрофон.

— Нет никаких доказательств того, что жертвы готовились здесь заночевать. Это может означать, что нападение произошло днем в пятницу, второго ноября. Здесь много хищников, и они вполне могли появиться в светлое время суток.

Она сделала еще снимок, потом медленно спустилась с утеса. Остановилась у цепочки медвежьих следов, чуть присыпанных слоем свежевыпавшего снега. Большой медведь. Когти длиной с ее средний палец. Отпечатки вели непосредственно к месту убийства. Несколько следов шли поверх волчьих, другие перекрывались собачьими. Тана вряд ли смогла бы сказать, какие животные пришли сюда первыми, тем более что слой снега запорошил тропу. Она измерила следы небольшой рулеткой, сфотографировала, как и отпечатки ботинок.

Сосредоточившись на работе, старательно фотографируя и записывая на диктофон все, что видит, она постепенно пробиралась к телам. Что-то заставило ее поднять глаза — чувство, будто за ней внимательно следят голодные глаза. Она перевела взгляд на утес, на Ван Блика.

Он смотрел на нее. Неподвижный, как каменная статуя. Волосы у нее на шее встали дыбом.

Он ее пугал. На примитивном, первобытном уровне. Несмотря на то, что она была благодарна ему за помощь. Без него она не добралась бы сюда. От бедных ребят не осталось бы вообще ничего.

Тана подошла ближе к телам, к тому месту, где ее стошнило. Ее захлестнула волна стыда. Это надо же так — оставить здесь свою ДНК. Сглотнув, она с отвращением сфотографировала все, что наделала, вспомнив слова инструктора — фотографируй все, я имею в виду, вообще все, какие бы чувства у тебя оно ни вызывало. Что-нибудь совершенно незначительное может в итоге стать очень важным. В суде, например. Юристы зацепятся…

Каркнул ворон. Тана подняла глаза вверх. Большая блестящая черная птица уселась на вытянутую руку инукшука, из клюва свисало что-то длинное. Тана достала из-за пояса бинокль, навела на птицу. Это оказалась бледная полоска мяса. Пока она пыталась рассмотреть птицу, воздух над долиной прорезал выстрел. Тана замерла от неожиданности. Птица взорвалась облаком перьев, мертвое тело упало на землю.

Тана опустила бинокль, сердце бешено колотилось. Ван Блик стоял у утеса, вскинув ружье.

— На хрена ты это сделал? — закричала она. Ван Блик медленно опустил винтовку, сел на скалу и уставился на Тану.

Пот ручьями побежал по ее телу. Она посмотрела на часы в надежде, что вот-вот услышит звук приближающегося самолета.

Перестань… он не собирался стрелять в полицейского… ты просто параноишь… Тана вновь занялась работой. Сфотографировала разорванную на куски шерстяную голубую шапочку с прилипшим к ткани зрачком, склонилась, чтобы разглядеть получше. К шерсти прилипли клочки кожи и длинные светло-рыжие пряди. Глаз и волосы Селены Аподаки. Тана обвела взглядом следы и отпечатки, которые казались разветвленной магистралью, дошла до холма под синим брезентом. Рядом с ним в красном снегу лежало ружье среди обрывков рюкзака, окровавленный ботинок, клочья одежды, пластик, отпугиватель медведей. Две разбитые канистры, измазанные черной жидкостью, разбрызганной по снегу.

Что с тобой случилось, девочка? Кто на тебя напал? Медведь? Или волки окружили тебя и рвали, когда ты пыталась их отпугнуть? Ты была еще жива, твое сердце колотилось, когда кровь окрашивала снег. Неужели они разрывали тебя, растаскивали твое тело, дрались за твою плоть, пока ты еще цеплялась за жизнь?

Тана сфотографировала ружье, потом внимательно рассмотрела. «Моссберг 500A» двенадцатого калибра. Один патрон в патроннике, два в магазине. Никаких признаков, что из ружья стреляли. Тана вспомнила прошлую ночь, оранжевые глаза, смотревшие на нее из тумана. Учитывая расстояние между ними и высоту, с которой на нее смотрели эти глаза, она была уверена, что перед ней был большой медведь. Если бы он решил броситься в атаку, она, вероятнее всего, не выжила бы, но перед смертью успела бы выстрелить. Так что же случилось здесь? Кто-то внезапно напал на биологов? Если бы сначала напали на безоружного, второй успел бы выстрелить, по крайней мере, в воздух. Может быть, на биолога, у которого было оружие, напали первым. Может быть, их парализовал страх.

Тана медленно повернулась, в душу просачивалось мрачное чувство. Волчьи следы в окровавленном снегу повсюду пересекались с отпечатками лап большого бурого медведя. И обуви. Нужно было сфотографировать подошвы ботинок Ван Блика и Кино. И своих. И Аподаки. И Санджита.

Она повернулась к оторванной голове. На секунду закрыла глаза, постаралась справиться с собой. Сфотографировала голову, прежде чем изучить более досконально. Чуть выпрямилась, чтобы бронежилет под курткой не так сильно давил на живот.

Вновь включив микрофон, откашлялась и сказала:

— Голова изжевана, оторвана от тела жертвы. Она лежит в трех метрах от туловища. Лицом вниз. Шейный платок изорван, судя по всему, часть позвоночника вырвана, — она вновь прокашлялась, — часть кожи с затылка содрана, виден значительный перелом черепа. Длинные волосы все в крови и, судя по всему, кусках внутренних органов. Волосы светло-рыжие, сильно вьются. — Тана повернула голову Селены рукой в перчатке и чуть не отскочила. Дыхание участилось. — По щеке вниз идут четыре глубоких симметричных разрыва или царапины. Похоже на следы когтей. Правая щека… съедена, левая скула сворочена. Правая… — Она осеклась, вытерла лоб тыльной стороной рукава. Зубы скалились, как гримаса скелета, в которой не было ничего живого, человеческого. — Правая надбровная дуга вмята, оба глаза отсутствуют.

Только черные, кровавые глазницы.

Тана смотрела на то, что совсем недавно было головой Селены, а теперь безо всякого выражения уставилось в перламутровое небо. Это пугало. Мы запрограммированы природой, чтобы наше лицо реагировало на эмоции другого, думала Тана. Улыбка должна быть заразительной. Печаль в глазах собеседника мы ощущаем физически. Видя, как кто-то плачет, можем расплакаться сами. Без мягких губ, без выражения глаз, без выражения лица то, что делало Селену Аподака человеком, исчезло. Тана подумала о родителях жертвы. О семье. Друзьях. Все лицо напряглось. Она отвернулась и глубоко втянула воздух, радуясь резкому ветру, позволявшему дышать, не вдыхая запах мяса.

Собравшись с духом, Тана подошла к электроизгороди у тела Раджа Санджита. Сфотографировав покрытый снегом брезент, отключила генератор и перелезла через изгородь. Откинула брезент, и ее снова захлестнул ужас.