Тайны сетевой литературы. Записки кота Тимофея

Любовь Сушко

Перед вами записки, заметки, размышления о сетевой литературе, которые стали появляться с 2006 года – вторжения автора в ту самую сеть. Не обошлось тут и без размышлизмов кота Тимофея, который лапу приложил. Мы старались не быть скучными. С легкой лапы кота это можно назвать зарубками на память о том времени и о себе любимых.

Сколько читателей нужно автору? Магия цифр

Многие из нас заложники громких слов и больших цифр.

Как мы любим прилагательное — великий, особенно по отношению к себе, с своей стране.

Ни разу не слышала, чтобы француз, англичанин сказал о том, что у них великая страна, что они великий народ. Наверное, им и в голову такое не приходит, а из наших голов трудно выбить подобное, даже если не находим зримого и весомого подтверждения сказанному, все равно мы великие, и пусть кто-то попробует в том усомниться.

Вот и то, что касается авторов сайта, да и просто писателей, подтверждением моему (или вашему) величию является количество читателей, указанных на странице, тиражи изданных книг…

Правда, нам уже страшно не повезло, ведь миллионных тиражей уже нет, как нет, а в эпоху развитого социализма, тот, кто пробился в издательство, сразу становился миллионером, особенно если в «Роман газете» по подписке публиковался. Сразу великий писатель….

Чем-то подобным может оказаться сегодня наш сайт. Бедный и несчастный тот, у кого читателей (очень условных) меньше 1000, и богат и гениален тот, у кого значительно больше, не так ли? Но не самое ли страшное и опасное это из заблуждений для человека пишущего?

Лично я с трудом, но начинаю понимать, зачем человеку, у которого уже есть пара миллиардов, нужен еще один. Сначала совсем этого не понимала, но теперь доходит, что это придает какого-то веса среди себе подобных. Остальные товарищи, которые им совсем не товарищи, этого никак не ощущают и боюсь, что оценить не могут. Потому в наших глазах он упирается напрасно, если трех миллиардов много для жизни, то четвертый просто блажь.

Но не такая ли блажь — это эфемерное количество читателей, которое должно подтверждать дарование или отсутствие оного у автора.

Снова слышится заезженная фраза любителей рейтингов, что он нужен для того, чтобы читателей стало больше. А зачем их больше не слишком понятно, просто больше и все…

А ведь на самом деле, если отбросить желание соревноваться, да не на беговой дорожке, а в творчестве, то сколько нам тогда нужно читателей для полного счастья? И что это даст самому автору пятьдесят их или сто тысяч, кроме больших цифр, что это еще значит для конкретного автора?

Вопрос конечно интересный, от цифр отвлечься очень тяжело, вот и Гумилев утверждал, что для обычной бренной жизни нам нужны цифры, как скот, который, кстати, в древности был заменой денег и служил часто для обмена товаров одних на другие. Тогда все верно, наверное, помня про седую древность, мы так и любим эти цифры, не потому ли они ложны быть большими, внушительными.

Ведь и у самого прилагательного великий несколько значений — это может быть и синоним слова «значимый», и просто «большой», когда ничего он не значит, кроме размера.

Но если не для статистики (наверное, она тоже для чего-то нужна, хотя не очень понятно для чего, но раз есть, пусть живет), так вот если не для статистики, а для души все-таки сколько нам нужно читателей?

Лично мне вполне хватает 7 читателей, даже больше, чем нужно, и с ними тревожно и хлопотно, но очень приятно оставаться, а что про тысячи говорить.

Читатель — это уникальный, штучный товар, а не массовое производство, каким мы чаще всего хотим его представлять.

Не самая ли большая ценность в мире вообще и в мире творчества — найти родственную душу, ту, которая откликнется, поймет, примет и останется рядом, тех, кто будет связан с тобой невидимыми узами на продолжительное время, и уж совсем прекрасно, если на всю оставшуюся жизнь.

В толпе живых и мертвых душ их вообще очень мало. Узнать, опознать такого человека крайне сложно с первого взгляда, а вот посредством текста, где вы совпали или не совпали — значительно проще и легче. И тут уже ничего не значат такие наши стоп-сигналы как возраст, пол, национальность, социальное положение, цвет глаз и длинна ног — все отходит на второй план, остается только общение близких душ в каком-то ином (виртуальном) пространстве.

И мне лично важнее сидеть перед определенным человеком, говорить с ним, а не с трибуны, сцены, стадиона что-то там вещать, как было популярно в пору нашей юности. Вообще странное ощущение находиться в зале того же Политехнического, в толпе, когда поэт или писатель пытается с тобой говорить.

Но стоит оказаться перед экраном телевизора, и уже легче и проще, создается иллюзия, что он говорит только с тобой. А со сцены, наверное, хорошо только тупенькие песенки распевать, по сто раз повторяя одну и ту же строчку, в надежде, что услышат и все-таки запомнят, а говорить о чем-то важном — бред. Нет, пусть Политехнический или стадион снится только в кошмарах.

Так вот те самые семь моих бесценных и любимых читателей — собеседников, часто соавторов.

И первая из них — подруга детства, с которой мы встретились вообще чудесным образом, подозреваю, что не в одной жизни пересекались — это тот главный читатель, который заменит многих.

Мой первый шеф — человек уникальный и по образованию, и по душевным качествам, но волею случая, оказавшийся в иноземье, на другой стороне земного шара, увы. Когда он признался, что читает рассказы, разыскав в поисковике, я была потрясена, потому что когда заводила страницу вместе со своими верными помощниками, где-то в глубине души смутно надеялась на то, что вдруг он вернется и откликнется, что-то прочтет, и мы снова сможем пообщаться.

Так и вышло, наверное, желания сбываются…

Признаться, сначала не хотела и боялась того, что вдруг прочтет кто-то из учителей, потому что их оценки не сравнятся ни с какими другими, особенно суровая, с невероятным чувством юмора, с резкими оценками моя ненаглядная Галина Сергеевна директор директоров, одно время была даже зав РОНО, да еще каким заведующим — жуть. Но так вышло, что она заглянула и до сих пор заглядывает на страницу, по репликам чувствую, что читала, оценила, разгромила или похвалила…

И уже как Шехерезада перед ханом страшно лишиться головы, потому и невольно оглядываешься, в вдруг не снести головы?

Конечно, это любимый мужчина (как и у каждой из нас). Сначала не могла понять, кто это там медленно читает все подряд (неизвестный читатель под номером 49 в списке, благо, сайт выдает такую информацию). Сначала подумалось, что кто-то особенно пристрастный, стала маньяка опасаться. Пока не выяснилось, что причина в другом. Уж не знаю, радоваться или печалиться, что без персонального маньяка осталась, это совсем не он, но что тут делать. Похвально, если человек старается что-то понять, узнать дополнительно. Тревожно, убежит или останется, а все-таки читает. Но опять же, возможно, мы просто лучше поймем друг друга.

И наконец, другой парень, который тоже нашел здесь, на сайте, с которым пришлось плодотворно поработать потом в реальности, но без этого читателя моя жизнь была бы несколько другой, это без дураков. Он очень помог в трудную минуту определиться с течениями и направлениями, просто отбросить лень и плотно поработать на заданную тему.

Мой любимый ученик, конечно, тот самый, кто, собственно, и об интернете, и о сайте заговорил и нашел его. Олегу просто надоело листать третьи экземпляры рукописей, вглядываясь в текст, разыскивать то, что было спрятано. Тогда он страницу и создал, потому что уже часто и надолго уезжал в командировки, а там было время для того, чтобы что-то почитать, оставаться в курсе того, что происходит, да и просто узнать себя в каком-то герое. Получилось со временем. Ну а мне осталось только выходить на связь…

И вот буквально сегодня с удивлением узнала, что в Германии туманной разыскала, связалась талантливая девушка, которая страстно хочет побеседовать о прочитанном и написанном…

Ну разве не чудо, разве не ради этих семерых вовсе не виртуальных читателей и стоит все делать, всегда оглядываясь на этих людей в первую очередь, и медленно, но верно знакомиться с теми уникальными читателями, которые не просто откроют — закроют, с иронией или злорадством отправят на кухню кашу варить и забыть о творчестве (кстати, таких тоже не так уж много) и забудут.

Магия и мания больших цифр, статистика, тоже должна что-то делать, как-то оправдывать свое существование, бледнеет перед магической цифрой семь. Это она имеет самое главное значение…

Ведь на самом деле можно любить все человечество, так и не полюбив одного конкретного человека, погоня за тысячами читателей — это всегда риск упустить кого-то очень важного, дорогого, любимого, единственного.

Королеву и поп-звезду по законам жанра должна играть свита, если речь о творчестве, то все как раз наоборот…

Не потому ли в живописи картина ценится именно своей единственностью, а все остальное — только копии, изданная книга наоборот величиной тиража, и если мы не уйдем от этих цифр к тем уникальным читателям, то ничего хорошего нас не ждет, это уж точно

А потому невероятная нежность и благодарность возникает по отношению к единственным, уникальным, любимым…

Неизвестный читатель. Мой неведомый друг///

Мой неведомый друг, неизвестный читатель во мгле

Пробивается снова ко мне он в немой паутине,

Остается незрим, только тень промелькнула в окне.

И прекрасен и юн, и меня он уже не покинет.

Хорошо видит сердце, мне дивный поэт говорит,

Вдруг взмахнет на прощанье и снова исчезнет в тумане.

Неизвестный читатель над этой страницей парит.

Ничего он не скажет, и слово его не обманет.

Ни лаская поэта кокетливо и не кляня,

Он безгласен внезапно, и все-таки я его слышу.

Неизвестный читатель, он смотрит опять на меня,

То с насмешкой немой, то вдруг с нежностью, выше и выше

Поднимаясь над миром, паря над поникшей листвой,

Он не хочет, чтоб гасли костры на незримой поляне,

Потому и в лесу заповедном он снова со мной.

Молчалив и задумчив, он больше меня не обманет.

В этом мире немых все иначе, я знаю давно,

Тот, кто будет грубить и хвалить, он в тиши отступает,

Только белая птица в контакте со мной все равно.

Он читает порой или вовсе уже не читает.

Но отметка его не откроет во мраке лица.

Я не буду грустить и грубить ему тоже не стану,

Мой неведомый друг или враг, лишь в преддверье конца

Он откроет лицо, и прильну ли к нему иль отпряну?

Это будет потом, а пока ну о чем мне гадать.

Пусть останется он неизвестным героем до срока,

То, что живы еще, то, что могут они открывать

В полумраке страницы, как это светло и высоко.

Пусть огрехи найдут, опечатки и просто штрихи,

Где звучат и для них откровеньем какие-то строки.

Мир жесток и уныл, если вдруг прорываясь в стихи.

Неизвестный читатель со мною, мой красивый высокий

Может другом забытым и мужем ушедшим предстать,

Или только знакомству я буду отчаянно рада.

И в пылу листопада, я сяду во мраке писать,

Чтобы он не покинул — надежда моя и награда.