Петербургские романтические новеллы

Людмила Ив (2024)

В новеллах Людмилы Ив сплелись воедино реальность и мистика, прошлое и настоящее Петербурга, его загадки и откровения. Автор предлагает читателю погрузиться в романтическую атмосферу Северной столицы, пережить вместе с героями невидимые драмы и нежданные радости. Книга «Петербургские романтические новеллы» — приглашение на прогулку по маршрутам судеб самых разных людей. Их жизненные истории становятся частью современного петербургского пейзажа и находят отражение в новой мифологии города.

Надпись в Тучковом переулке

На широком подоконнике распахнутого окна стояла женщина. Резиновые жёлтые перчатки на её руках искрились, розовая тряпка скользила по стеклу, и оно блестело от яркого света так, что были заметны самые маленькие грязные пятнышки. Её волосы, немного рыжеватые, у корней тёмные, тонкие, слегка завитые, собранные в хвостик, отливали на солнце медью. Она знала, что сейчас выглядит совсем как смешная тридцатидвухлетняя неудачница с веснушками, пустыми мечтами и неустроенной личной жизнью. Женщина щурилась, кружила по стеклу тряпкой, растирая брызги чистящего средства, и иногда поглядывала вниз, всё пытаясь прочесть надпись то ли краской, то ли мелом, неровно растянутую на асфальте тротуара.

— Длинно, — подумала она наконец, прочитав. Тряпка, зажатая в перчатке, замедлила свой круговорот по стеклу. Это было последнее окно в просторной пятикомнатной квартире с высокими потолками, шкафами с книгами вдоль коридора, изразцовой печью, паркетными полами, вторым выходом на дворовую лестницу. Женщина присела на подоконник и на минуту задумалась, подставив лицо под лучи майского солнца.

Вот пишут люди под окнами других людей признания, пишут на пожарных вышках, на причалах, на заводских трубах, на крышах домов, лезут очертя голову на недоступные башни. Пройдут дожди, раскиснет снег по весне, слова о любви затрут подошвами, ветер изведёт порывами с песком и пылью, закидают окурками, фантиками, дворник замучается соскребать, собачки не замедлят пометить, новый асфальт закатают. Блажь, и только.

Помнится, накануне выпуска кто-то, не иначе как влюблённый, перед школьной калиткой на асфальте зелёной строительной краской написал «Ты — мой свет» и что-то ещё, что-то в духе «любовь-морковь» — уже и сложно вспомнить. Тогда, на последнем звонке, она выдала шутку, что, мол, зелёная надпись у школьных ворот вовсе не про любовь, бойко выкрикнув со сцены: «Учиться, друзья, учиться и обязательно продолжать учиться после школы, как завещал великий Ленин и автор зелёнки. Ибо сейчас ты — свет, а завтра — не дай бог тьма!» В зале гоготали.

Она была очень активная и дерзкая. Юбку носила выше колен, контуры губ подводила коричневым карандашом, глаза — густо чёрным, волосы скручивала высоко в хвост, курила за школой, так что к директору вызывали, и не раз. Слушала с одноклассниками на чердаке песни группы «Кино» с кассетного магнитофона. Часто плёнку жевало, складывало в гармошку, приходилось вставлять карандаш в отверстие колёсика кассеты и прокручивать, сматывая тонкую коричневую ленту обратно в кассету. Когда Цой летом 1990-го погиб в автокатастрофе, ревела навзрыд у его могилы на Богословском кладбище^[3].

После окончания школы она никуда не поступила, устроилась официанткой в бар, пела во дворах в компании местной шпаны, курила, бегала по дискотекам и ждала перемен. На дискотеке встретила парня старше её на пять лет, влюбилась, но не прошло и года — его убили на одной из бандитских стрелок. Она осталась с ребёнком на руках и долгами. Через три года появился второй ребёнок от женатого мужчины, который предпочёл «забыть о прошлом, чтобы не потерять настоящее». Видимо, любовница на третьем месяце беременности оказалась «прошлым», «настоящим» — трёхкомнатная квартира в Озерках и дачный участок где-то под Приозёрском. Учиться было некогда и лень. Так что она так и осталась с аттестатом об окончании средней школы. Потом работала в магазине, на складе, в метро жетоны выдавала и вот не так давно переключилась на подённую работу в клининговую компанию.

«Слова на асфальте — блажь, и только, — с грустью думала женщина. — Как и все мои романы вместе взятые, от первой до последней точки надуманные, бутафорские лживые чувства, бесконечно искусственные, быстро рвущиеся, как капроновые колготки со стразиками».

Отважно и нежно она, наверное, любила только своего бандита, но сейчас не могла бы с точностью это утверждать. Тогда ей нравились выходы в рестораны, клубы, гонки на чёрном джипе, чемоданы со шмотками, кожаные сумки, дублёнка, джинсы Montana, леопардовые лосины и кожаная куртка-косуха с молниями и заклёпками — вещи, которые она давно продала вместе с брюликами.

Вдруг лёгкий ветерок пробежал по рукам: кто-то вошёл в квартиру. Видимо, вернулась хозяйка. Но на пороге возник мужчина. Такие элегантные мужчины ей никогда не попадались, потому она застыла, не зная, как представить себя. Хотя этого и не требовалось от мойщицы окон.

— Ой, здрасте.

Мужчина бросил на неё острый взгляд и, ничего не ответив, через гостиную быстро прошёл в кабинет.

«Даже не поздоровался. Хозяин, видимо», — спокойно, без тени сожаления подумала женщина.

Некоторое время он разговаривал в кабинете по телефону. Мойщица закрыла окно и, протерев начисто подоконник, расставила горшочки с цветущими фиалками. Она тоже у себя на окне устроила сад-огород, посадив какие-то семена очень красивых растений. Но пышные букеты на упаковке на деле превратились в слабые, вытянутые и ни на что не похожие стебельки, которые спустя время подкосились и сгнили. Может, залила рассаду, может, окна в её квартире северные, может, ещё что. Она отщипнула лист от фиалки, у которой были кучерявые, как белый пудель, цветки, торопливо завернула лист в мокрую тряпочку и кинула в пакет.

И вовремя. Дверь кабинета неожиданно открылась.

— Вы же Светлана?

Мужчина вышел на середину гостиной. Теперь его можно было рассмотреть получше, а не только одежду. Он был примерно одного возраста со Светой, немного сутуловат, глаза светлые, серые, взгляд прямой и ясный, мерцающий. Такой взгляд бывает у тех, кто долго живёт у моря, потому создаётся ощущение, будто вода отражается в глазах, а ветер стирает налёт усталости от будничной городской жизни. Кажется, что взгляд промыт морской водой. И ею же отзеркален.

— Как давно вы здесь? Хотите чай или кофе?

Света растерялась, но быстро сообразила, что это её так вежливо спроваживают, и засобиралась, укладывая в сумку нехитрый помывочный скарб.

— Я уже всё помыла. Спасибо.

В коридоре она поскорее натянула куртку и сунула ноги в потрёпанные балетки. Всё это время мужчина пристально смотрел на неё, скрестив руки, прислонившись к высокому с резными створками книжному шкафу. Неудобно как-то получилось: она только-только окна домыла, кто ж знал, что тут вернётся он, а не его жена — та миловидная фигуристая блондинка с лёгким греческим загаром на щеках. В конце концов, по времени уложилась, окна чистые, блестят на солнце от свежести, но отчего-то её не покидало ощущение вины, от которого хотелось поскорее сбежать.

Мужчина смотрел, как она спешно собирается, и вдруг неожиданно с лёгкой хрипотцой произнёс:

— Вы меня не узнали? Я Даня Маркин, учился с вами в одном классе. Я в очках ходил. Играл на пианино на выпускном вечере. Не помните?

Света удивлённо вздёрнула бровь, застыв у двери с сумкой через плечо и пакетом в руках. Наверно, слишком сильное преображение произошло за пятнадцать-то лет. И очков на мужчине не было.

— Смутно, уж извините, — соврала она.

Спускаясь по лестнице, Света всё ещё ощущала на себе долгий взгляд не узнанного ею одноклассника, силясь припомнить, хотя бы за какой партой он сидел. На площадке первого этажа, напротив высокого до потолка камина, сверху засыпанного проводами и закрашенного тем же молочно-грязным цветом, что и стены площадки, она остановилась, чтобы перевесить сумку на другое плечо и проверить, не сдавили ли бутылки с моющими средствами тряпицу с завёрнутым в неё листом фиалки.

Наверху хлопнула дверь.

— Светлана, подождите.

«Вот ведь нарцисс богатенький, — усмехнулась она. — Клеится как банный лист, совсем без фантазии. Придумал байку про одноклассника. Знает, что у него есть средства на интрижку. Вот и администратор Галина Владимировна сказала, что окна придётся мыть в шикарной квартире главного редактора известного журнала. Что за журнал, уже и не вспомнить, а вот имя и фамилия редактора, кажется, Даниил Светин. А этот, видите ли, Маркин. Неважно, кто он, но должен понимать, что я пришла делать уборку, а не услуги предоставлять бывшим одноклассникам. Кот. Хотя выглядит и говорит прилично. Может, замутить с ним? А дальше что? Привязаться и страдать. Нет уж. Был опыт с женатым. Точка». Работа закончена, но надо бежать в садик ребёнка забирать, кстати, от того самого женатика, который бросил её, как только узнал про беременность. А сколько оскорблений в её адрес, ушат грязи вылил. Нет уж, хватит.

— Вы меня, наверное, не так поняли, — произнёс хозяин квартиры, спустившись, и, подозрительно ласково улыбаясь, протянул ей конверт. — Возьмите, пожалуйста.

Ей стало не по себе за всё то, о чём она только что подумала. Она испытала жгучую неловкость оттого, что ей протягивают деньги за уже оплаченный труд.

— Возьмите. Я настаиваю. Это на память.

Света молча приняла конверт, опустив в пакет с моющими средствами, и поспешила выйти из парадной.

В воздухе ещё витал едва уловимый аромат мужского одеколона с древесной ноткой, уравновешенный прохладой вековых серо-бело-чёрных сот на метлахской плитке, кованых чёрных завитков ограждения парадной лестницы и цветов в орнаменте на рёбрах продолговатой печи-камина. В хрущёвке Светы пахло котами, истлевшими тряпками и сухими узкими бетонными ступенями вдоль густо покрашенных зелёной краской стен.

Смутное ощущение постыдной неловкости оттого, что он ей дал денег за подёнщину, а она его даже не вспомнила, преследовало её от Тучкова переулка до угла дома на пересечении Кадетской улицы и Среднего проспекта. Хотелось отойти на безопасное расстояние, чтобы это нелепое ощущение, словно тебе смотрят из окна в спину, ушло.

Даня Маркин? Играл на выпускном? Пианино было чёрное, на колёсиках, стояло за кулисой на сцене в актовом зале. Наверное, отличник был. Отличники все были тихие, скучные, неприметные. И сейчас у него в гостиной стоит чёрная махина на трёх ножках с колёсиками: то ли рояль, то ли пианино, Света всегда путала. Наверно, он и в самом деле играет на инструменте.

«Ладно, окна большущие, всё правильно. Заслужила. Хоть куплю себе что-то из одежды», — рассуждала уже она ясно и твёрдо и тут с ужасом вспомнила, что бросила конверт в пакет с помывочными средствами и мокрой тряпкой, в которую был завёрнут лист украденной фиалки. Но в конверте оказались не деньги.

Женщина повертела в руках вынутую из конверта чёрно-белую фотографию, ничего не понимая. Холодок разочарования обжёг её изнутри, но, присмотревшись, она с удивлением узнала здание школы, в которой училась. И даже железная калитка вошла в кадр.

Света в недоумении перевернула фотографию.

На обратной стороне зелёной ручкой было написано: «Ты — мой Свет».

* * *

Ничего оригинального, скажете, просто — жизнь. И я соглашусь.

Весна 2021

Примечания

3

Цой Виктор Робертович (1962–1990) — основатель и лидер рок-группы «Кино», рок-музыкант, автор песен, актёр. Погиб 15 августа 1990 года в автокатастрофе. Похоронен на Богословском кладбище Санкт-Петербурга.