Петербургские романтические новеллы

Людмила Ив (2024)

В новеллах Людмилы Ив сплелись воедино реальность и мистика, прошлое и настоящее Петербурга, его загадки и откровения. Автор предлагает читателю погрузиться в романтическую атмосферу Северной столицы, пережить вместе с героями невидимые драмы и нежданные радости. Книга «Петербургские романтические новеллы» — приглашение на прогулку по маршрутам судеб самых разных людей. Их жизненные истории становятся частью современного петербургского пейзажа и находят отражение в новой мифологии города.

За васильками

В туманном движется окне…

А. Блок, «Незнакомка»

После того как мать Алисы в четвёртый раз вышла замуж, а Алису отправили на дачу к бабушке, и свой пятый день рождения девочка отмечала среди кур, яблонь, соседок бабушки по участку и семилетнего Кирюши — очень милого кудрявого мальчика, который прокрался на кухню и слизал с бисквитного тортика «Подарочный» все орешки, потом свалил всю вину на именинницу, да ещё подкараулил за сараем и больно ущипнул за бок, и всячески потом старался испачкать её светлое платьице садовой грязью, — Алиса поняла… В целом она поняла, что мальчики — народ привлекательный, но от этого и все неприятности: сначала стараются понравиться, а потом поворачиваются спиной или смеются над порванным платьем. Поэтому, достигнув двадцатипятилетнего возраста, она не спешила выйти замуж, не проверив своего избранника на предмет хорошо замаскированной мужской агрессии, — при этом очень хотела быть счастливой.

Жила Алиса в старом доме на улице Гороховой. Такие дома раньше называли доходными. Квартира была с окнами на улицу и во двор, глухой, одетый в камень колодец с проходной аркой в следующий закрытый двор. Крикнешь в таком колодце — эхо разнесётся до самых верхних этажей, до голубей, гурчащих на ветхих карнизах. Если посмотреть снизу вверх, можно увидеть, что углы крыш очерчивают геометрическую фигуру, чем-то похожую на раскрывшую крылья бабочку; в белые ночи она пуста и прозрачна, а в августе, когда уже темно, наполняется звёздами. В кухонное окно, выходившее во двор, Алиса почти никогда не выглядывала. Там не было жизни, разве что по весне и в раннее бабье лето выли коты.

Алиса спешила, оттого нервничала, пытаясь закрыть дверь своей квартиры, но ключ снова плохо проворачивался в замке. Она попробовала нащупать правильный нажим для оборота, как это получилось в прошлый раз, и краем глаза заметила, что дверь квартиры напротив, в которой вроде никто и не жил, приоткрыта. На площадке лестничного пролёта чиркнуло колёсико зажигалки, и ноздри девушки мучительно напряглись, как крылья ужаленной птички.

«Вот гад, — сердито подумала она. — Выйди ты на улицу и кури».

Алиса терпеть не могла курящих людей. Она оставила дверь с ключом в замке и вышла к лестнице. Лицом к окну, широко расставив ноги на метлахской плитке девятнадцатого века, стоял мужчина.

— Вы могли бы не курить? — сказала Алиса.

— Не мог бы, — ответил мужчина, даже не повернувшись. У него оказался низкий баритон, окрашенный томным драматическим звучанием неопохмелившегося человека; слова как бы волочились вместе с голосом, подобно тому, как бархатный шлейф тянется по винтовым ступеням за представителем сил зла, который вышел в своём устрашающем повседневном гриме на открытую площадку замка.

— А не хамить не могли бы? — тон Алисы уже содержал сарказм и пренебрежение.

Мужчина повернул в её сторону голову, не меняя позы, выпустил клуб дыма и стал разглядывать девушку. За эти доли секунд вынужденной паузы Алиса поняла… да, в целом она поняла, что он ей неприятен: его волосатые длинные ноги в шортах-милитари до колен, смуглые плечи, окантованные лямками тёмно-зелёной неглаженой майки, волосы, ершащиеся на голове, словно он только что отнял голову от подушки; густая борода, нос со свежей ссадиной и сщученные в щели тёмные, с едким фиолетовым отсветом глаза.

— Кто хамит, дамочка?! Ты спросила, я ответил.

— Я вас попросила не курить на площадке. Здесь люди живут.

— И ты живёшь?

— И я живу, — с вызовом ответила Алиса.

— А чё я имени твоего не знаю…

— Меня зовут Алиса.

Он снова выпустил кольцо дыма и отвернулся к окну.

— Слушайте, хотите, сообщу в полицию?! Запла́тите штраф, — раздражённо выпалила она.

— Мадам, вы меня пугаете, — не поворачиваясь, с томной иронией в голосе произнёс он.

Алиса поняла, что дальнейший разговор не имеет смысла. Даже если она зачитает ему закон № 15-ФЗ о запрете курения в многоквартирном доме.

— Хам, — презрительно фыркнула она в его сторону и развернулась прочь.

— И тебе не хворать, Патрикеевна!

Финальное слово в брошенной соседом фразе в тишине пустых стен мощным залпом прошлось по ушам Алисы и, пробив тонкую мембрану, прокатилось по всему организму крутящимся горящим чёртовым колесом.

— Кирюша, — едва слышно прошипела она, судорожно вытаскивая ключ из замка.

— Василий… ащ-ще-то.

Алису трясло от возмущения. И она нарочито шумно хлопнула за собой дверью.

— Откуда он взялся? — цедила сквозь зубы Алиса, кинувшись на диван. — А чё? А ничё. — Она так и не смогла вспомнить, в какой момент на её площадке поселился этот агрессор.

И в самый разгар её негодования на телефон пришла эсэмэска: «Ты едешь ко мне? Я бы такси оплатил». Это был Эдик, аккуратный, вежливый, исполнительный работник банка, сын начальника юротдела, всегда тонко понимающий детали, который, казалось, отвечал тому идеальному образу мужчины, который она когда-то наметала. «Я заснула, прости. На работе был аврал. Устала очень…» — наспех ответила она и отключила телефон. Настроение было уничтожено. Желание ехать куда-либо пропало.

Сосед по иронии судьбы стал довольно часто возникать на её пути. Спускается она или поднимается он навстречу — всегда одно и то же обидное приветствие: «О, Патрикеевна!».

Однажды поздно вечером она столкнулась с ним у входа в парадную, не успев даже приложить ключ-таблетку к домофону. Он вылетел как ошпаренный, опаздывая видимо куда-то, но, увидев девушку, замедлил шаг:

— Патрикеевна! Чё хмурая такая?

Алиса в этот раз не выдержала и, неожиданно для себя перейдя на «ты», бросила:

— Шёл бы ты, Вася… за васильками!

…Алиса очень любила слушать оперу, наслаждаясь антуражем театра: от золотого убранства зала, атмосферы мягких полутонов петербургской публики до шампанского в антракте. Был как раз один из таких приятных вечеров. Но когда в последнем акте Демон, весь в чёрном, с длинными развевающимися волосами, как у шотландского горца, запел «Я тот, которому внимала…»^[15], в памяти Алисы неожиданно возник тот самый едкий фиолетовый, точно ночью мерцание воды в Крюковом канале, отсвет в глазах бородатого соседа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

15

Романс Демона из одноимённой оперы Антона Рубинштейна.