Сердце зимы

Максим Субботин, 2017

Этот мир называется Эзершат. Север его, покрытый снегом и льдом – Кельхейм, суровый край. Странная группа людей движется к его конунгу. Они посланцы из Дасирийской империи – главного государства Срединных земель, где идет жесткая схватка за престол. На пути их подстерегают смертельные угрозы и испытания… и встреча с маленькой волшебницей Хани. Все понимают, что в Кельхейме происходит что-то странное, выходящее из ряда вон. Но даже не подозревают, какая жуткая беда уже нависла не только над северными землями, но и над всем Эзершатом. И скоро их поход, как и любые битвы за власть, потеряет всякий смысл. Белая и черная магия, измены и подлость, интриги и предательство, сражения, честь и отвага, подлость и трусость, страшные эксперименты над людьми – все еще впереди, настоящий путь только начинается. «Сердце зимы» – редкая по силе сага в жанре высокого мужского жесткого фэнтези из созданных за последние годы. Вы ищете что почитать? Так читайте!

Хани

— Вам нужно уходить, — торопила Хани, — духи недовольны.

— Недовольны кем? Нами?! Ваши духи хотели нас убить! — со злобой выплюнула Миара. Она придерживала голову впавшего в забытье Раша, пока Банрут перетягивал ему ногу кожаным ремнем. — Мы защищались! Или нужно было дать этому сорняку сожрать себя, чтоб не расстраивать ваших сраных духов?!

Северянка не слушала. Она поторапливала остальных, то и дело посматривала вверх. Времени оставалось совсем мало. Внешне еще ничего не произошло, но она чувствовала злость духов-охранников. Хани подозвала Рока, отвела его в сторону.

— Ты должен вывести их из леса, — стараясь говорить как можно тише, произнесла ему на родном языке. Наверняка кто-то из чужаков владеет северным наречием, ни к чему им знать, о чем они говорят. — Езжайте скорее. Держитесь подальше от леса. Времени совсем нет, людей нужно предупредить.

— А ты? — нахмурился Рок.

— Я останусь здесь столько, сколько понадобится.

— Никуда я без тебя не поеду.

— Поедешь, — приказала Хани. — Сейчас ты мне не помощник. Духи не тронут меня, — она снова посмотрела вверх, — по крайней мере, больше, чем я заслуживаю.

— Ты не виновата! — Голос Рока стал резким, в глазах плясала ярость. — Давай оставим того чужестранца, пусть сам задабривает защитников.

— Тебе приказывает твоя эрель, кетельгард! — жестко и холодно отрезала Хани. — Ты дал клятву служить мне и подчиняться беспрекословно. Я велю тебе отвечать головой за чужестранцев и предупредить деревенских. И, Рок… берегись. Не хуже меня знаешь, что шараши надолго не оставляют своих ловушек без присмотра.

— Но ведь ты…

— Я приказала. Или мне, быть может, поискать другого кетельгарда?

— Как скажешь, эрель, — сдался Рок. — Я буду ждать тебя в «Медвежьей лапе». И не сдвинусь с места, пока не увижу живой.

Хани с благодарностью улыбнулась. Его упрямство подчас изматывало ее, а иногда давало надежду на благоприятный исход.

Она повернулась к остальным.

— Рок отведет вас в Яркию. Там о вашем друге позаботятся. Но ехать нужно быстро.

Когда сборы закончились и так и не пришедшего в себя Раша иджалец взял к себе на лошадь, Хани перевела взгляд на Арэна. Не похоже, чтобы дасириец собирался с остальными.

— Я остаюсь с тобой, — просто сообщил он. — Не знаю, что тут за беседа у тебя с духами, но мы тоже виноваты, так что подожду и посмотрю собственными глазами. Надеюсь, твой друг доставит моих товарищей в целости и сохранности.

— Глупец… — тяжело вздохнула Хани.

— О, боги! Все тут, что ли, ума лишились?! — простонала Миара и первой поехала вслед за Роком.

Когда всадники скрылись в деревьях, Хани вновь уставилась на Арэна. Тот выглядел совершенно спокойным и уравновешенным, только меч держал наизготовку, в этот раз длинный, черной стали, с тяжелой рукоятью. Девушка попыталась вспомнить, что еще за оружие нес его тяжелогруженый вьючный конь, но не смогла.

— Скажи мне, что это было за диковинное растение? — спросил чужестранец, осматриваясь.

— Ловушка шарашей, — ответила Хани.

— Шарашей?

— Людоедов. Тварей, что приходят из Пепельных пустошей. — Она указала на север. — И не знают ни боли, ни усталости, ни пощады. Знают лишь голод.

Ветер гневно загудел в кронах.

«Пора, нельзя больше тянуть».

Северянка бросила плащ на снег, сняла варежки, отложила в сторону пояс. Немного помедлив, выразительно глянула на Арэна, пока тот не догадался отвернуться. Только после этого расслабила шнуровку мехового жилета — сбросила и его. Последними сняла штаны и сапоги. Оставшись в простой полотняной рубашке и нижних полотняных же штанах, опустилась на колени.

— Эти людоеды — часто они проверяют свои ловушки? — донесся вопрос Арэна.

— Шараши никогда не бросают их надолго, — Хани коченела с каждым вздохом, но из последних сил старалась говорить ровно. — Рок поведет твоих друзей через замерзшее озеро — они сократят путь.

— А чего стоит опасаться здесь нам?

— Всего, — коротко ответила она.

Воздух завибрировал. Деревья склонились кольцом вокруг них, застили небо ветками, будто плели темницу для непрошеных гостей.

— Что делать мне? — в голосе чужака звучало напряжение.

— Не мешать. И отойди… туда, к деревьям. Духи не должны тебя увидеть — только меня.

Хани только раз проводила обряд упокоения. То было частью древнего обучения: обряд, который теперь чтили лишь из уважения к предкам и их колдовству. Древнее нээрийское мастерство повелевать природой, слышать духов и говорить с ними было давно утрачено. Уже много веков дети Севера рождались глухими и немыми к старинному колдовству, некогда прекрасному, но отравленному Проклятой Шараяной. К счастью их матерей. Ни одной северянке не хотелось иметь ребенка с порченой меткой Разрушения. Потому что участь его была незавидна и ужасна.

«А что духи сделают с тем, кто преподнесет им себя?» — когда-то спросила она наставницу. На что та хмуро ответила: «Будут терзать его дух, пока не насытятся».

Хани мелко дрожала. На миг в голове появилась малодушная мысль о побеге. У нее сильная и выносливая кобыла, она скачет быстрее ветра и…

Северянка обхватила себя за плечи и до боли впилась ногтями в кожу. Даже сквозь ткань рубашки почувствовала, что расцарапала себя до крови. Боль отрезвила. Хватит уже малодушничать, хватить убегать. Она — северянка, она — файяри, а не трусливая девчонка шестнадцати зим от роду.

Хани часто слышала голоса Ушедших. Иногда во сне, иногда посреди бела дня. Они приходили, когда хотели, и говорили, что хотели. Сейчас, когда духи-охранники готовились получить справедливую плату за то, что их обитель потревожили и предали огню, голоса хлынули в нее бесконечным потоком слов. Хныканьем маленького мальчика, стоном старой женщины, голосами воина и юной девы — они призывали не сдаваться и помнить, кто она.

«Я смогу, смогу…» — мысленно отвечала Хани.

Холодный морок обнял ее и опустился на плечи непосильной тяжестью.

Воздух стал тягучим, завоняло свежей кровью и гнилью. Девушка расслабилась, давая духам ощупать ее. Она не видела их, но знала — они здесь, рядом, тянутся к живой плоти. Чтобы не закричать, закрыла глаза и нашла утешение в мире собственных грез. К горлу подступила противная липкая тошнота. Голова закружилась, когда обожженной холодом кожи коснулись призрачные ледяные когти.

Она не помнила, не могла бы сказать даже приблизительно, сколько времени продолжалась вакханалия. Они жадно насыщались ее жизнью, не оставляя следа, терзали плоть невидимыми клыками. Хани молчала сносила боль, хотя чувствовала — с каждым прикосновением силы ее покидают.

«Что станет с человеком, которого выпьют без остатка?» — спросила она хмурую наставницу. «Он лишится души. Но помешать духам насыщаться — значит обречь себя на смерть еще более ужасную. Духи не любят строптивых — они заберут труса с собой, чтобы вечно пытать его, а священное место лишат своего покровительства».

Когда все кончилось, Хани даже не попыталась подняться: тихонько легла, не в силах справиться со слабостью.

— Прав был Раш, — со злостью раздался над головой голос чужестранца, и крепкие руки подхватили ее, будто легкое перышко. — Дикая страна.

— Деревья… — прошептала Хани. — Деревья расступились?

— Расступились, — ответил чужестранец.

— Хорошо.

— Дикари, — снова заругался дасириец. Потом закутал свою ношу в плащ, словно ребенка, и усадил на спину своего коня.

Он отошел и вернулся уже с ее вещами. Спешно, довольно неумело, накинул на Хани ее жилет и сапоги. В другое время северянка не дала бы мужчине дотронуться до себя — это считалось позором. Только муж, получивший разрешение предков и Мудрой, мог видеть свою женщину раздетой. Но она чувствовала невероятную слабость, и желание скорее согреться перевесило стыд. У нее не хватило сил даже на слова благодарности, но Арэн, похоже, и не ждал ничего такого. Он вообще только хмурился.

— Ты бы здесь замерзла. Чем только думала? — Дасириец нахлобучил шапку ей на голову и сел сзади.

От него пахло дымом и кровью. Хани зажмурилась.

Они выехали из лесу. Лошадь Хани послушно шла позади, Арэн перевесил на нее часть своей поклажи.

— Они будут ждать нас в «Медвежьей лапе», — сказала Хани, согревшись. — Рок упрямый. Раз сказал, что никуда не поедет, пока я не вернусь, так и будет.

— Мы их нагоним еще в дороге. Скажи, кто или что это было в лесу? Зачем ты осталась?

— Духи. Мы осквернили их гостеприимство. Нужна была жертва, чтобы успокоить. Иначе бы погибли все.

Чужестранец пробурчал что-то неразборчивое.

— Это… — Хани закашлялась, вывернулась и выплюнула в снег алый сгусток. — Шаманская магия. Скажешь о ней кому — и мне отрубят голову.

— Магия? — Северянин окинул ее недоверчивым взглядом, словно решал, говорит она правду или умом тронулась. — Магии во всем Эзершате уже много веков нет.

— Так и есть, — согласилась она. Как ему сказать, что здесь, так близко к Краю мира, все устроено не так, как по ту сторону Когтей льда? И надо ли говорить? Поймет ли, что ради их спасения она сделала то, что поклялась никогда в жизни не делать? Дала кровавый нерушимый обет — и нарушила его. — Зачем вам в столицу, чужестранец?

— Дело есть к вашему Белому сьеру, — уклончиво ответил он.

— Стало быть, ты какой-то важный воин у себя на родине, раз думаешь так запросто попасть к нашему правителю.

— У меня важное дело. А тебе-то что?

Она уже открыла рот, чтобы сказать, но снова зашлась кашлем. Во рту стало солоно, в уголках рта собралась липкая слюна, отчего-то со вкусом пепла.

— Поспи, — приказал Арэн. — После поговорим.

— Мы можем друг другу помочь, чужестранец, — одолеваемая сном, пробормотала она.

Последнее, что Хани помнила — как рука чужестранца, словно ребенка, подбивала ей плащ чуть ли не под самый нос. Чтобы не мерзла.

Когда она открыла глаза, лошадь продолжала идти спокойным шагом.

— Где мы? — Хани отстранилась от уютного плеча. В лунном свете на снегу была четко видна дорожка следов, оставленная несколькими всадниками. — Хлебом пахнет, — сказала, обернувшись, мысленно смакуя аромат свежей сдобы.

Воин выглядел на удивление бодро. Судя по начавшей алеть кромке горизонта, она проспала несколько часов.

— За нами кто-то идет, — сказал дасириец. — Я еще у озера почувствовал.

— Мы перешли озеро?

— Где-то с час назад.

— Я никого не вижу, — как-то неуверенно сказала она.

— Я тоже.

Девушка не видела, но чувствовала, как он хмурится.

— Мы почти приехали, я должна пересесть.

— Если ты отдохнула, нам лучше поспешить, — предложил дасириец, когда она, приведя себя в порядок, взобралась на свою кобылу.

— Обо мне не беспокойся, — ответила Хани. Она снова почувствовала дыхание холода — надо поесть, иначе неоткуда взяться силам. Но жаловаться чужестранцу — никогда, лучше откусить себе язык.