Возлюбленная Верховного Бестиара

Марина Индиви (2024)

Я уже не та наивная девушка, когда-то беззаветно влюбленная в Богдана Велимирского. После раскола Лазовии на два суверенных государства он правит своей частью некогда единой державы. Я знаю о его жизни все, потому что я — фаворитка Верховного бестиара, его секретное оружие. Но все изменится, когда под угрозой войны с соседними странами дядя и племянник снова сядут за стол переговоров. Когда-то разлука с Богданом изменила меня до неузнаваемости. Но что со мной сделает его близость?

Глава 2

Алина

Он не мог этого сказать! Или же мог? Несмотря на то, что свою выдержку я тренировала и взращивала вместе с магией — годами, меня захлестнула волна гнева. Истинного, горячего, как кровь. Того, что с трудом поддается контролю. Я вцепилась в подлокотники кресла, и это помогло мне пережить следующий удар. Когда Михаил ответил:

— Хорошо. Забирай.

Я никогда не тешила себя мыслью, что нужна ему. В определенном смысле, конечно, была нужна: как трофей, как знак превосходства над тем же Богданом. Как игрушка, как секретное оружие, как развлечение, но не более. Поэтому сейчас внутри меня все перевернулось — я знала, о чем это. Знала, к чему. Только это и помогло промолчать. Это, а еще нежелание показывать свои чувства перед Богданом, который совершенно этого не достоин.

— Правда, с одним условием. В Северной Лазовии люди свободны, и Алина — если я тебе ее подарю сейчас, вряд ли захочет остаться рядом с тобой. Я прав? — На меня посмотрели в упор, и я пожала плечами.

— Если бы у меня был выбор, я бы не согласилась даже сидеть рядом с ним, — произнесла холодно.

Отметила, как у Богдана дернулся кадык.

— Твоя игрушка слишком многое себе позволяет.

— Да, она такая, — Михаил усмехнулся. — За это и нравится.

Они говорили обо мне так, будто я была вещью, и если со стороны Верховного для меня это было привычно, то со стороны Богдана… Я подавила желание наступить ему на ногу, когда буду вставать. Глупый жест: все равно его сапог переживет нападение моего каблука, а я себя выдам. Выдам, что мне не все равно. Что его слова по-прежнему способны причинить мне боль.

— Поэтому, — Верховный подвел итог, — я отпущу ее с тобой, но принадлежать она по-прежнему будет мне. До тех пор, пока мы не подпишем наше с тобой соглашение, не объединим наши армии и не определим дальнейшие условия нашего… сотрудничества. После я отдам ее тебе со всеми бумагами, и поступай как знаешь. Если не передумаешь, разумеется.

Богдан усмехнулся.

— Ничего не делаешь без условий?

— Считаю это справедливым началом нашего с тобой перемирия.

Какое-то время в кабинете царила тишина, и, поскольку окна были плотно закрыты, нарушало ее лишь мерное тиканье напольных часов. Да биение моего сердца: мне казалось, оно колотится со звуком самого большого колокола.

— Согласен, — подтвердил Богдан.

Это теперь его любимое слово, что ли? Я плотно сжала губы, чтобы не выдать своих чувств неосторожно брошенной фразой. Рядом с ним я словно на вулкане находилась: постоянно надо было думать о том, что говоришь, как двигаешься, как смотришь. Обычно у меня с этим трудностей не возникало, но сейчас…

— Вот и замечательно, — Михаил поднялся. — Я распорядился приготовить тебе покои. Лучшие во всем дворце, и твоему сопровождению тоже. Пусть прошлое останется в прошлом, племянник.

Богдан поднялся следом за ним.

— Я не рассчитывал задерживаться на ночь.

— Понимаю, но мы с Катериной уже приготовили ужин в твою честь. Надеюсь, ты нас уважишь.

Богдан коротко кивнул и вышел, и только после я смогла перевести дух. Чем дальше он становился, тем привычнее становилось быть собой. Той, которая выжила и смогла защитить дочь, той, которая привыкла просчитывать каждое свое действие на несколько ходов вперед.

— Не по нраву тебе такие события? — Михаил обошел стол, сел на него и, скрестив руки на груди, посмотрел на меня.

— Мне все равно.

— Не верю.

— Мне все равно, потому что я знаю, чего ты хочешь. Чтобы я докладывала о каждом его шаге в Северной Лазовии.

— Никогда в тебе не сомневался, — усмехнулся Верховный, потом подался вперед и сжал пальцами мой подбородок. — Кто бы мог подумать, что из дворовой девки получится… такое.

Даже не знаю, комплимент это был или оскорбление, но здесь мне действительно было все равно. Я улыбнулась: привычно, настолько изученной и много раз отыгранной ролью, что сама начала верить в искренность этих улыбок.

Если поначалу я изображала мстительную недалекую особу, чтобы Михаил расслабился, то спустя уже пару месяцев начала переключать и его внимание, и свой образ. Я училась, получала самые разносторонние знания, в том числе в экономике и в политике. Понимая, что наивная мстительная, якобы на все согласная девчонка ему быстро надоест, я превратилась в интересную собеседницу и достойного оппонента в дискуссиях.

Я научилась обходить острые углы, не замечать когда-то важных вещей и защищаться. Может быть, той Алины, которая когда-то верила в любовь, сейчас и не стало, но осталась та, что никогда не забывала, ради кого это все.

Поэтому сейчас я положила кончики пальцев поверх его, и, когда он убрал руку, произнесла:

— Я сделаю все, как обычно. Но у меня тоже есть одно условие.

Михаил приподнял брови, а я продолжила:

— Снежана поедет со мной.

Верховный посмотрел на меня в упор. К его пристальным взглядам я привыкла, поэтому сейчас не отвела глаз.

— Ты хочешь, чтобы я отпустил свою дочь к нему? — уточнил он, и голос его стал еще более холодным и жестким.

Михаил поверил в то, что Снежана его дочь, почти сразу. Мне всего лишь пришлось сказать, что Богдан отказался от меня так легко по этой причине. У Верховного не возникло сомнений на этот счет: по всей видимости, он тоже слишком хорошо знал племянника. Того племянника. Ну а то, что Снежана родилась раньше срока, стало подтверждением моих слов.

Можно сказать, нам всем повезло. Как бы цинично это ни звучало.

— Ты так и не назвал ее своей официально, а в мое отсутствие ее будет некому защитить. Зарина хорошая девушка, но у нее не хватит сил противостоять Катерине или тем, кого она подошлет. Не говоря уже о твоих старших дочерях.

Княжны чуть ли не шипели когда видели меня, а Снежану — особенно. Возможно потому, что при всем его безразличии, жестокости и черствости, Михаил проводил с ней гораздо больше времени, чем с ними. Что неудивительно: я была его любимой игрушкой, а Снежану от себя отпускала в исключительных ситуациях. Особенно когда она была маленькой и до того, как все окончательно убедились в том, что со мной лучше не связываться.

Произошло этот в тот день, когда старшие дочери Михаила решили, что могут безнаказанно поиздеваться над моей. В том, что из Марии и Василисы не получится ничего хорошего, было понятно сразу, но того, что они решат приблизиться к моему ребенку и напугать ее до полусмерти, я даже представить себе не могла.

Поэтому когда вошла в свои покои и обнаружила ревущую тогда еще совсем маленькую Снежану, любимая кукла которой в искромсанном платье и с обрезанными волосами валялась на полу, а еще перепуганную няню, на чьей щеке алел след от недавней пощечины, я, пораженная, замерла. Тогда еще меня что-то могло поразить. Заставить застыть.

— О, явилась, — насмешливо произнесла Мария. Та самая, которую я вытащила из воды. Именно она держала в руках ножницы, Василиса просто стояла, скрестив руки на груди. — Лучше забирай свое отродье и убирайся отсюда по-хорошему. Как тебе предлагала мама!

Катерина предлагала мне побег. Как-то спустя год после рождения моей дочери явилась и сказала, что может его организовать. Что Михаил меня никогда не найдет, и я смогу жить припеваючи вдали от него.

Как бы ни было велико искушение, увы. Я растеряла всю свою наивность по дороге в этот период жизни, поэтому прекрасно знала, что Катерина либо сразу сдаст меня мужу, либо меня действительно никто не найдет. Но уже по другой причине.

Поэтому ей я вежливо отказала. Настолько вежливо, насколько могли общаться жена и любовница в высшем сословии, но сейчас вежливости во мне не осталось ни капельки. Только защитные руны спасли меня от раскрытия магии, когда я увидела плачущую дочь и этих великовозрастных девиц, издевающихся над ней.

— Пошли вон, — холодно произнесла я, шагнув к княжнам вплотную.

Василиса попятилась. Она никогда смелостью не отличалась, да и в целом — обладая гораздо более приятной внешностью, пасовала перед напором сестры, из-за чего выглядела ее непривлекательной тенью. Что же касается Марии, она вскинула голову и насмешливо поинтересовалась:

— А то что? Или забыла, что бывает, когда мы жалуемся папеньке?

Должно быть, это стало последней каплей, потому что во мне в тот момент не осталось даже чувства самосохранения. Я толкнула княжну к стене так резко, что она приложилась головой, а потом, под визг Василисы, выхватила из рук ее сестры ножницы и срезала ей несколько прядей. После чего прижала острие к ее лицу и сказала, с совершенно безумной улыбкой:

— Тебе несказанно повезло, что ты не порезала кукле лицо, Мария.

Я отшвырнула ножницы и с силой толкнула девицу к двери.

— Ты даже не представляешь, что с тобой сделают! — завопила она и первой выбежала из покоев, Василиса побежала следом.

Я же подхватила плачущую Снежану на руки, прижала к себе. В этот момент мне было совершенно все равно, что со мной сделают, я просто чувствовала отчаяние дочери, ее беззащитность. Зарина чуть ли не в ноги мне бросилась:

— Простите, пожалуйста! Они пришли… я не могла… Так, как вы… Я попыталась отнять куклу, но…

— Все хорошо, милая — я гладила плачущую дочку по голове, прижимая ее к себе, — все хорошо. Они больше тебя не тронут. Никто никогда тебя больше не тронет.

Только после этого я посмотрела на Зарину и покачала головой:

— Ты ничего не могла сделать.

Но, судя по всему, пыталась. Пощечина на ее щеке до сих пор пылала красным, и даже за эту смелость, за эту попытку защитить моего ребенка я почувствовала к этой девушке глубочайшую нежность.

— Но я благодарю за то, что попыталась.

За мной действительно пришли, спустя буквально полчаса. В кабинете у Михаила стояла зареванная Мария, белая как мел Василиса и красная от гнева Катерина.

— Она должна за это ответить! — жена Верховного сорвалась на крик. — За то, что…

— За то, что защитила двухлетнюю дочь от взрослых девиц, которым нечем заняться? — перебила я ее. — Настолько, что они приходят к малышке, чтобы искромсать любимую игрушку у нее на глазах, напугать до полусмерти, ударить няню, которая пытается ее уберечь?

Катерина явно такого не ожидала, поэтому осеклась, я же шагнула к ней и, глядя в глаза, произнесла:

— Если ваше воспитание настолько хромает, что ваши дочери не гнушаются ничем, то Снежану я буду защищать даже ценой своей жизни.

Михаил мне тогда ни слова не сказал, кроме как:

— Ты свободна.

А вот после моего ухода крики в кабинете стояли такие, что их, должно быть, слышал весь дворец. Я не слушала. Я вернулась к Снежане с Зариной и весь вечер провела с ними. Судя по тому, какими ненавидящими взглядами меня награждала Катерина при встречах после того случая, досталось им знатно.

Мне было все равно. Снежану я готова была защищать ценой своей жизни всегда, и сейчас ничего не изменилось. Должно быть, Михаил тоже это вспомнил, потому как сейчас нахмурился:

— Считаешь, я не в состоянии защитить свою дочь?

— Считаю, что со мной ей будет лучше. Да и Богдан гораздо быстрее расслабится, когда поймет, какое у него преимущество.

Я играла на всех его слабостях, на которых могла. Зная, что разлуки со Снежаной просто не переживу, а даже если и переживу, мне будет не до чего. Верховный, кажется, тоже это понял, потому кивнул:

— Пожалуй, ты права. Пусть будет так.

В этот момент я мысленно облегченно вздохнула. И, хотя расслабляться было рано — я не представляла, что меня ждет в Северной Лазовии, я знала, что справлюсь со всем. Так было всегда, и так будет впредь.