Когда часы пробьют вчера

Марина Повалей (2025)

Бим-бом! Много лет назад летающая машина привезла Саришу с родной тетры в счастливый брак. Бим-Бом! Сегодня она гадалка-нелегалка. Бим-бом! Маленькая сделка откроет дорогу домой. Бим-бом! Останется заглянуть в будущее и отблагодарить тех, кто превратил её жизнь в ад. Бим-бом! Ещё заскочить в прошлое, чтобы его узнать, и не сойти с ума — не повернуть время вспять. Бим-бом-бим-бом-бим-бом!

Глава 2. За столом сидели

Наши дни.

— Негусто, но лучше, чем ничего, — я выгребла из карманов несколько купюр. — Много ещё?

Молодой священник, совсем мальчишка, на несколько лет младше меня, аккуратно сложил бумажки, пересчитал.

— Нет, совсем немного осталось. Мы прекрасно соберём это с пожертвований, тебе не нужно так рисковать!

— Чем?

— Свободой, Сариша! Господь…

— Господь… ладно, Лупу, пойду. У меня ещё куча всякого-чего… с пожертвований ничего не бери, тебе приход отстраивать, я сама разберусь с этим насосом.

— Ворон прожила бы и без насоса. Сколько лет живут…

— Впроголодь. Но если улучшить орошение, есть шанс…

— Но не ценой твоей свободы!

— Лупу! Я не собираюсь ни на тот свет, ни в рабство. Всё будет ажурно! Не дрейфь! И смотри мне, чтобы бабушки не узнали!

— Зря ты, они бы помогли, Стефана бы точно что-то дельное посоветовала.

Есть строчка в Писании: “и враги человеку — домашние его”. Лупу, хоть и не со мной живёт, но тоже хорош!

— Это в зависимости от того, застали бы её новость до завтрака, или после…

Лупу, знавший мою бабулю, как Стефану Воронову, номинальную главу тетры, ничего не понял, что естественно — до завтрака её вряд ли кто-то видел, кроме меня и второй моей бабки. С людьми она предпочитает иметь дело, уже накатив для настроения. А трезвая Стефана — аттракцион для людей с исключительно крепкими нервами. “Самогон — наша с миром разумная преграда друг от друга. Трезвой он меня не выносит, как и я его,” — её слова.

— Подожди! Письмо! Терха Воронова…

С размаху шлёпнула себя по лбу. Схватила бумагу с ручкой, набросала письмо сразу для двоих адресаток.

— Нельзя творить милостыню на обозрении людей, иначе Господь мне её не засчитает! — показала язык мальчишке, который вырос на моих глазах. — Сариша! — святой отец захлебнулся воздухом. — Так исковеркать святое писание!

Он ещё что-то кричал мне в спину, пусть его.

Привычно пренебрегая общественным транспортом, я добралась до места, что уже год как держит на своих стенах крышу над моей головой. Надо же, целый год! Мы прямо срослись! Чайная лавка, недалеко от дома — заслужила я или нет маленькую радость?!

Со скрипом отворила металлическую решётчатую дверь, всегда открытую днём, прошла во двор и сразу к крану: козлина гавёная, как всегда, не захотел открываться, а когда поддался, закряхтел, заплевался ржавыми сгустками, и, дал наконец, струйку нагретой на солнце воды.

Смыла лицо, от души намочила руки до локтя — хорошо!

Потянула носом — из кухни веет выпечкой.

— Поставишь чайник? — я выглянула из-за двери.

Тесса подпрыгнула на месте:

— Ё-моё! Сашка! Чего пугаешь?

Я улыбнулась:

— Чаю принесла. Сейчас только помоюсь, ты будешь? Чуть посидим, всякое-чего…

— Ё-моё! Ну конечно, буду, спрашиваешь! — Тесса мастерски перекинула сигарету из одного угла рта в другой, всё это без помощи рук, и схватила чайник.

— Я скоро!

И уже вымытая, выскобленная так, что гладкие ноги блестят на солнце — обещанный нашим хозяином, долгожданный навес, своей функции не выполняет. Виноград так и не зарос во всю решётку. А на климат в нашем районе тетрарху Совы плевать — ему бы за климатом в центре тетры уследить, что ему отребье, жарящееся в пекле…

— Везёт тебе, Сашка! — Тесса стукнула чашками о стол, выплюнула бычок в пепелку. — Кожа загоре-е-е-елая… — я ещё больше вытянула ноги на табуретке, любуясь золотыми медальками браслета. — Новый? — подруга проследила за моим взглядом.

— Ага!

— Ё-моё! Ну красота же!

— Я вчера свой лифчик сушить вешала, не видела?

— Тот… цвета кофе? — она стала выкладывать на стол нарезанные фрукты.

Я кивнула, прищурилась: а говорят ещё, что к воронам всё чужое само липнет. Тесса, вроде и с Кречета, а всё туда же — заграбастать всё, что плохо лежит.

— Не, не видела, — прихлебнула чай эта коза гавёная. — Ты кушай-кушай, специально для тебя прихватила.

— Тесса, — я сложила руки на груди. — Тебе что туда укладывать, а?

— Та не видала я! Ешь арбуз!

— Ага, как же! Сама ешь! Верни лифчик? Или ты надумала делать ноги, а его вместо чемодана взяла? Наложить туда всякого-чего!

— Та померить я взяла! Просто померить! — можно подумать, мы первый день знакомы! — Затянула просто крепко лямку, чтобы не спал, а он — бац!

— Чего — бац? — не, ну это ж надо! Новый комплект, ни разу не одёванный!

— Того — бац! Счас покажу, — женщина, которая была мне подругой, отхлебнула чаю и пошла к своей комнате, чиркнув зажигалкой по дороге. Не, ну надо быть такой? Лучше б трусы взяла померить! Если грудь у нас с ней и разная, то размеры седалищ — очень даже одинаковые.

Вся разница только в том, что у меня гены, а у неё — стресс.

Точнее — способ его устранения.

— Откуда фрукты? — спросила в спину цветастого халата, копошащегося в груде тряпок.

— Откуда-откуда, ё-моё! У хозяев взяла. Они всё равно бы завтра выкинули, вон, гляди, размякшие. А ты всё сметёшь и не заметишь! — ясно, спёрла. — А ты, что, собралась куда? — даже позднее зажигание, лучше, чем не вкуривать вовсе. — К своему этому, да?

Она приблизилась, я вырвала свой лифчик прямо из-под облака сигаретного дыма, предварительно облизав липкий сок с пальцев.

— Тесса! Твою мать! — не знаю, чему я расстроилась больше — тому, что лифчик безнадёжно провонял куревом, или тому, что лямка у него порвана и зашита нитками в цвет.

— Я зашила аккуратненько, никто ничего и не увидит… а если ты его быстро снимешь… да кто вообще смотрит на лифон, когда под ним такие сиськи! Ешь арбуз, а?

— Коза ты! — но не улыбнуться я не смогла. — С тебя печенье! — Тесса закивала, болтая смоляной чёлкой. — Вон то, с шоколадом, и чтобы самодельное…

— Всё будет, дорогая моя, — она, очевидно, готовилась к буре, но выдохнула, завидев, что бучи не предвидится, — а ты что? На свиданку? К своему?

— Он не мой! Он мой секс. Для здоровья, и всё!

— Как же, как же. И к просто сексу ты покупаешь новое бельё…

— Новое бельё я покупаю, потому что люблю. Всё, закрыли тему. Рассказывай, как дела?

— Ё-моё! Ты и правда не познакомишь нас?

— Просто поверь: это не те отношения, которые знакомят с друзьями. Я так понимаю, что тебе и рассказать нечего? Пошла я…

И я уже сняла ноги с табурета, запахнула покрепче халат.

— Да подожди ты! — она прикурила новую сигарету, — представляешь… — полился поток всякого-чего: сплетен о соседях, знакомых Тессы, — помнишь семью, в которой я работаю, чей дом обнесли две недели назад?

Та-а-а-ак.

— Угу, — перемены во мне подруга не заметила: я всё так же киваю, выражая полнейшую заинтересованность, как и ссорой нашей соседки с дочкой.

— Так оказывается, его убить хотели!

— Да ладно! Кого?

— Серьёзно! Хозяйского сына! Через неделю, после ограбления, на него на улице наехал старый мазурик без номеров, прямо возле дома, представляешь?

— И что дальше?

— Прикатили жандармы, всех допрашивали. Моя уборка у них должна была быть вчера, так эти крысы, прикинь, не вызывали меня, проверить хотели, не я ли навела, выйду ли на работу.

— Можно подумать, если бы ты навела, то не вышла бы…

— Ё-моё! Да олухи они!

— Так а что полиция? Что говорят?

— Будто мне доложили! — пауза, и, не знай я Тессу, как облупленную, возможно, и купилась бы. Раз, два, три: — но хозяйка с подругой говорила, я нечаянно услышала, что им кажется, что это было не просто ограбление, что хотели убить пацана…

— Кто?

— Ё-моё! Ну я почём знаю? Задолжал может, кому? Или не поделил чего? Кто их, этих богатеев разберёт?

— А глава семьи?

— Так носа и не кажет. Хозяйка держит мину, всем говорит — деловая поездка, но что-то мне подсказывает…

— Думаешь, криминал?

— Думаю, баба у него! Вот что я думаю! А она развод ему, стерва, не даёт, вот он и психанул.

11 лет назад

Светлый, просторный коридор, больше похожий на вытянутый бальный зал — будь я тетрархом… будь я тетрархом на Вороне, будь у меня такой коридор, пользовалась бы им, как приёмным залом. Никто из воронов даже и не подумал бы, что столько мрамора можно вбухать в коридор.

Мислав, не предупредил, завернул за очередной поворот, и мы оказались в столовой. И в этой столовой точно можно устроить приёмную тетрарха! Даже танцы провести, или ещё всякого-чего!

За столом сидели…

Очень много людей!

Все взгляды устремились на нас с Миславом — мне захотелось уменьшиться. Стать маленькой, чтобы меня перестало быть видно.

Секунды тишины, и в мир вернулись звуки. Первыми заскрежетали приборы, кто-то неспешно заговорил, я сосчитала до тридцати и подняла глаза — на меня смотрела только одна девушка, из присутствующих. Единственное свободное место за столом — напротив неё.

У меня за спиной кто-то громко вздохнул и послышалось:

— Идите за стол, — сказано, словно сквозь зубы.

Если бы я могла пошевелиться!

Меня легонько подтолкнули в спину, ноги засеменили сами.

Хотелось одновременно и исчезнуть, и в то же время крикнуть: эй! Я же здесь! Почему вы все меня игнорируете?!

Секунда, чтобы занять пустующее место. Вторая, чтобы сделать вдох. Третья, чтобы собраться и оторвать взгляд от тарелки. Четвёртая, чтобы пропасть — напротив меня сидел он.

Ошибки быть не может. Место за столом было свободно не напротив шикарной блондинки, напротив мужчины, который обещан мне в мужья.

Влад Совин.

Никогда, ни при каких обстоятельствах я не перепутала бы его ни с кем! Он оказался ещё красивее, чем в газетах! Идеальное, с резкими, крупными чертами лицо. Квадратная — ужасно мужественная челюсть. Прямой нос, голубые, как небо глаза, и просто потрясающие золотисто-белые волосы. Их так хотелось потрогать, просто чтобы убедиться — они такие же мягкие, как мне и показалось. Стильная стрижка — выбритые виски как будто оковы для густой, но на макушке уже не так строго остриженной, гривы волос. Как будто рожь на Воронов, которую колышет ветер — моя рука.

Я смотрела на него и задыхалась. Просто не могла поверить, что передо мной живой человек, не божество. Он так отличался от уроженцев ворона: смуглых, загорелых, с тёмными глазами. Я буквально ослепла от его красоты: от почти прозрачной кожи рук, ото льда светлых глаз. Меня ни капли не беспокоило, что эти глаза ни разу на меня не взглянули: одна его рука была под столом, вторая держала вилку. Он смотрел во главу стола, а его рот чуть улыбался.

Просто глаз не оторвать!

Но в какой-то момент пришлось: за столом снова воцарилась тишина. Идеально-кукольные женщины и их спокойно-властные мужчины, все сейчас переводили взгляд с тетрарха Совина, который встречал меня по прилёте, на мужчину, по правую руку от него.

Судя по всему, последний что-то спросил. Затянувшуюся тишину нарушил звенящий мужской голос:

— Всё останется, как прежде. Воля императора — закон. Раз ему так угодно, мой сын отныне женат, но ни состав семьи Совиных, ни жизнь Влада от этого никак не изменится.

Что это значит? И что за вопрос был?

Вот раззява! Засмотрелась на жениха, да пропустила всякого-чего!

Присутствующие со временем отмерли, вернулись к еде, к тихим разговорам с соседями, которые были прерваны. На меня снова никто не смотрел. Хотя нет, девушка напротив — безукоризненная блондинка, очень похожая на Влада, и сидела она рядом с ним, похоже, сестра. Пусть под чадрой не видно, но я улыбнулась ей так сильно, как только смогла — она увидит по глазам.

“Уверена, мы подружимся! Станем сёстрами!” — говорила я без слов.

Она снова улыбнулась и шепнула что-то в самое ухо моему жениху, приблизившись близко-близко.

Какие доверительные у них отношения — она прижалась самой грудью к его локтю…

Я не успела додумать, мысли просто вышибло из головы, когда он посмотрел на меня. Сестра ещё что-то шептала ему на ухо, когда его глаза скользнули по мне, губы еле-еле дрогнули, он даже развернулся от своей шептуньи, показывая мне яркую родинку на правой скуле. Вилка громко звякнула о мрамор пола, и я на рефлексах бросилась за ней. Схватила злосчастную серебрушку… ещё секунда, просто выдохни, Сариша! Потому что ещё один такой взгляд, и твои лёгкие просто перестанут функционировать.

Я не могла не посмотреть на его ноги под столом. На идеально чистые кеды, лёгкие брюки. И на женскую руку, лежащую на этих брюках, поглаживающей и сжимающей его… то самое место.

Каждая клеточка моего тела готова была вырваться, прорваться сквозь толщу кожи. Невыносимо заболели рёбра — я обхватила себя руками.

Прошло несколько секунд под столом, но их хватило, чтобы мой мир лопнул.

Инцест запрещён даже на Вороне. Либо она не сестра, либо…

Что из этого страшнее, я даже не могу представить: даже всей моей любви не хватит, чтобы замолить такой грех моего жениха и его сестры. Их души уже не спасти.

Перекрестилась по привычке. Я попробую, очень постараюсь. Все силы приложу, день и ночь стану поститься.

Женские пальцы с длинными ярко-алыми ногтями оторвались от своего занятия и сложились в такую комбинацию… вызывающе вытянутый средний палец из ряда сложенных в кулак.

“Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный”.

Я не думала всякого-чего. Я просто сжала вилку посильнее и со всего размаху всадила её зубцами в эту мерзкую руку.

Прости меня, Господи. Я знаю, что нельзя причинять боль своему ближнему, но, будем честны: нас слишком много и на всех тебя не хватает. Я побуду твоей карающей дланью. Теперь она не сможет грешить, ни с собственным братом, ни с чужим женихом, чем бы это ни было.