Когда часы пробьют вчера

Марина Повалей (2025)

Бим-бом! Много лет назад летающая машина привезла Саришу с родной тетры в счастливый брак. Бим-Бом! Сегодня она гадалка-нелегалка. Бим-бом! Маленькая сделка откроет дорогу домой. Бим-бом! Останется заглянуть в будущее и отблагодарить тех, кто превратил её жизнь в ад. Бим-бом! Ещё заскочить в прошлое, чтобы его узнать, и не сойти с ума — не повернуть время вспять. Бим-бом-бим-бом-бим-бом!

глава 6. Никаких зверей, сладостей и другой чуши!

11 лет назад.

— Ой, а это что за кнопочка? Ой! — раздалось следом за стуком каблуков.

— Дмитра, — ленивый голос Влада, — под капот ты ей зачем лезешь?

Чтобы капотом ей отрезало голову. Что непонятного?

— Котёнок, ну как же? А вдруг я где-то сломаюсь? Мне же нужно хотя бы знать, что там, где находится? — раздался плавный звук автоматики, и восхищённое: — Вау! Зайка, ты видел? Посмотри скорей! Ни одной детальки не видно! Всё всё всё закрыто панельками…

По-моему, кто-то здесь подсасывает. Тосол в собственном мазурике. Иначе почему они так часто у неё ломаются, и, что хуже — она не делает из этого никаких выводов?

— Видел. Этот мазурик по умолчанию предполагает, что его владелец не ждёт поломки. В определённом графике твой мобиль будут гонять в сервис, где… — громкие, отвратительные звуки причмокиваний, — специально обученные люди будут открывать все… Дмитра?

— За сколько он разгоняется?

— За восемь секунд.

— Надо же! Зайчик, вот это скорость!

Надо же! Хорёк, почти как у тебя, когда вы сношаетесь!

— Не могу ждать! Не хочу! Я так долго о нём мечтала! — вжухнул замок.

— Детка, не здесь же!

— Почему? Никого нет. Прислуга уже спит, семья — тоже. Нас никто не увидит. Иди ко мне, твоя малышка сейчас тебе покажет, как она тебе благодарна за такой подарок!

Начинается!

Я не стала подслушивать дальше.

По правде, не собиралась и раньше, хотела пройтись перед молитвой, когда увидела подлетающий к особняку мазмобиль последней модели. Я узнала его по цвету — ярко-красный. Специальная, женская модель. Самая безопасная на сегодняшний день. Я слышала, охранники так говорили.

Просто, когда они приземлились у гаража, а потом вышли, такие весёлые, счастливые, я не смогла уйти. Мне так хотелось посмотреть хоть издалека на эту, их жизнь.

Пока неслась к себе в спальню, пыталась унять рвотный позыв. Желудок налился такой тяжестью, что терпеть не было никаких сил.

Мне нужно уйти из этого дома. Я здесь лишняя. Сижу днями у себя — меня никто и не найдёт, если однажды я не выйду из комнаты. Просто не станут искать. А каждая встреча, с кем угодно из них, как новая лавина боли. И каждый раз чувство такое, что ещё капля и я не выдержу. Даже на улице, на чужой тетре, у меня и то больше шансов найти доброту.

Больше, чем в этом доме.

“Каждая тварь Господня достойна любви” — так всегда мне говорила Анка — моя вторая бабушка.

Я, видимо, не тварь. Или не Господня. Если в этом доме нет никого, способного хотя бы на понимание. Бежать прямо сейчас, куда угодно, пусть я и не смогу вернуться домой, пока нас не разведут, всё что угодно — лучше такой жизни.

Только помолиться сперва. Такой шаг мне самой, без Господа не сделать.

Закончила всякое-чего и только-только стала входить в то самое, молитвенное состояние. Потому и не услышала ни стука, ни шагов, ни скрипа двери.

— Я… это… я хотел… а что ты делаешь? — у двери мялся мальчик лет двенадцати, мялся сам и мял в руках пакет.

Светлые волосы, голубые глаза, вытянутое лицо — однозначно, Совин.

Замысловатая стрижка — волосы у лба чуть длиннее, завиты. Один в один, как у Влада.

— Благодарю Господа за сегодняшний день, — само то, что со мной просто заговорили, спросили что-то такое обыденное… я так отвыкла от человеческого отношения.

Он задумался, закрутил головой. Сделал несколько неуверенных шагов — я не стала останавливать.

— Ты ведь жена моего брата? — я кивнула, подавив горькую усмешку. — За что ты его благодаришь? Твой отец предатель императора и силы тетрархов. Которую должен был беречь, — я просто начала часто дышать. Он, этот ребёнок, он говорит слова взрослых, это не его мысли. Ему их внушили. Не злись, Сариша, он не понимает. — Моего брата Его Величество заставил на тебе жениться. Влад любит Дмитру.

— Это он тебе так сказал?

Сделавшись важным, он чуть нагловато, по-совински усмехнулся, уверенно подошёл ко мне, я всё стояла на коленях у окна. Стала подниматься.

— Мужчины такое не обсуждают. Ты что! Так Дмитра сказала, что скоро император остынет и тебя выш… ой! — он залился краской, — отправят отсюда домой. Тогда Влад женится на Дмитре. Так зачем ты молишься? Папа говорит, что бога нет, что религия — инструмент управления массами. Что людям, кто живут в нищете, нужно понимать, ради чего они живут. А писание даёт им веру — все их мучения на земле — ничто, жизнь пролетит, как миг, а дальше их ждёт вечная, безмятежная жизнь за их страдания.

“Многие же будут первые последними, и последние первыми”.

— Ты сам тоже так думаешь?

— Конечно. Так же папа говорит. А почему ты молишься здесь? Молятся же в церкви? Мы ездим по праздникам.

— Мне… — сглотнула ком, — мне нельзя ездить в церковь. Ты знаешь… иди-ка сюда! Как тебя зовут?

— Драгош. А ты… ты красивая без своих этих, — он повозил в воздухе руками, показывая платки, — вот этих. Другая, не такая, но очень красивая!

— Нет-нет, не говори глупости. Вот вы все…

— Бледные поганки!

Мне так сильно захотелось сделать хоть что-то хорошее для него, просто бросить маленькое зёрнышко, чтобы помочь ему не вырасти таким, как они.

— Ты очень хороший мальчик! Сегодня ты сделал счастливым мой день. Это допустил Господь. Я живу, дышу. Я сыта и мне сухо и тепло — это тоже дал мне он. А что у тебя было сегодня хорошего?

Драгошу не нужно было долго думать. Он бросился в рассказ о новом мобиле, который брат покупал своей невесте и взял его с собой, о том, как клёво было в салоне, среди мазуриков…

— Видишь, и это дал тебе Он. Без Него не летает птица, не бежит зверь, не течёт река. Самое малое, что мы можем сделать в ответ — принести ему молитву. Не надо в церковь, просто нужно остаться одному или с очень родным человеком, закрыть дверь, чтобы тебя не потревожили, и рассказать Ему, как ты благодарен. Он видит тайное, и за молитву твою, воздаст тебе явно.

— Что же это выходит… — он бросил на пол пакет, провёл ладошкой над восковой свечой, опустился на колени: — мы с тобой теперь родные?

Он сам не понял, что сделал для меня сейчас, но на миг я поверила, что да, что здесь у меня есть кто-то родной.

— Только пока император не разведёт нас с твоим братом. И, и лучше, чтобы никто об этом не знал.

Мы попробовали помолиться вместе.

— А за торт тоже нужно благодарить? — он открыл один глаз и покосился на меня.

— За торт нужно благодарить обязательно.

— И за…

— За всё, — шикнула.

Мы помолились, но свет отчаянно не хотелось включать.

— Далеко твоя комната?

— Ага, — он махнул рукой, — в другом крыле, — как я и думала. — Сейчас ты жена моего брата, а значит, и моя. Но скоро вас разведут… подождёшь немножко, пока я вырасту и женюсь на тебе? — я только и смогла, что улыбнуться, слов не нашлось. — А что? Ты красивая, я бы хотел такую красивую жену.

Как назло, вспомнилось Писание: “кто умрёт не имея детей, то брат его пусть возьмёт за себя жену его и восстановит семя брату своему” — брр. Никогда этого не понимала. Всё понимаю из святой книги, а этого — нет.

— Тебе не нужно об этом думать, у тебя ещё куча времени, чтобы вырасти, встретить самую красивую девушку, к тому времени будут красивее меня, и на ней и женишься, не спеши. Зачем тебе жена?

— Как же! — снова, знакомая усмешка. — Чтобы она была красивая, родила мне красивых детей.

— И всё?

Тот пожал плечами:

— И всё. У родителей так, — он пожал плечами.

Когда Драгош ушёл, я увидела на полу пакет: джинсы, которые я никогда не осмелюсь надеть, футболка, резиновые сланцы, тёплое, совсем не для дневной жары, но вполне по местной моде платье. Всё было немного поношенное, но чистое, одного размера.

Я засыпала, представляя себе, что я на Кречете — я читала о ней в журналах. Тетра-курорт с белоснежными пляжами, и прозрачными озёрами.

Вещи, что принёс Драгош, я оставила на тумбочке, от них пахло свежестью, солью и прекрасными цветами.

Уверена, все цветы на Кречете прекрасны. Не могут в таком красивом месте расти некрасивые цветы.

Наши дни.

— Какие красивые цветы! Что за праздник? — причём, праздник прямо на нашем столике, во дворе. Неужели Фока расстарался?

Каких только цветов туда не было напихано!

— Похороны, — Тесса вышла из кухни с неизменной сигаретой и чашкой наперевес. Судя по лицу: никакого повода для праздника. — Будешь? — я замотала головой.

— Кто умер? Неужели старушка Симона?

Хотя шикарный букет в красно-бордовых тонах, на траурный ну никак не тянет.

— Бог с тобой! Эта стерва ещё нас с тобой переживёт. Свенна сдохла, — она глотнула, выдержала паузу, чтобы я оценила весь масштаб потери: — что ты за подруга, ё-моё? Что мне приходится накидываться одной?

Ей всегда приходится накидываться одной. Что бы я себе ни позволяла, единственного никак не могу — потерять концентрацию и способность быстро соображать. Хотя иногда, глядя на Тессу, очень хочется также — вытянуть ноги ни стуле, налить себе чего-нибудь сладенького и не обращать внимания, как мозг медленно уходит на покой.

— Что с ней случилось?

— С ней случилась я! — она снова прикурила. — А у меня раскисание мозгов, если я ушла на работу и оставила клетку с ней во дворе. Хотела, чтобы она подышала, а она-а-а-а… — Тесса завыла.

Мне, тоже захотелось. Не то, чтобы из солидарности, скорее, накопилось.

— Сдохла от жары? — Тесса снова заревела в голос. Пришлось идти, обнимать-утешать. Смотреть на её страдания — выше моих сил. — Дай мне пять минут. Помыться и переодеться. И я готова буду выслушать твою траурную речь.

Да уж, несладко пришлось морской свинке в меховой шубке, в полдень на Сове.

В комнате поставила симку в новый мазфон, а когда вышла из душа, ошалела от потока сообщений. Бьюсь об заклад: Хорёк начал их строчить, только я вышла из консорциума.

“Я уже скучаю”.

“Не могу забыть твои глаза”.

“Жёнушка, ты почему мне не отвечаешь?”.

“Ай-ай-яй, как нехорошо, нарочно меня игнорируешь?”.

“Ладно, к делу: когда ты закончишь сборы? Во сколько тебя забрать?”.

“Милая, я, как-никак твой муж, и беспокоюсь о тебе”.

“Я понял, это такая тактика?”.

“Хочешь, чтобы я потерял голову окончательно?”.

“Сижу на встрече, а думаю о тебе”.

“Если это любовь, как влюблённые люди могут работать?”.

“Я понял, нашёл в сети, тебе нужны дела, а не слова!”.

“Ну как?”.

“Опять ничего не скажешь?”.

“Женщина, ты решила свести меня с ума?”.

“Ладно, а что насчёт свидания? Раз уж ты такая, скромная”.

…

Я не успела даже прочитать до конца этот бред сумасшедшего, как мазфон зазвонил:

— Детка…

— Не нужно меня так называть!

— Эээ, зайка?

— И никаких зверей, сладостей и другой чуши! Меня зовут Саша…

— Ладно-ладно! Понял, но… жёнушкой же можно?

— Послушайте, господин Совин. Мы заключили договор, я не намерена его нарушать, но сбавьте обороты. Я играю роль вашей жены…

— Ладно, понял, — снова перемена в нём. Я её даже не услышала, почувствовала. Словно увидела острое лицо, которое секунду назад улыбалось, а сейчас готово тебя втоптать в землю, белёсые брови презрительно приподняты. Вот такой Совин мне привычнее. — Тебе нужно переехать в мой дом, это по договору. Когда за тобой прислать машину?

— За мной не нужно никого присылать. Я обдумаю, как нам быстрее слить ауры…

— Я тебе говорил.

— Верю. Но этот вариант не подходит. И у меня есть дела, помимо договора. Я закончу их и дам вам знать, когда приеду.

— Ладно, Саша. Как скажешь. Тебе понравились цветы?

— Нет. Я не люблю цветы. Не люблю подарки, не люблю сюрпризы. Сегодня меня не было дома, но если вздумаете повторить, все ваши подарки вернутся назад. Мне ничего от вас не нужно, кроме платы по договору.

Раздались короткие гудки.

А вот номер нужно сохранить!

— Знаешь, Тесса, — я вышла из комнаты, она всё сидела, цедила из чашки. — Пожалуй, я бы выпила чего-нибудь. Немного. Того, что у тебя в чашке…

Этот день просто не может стать ещё безумнее.

И вот, только казалось, что ещё немного, и я сойду с ума от такого кульбита, что вытворила моя жизнь. Просто не выдержу, и голова лопнет, пытаясь разложить по полочкам всё произошедшее, а гляди-ка ты:

— Нет такой беды, которую не скрасит вкусная еда и бутылочка рецины.

Я посмотрела на стол. Под стол. Снова на стол, постаралась это сделать повнимательнее. Ничего.

— Но у нас нет еды, — может, это очевидно только мне? И Тесса просто забыла её достать из холодильника?

— Ё-моё! Так и беды никакой не случилось! Обойдёмся вином, такую вкусняху грех закусывать!

И правда, грех. В последний раз спиртное я пила ещё на Вороне. Не знаю, нравилось ли мне, я воспринимала это как данность. Как только моя нога ступила на Сову, всякое-чего, из того, что в прошлом было обыденным, здесь стало драгоценностью.

Лёгкое, свежее сухое вино с нотками хвои — рецина. Национальный напиток Кречета. И немудрено, делаешь глоток, и бесконечные водные глади, берега, усыпанные прохладными лесами… вот где рай.

— А Свенна…

— Покоится с миром, а её душа уже в раю, если он существует. Да и вообще, Сашка, надо быть добрее, — Тесса чуть покачнулась, но каким-то чудом нашла баланс и усидела на стуле, — а не как та стерва!

— За это и выпьем! Будем добрее! — я потянулась к ней с тостом. — А что там со стервой?

— Да ё-моё, сучка эта, которую недавно обнесли, — Тесса осушила бокал и потянулась за бутылкой, — ё-моё, чуть-чуть осталось, — разлила остатки, — мужик её так и не объявился. И если в прошлый раз она ещё держала мину, то теперь, у-у-у-у, лютует, стерва! Орёт на всех кто под руку попадётся, прикинь? На меня сегодня, как вызверилась за люстру…

— А что воры? Не нашли?

— Если это те, то хрен, когда найдут! Я так тебе скажу: поговаривают, что банда как-то связана с консорциумом тетрарха нашего…

— А он-то здесь при чём?

— Причём-причём, притом! Обносят дома с его охранками — раз! Уходят до приезда жандармов — два. И следов никаких — три. Они ж, как будто знают, как всё отключить и не оставить следов.

— А кто поговаривает?

— Люди, кто? Ё-моё! — Тесска пошатнулась, — а я слышала, как хозяйка обсуждала это по мазфону, — и это очень плохо. Сейчас бы лучше избежать внимания и к консорциуму, и к его служащим. — А вообще, мне её даже жалко, — это было что-то новенькое, — она сейчас, как будто с луны упала. Прикинь? Нет, ты прикинь, ё-моё, жила себе тётка припеваючи: гоняла на мазурике по шопингам, салонам, а тут остались без гроша…

Рассказ про горести Тессиной работодательницы я не очень внимательно слушала. Смотрела на чёрный экран мазфона и думала: а напишет ли ещё?

— Ну, если так хочется её поддержать, испеки для неё что-нибудь. Булочек своих…

— Точно! Вот прям счас тесто и поставлю! — она подхватилась со стула с грацией наподдавшего бегемота.

— Куда? Зачем сейчас? Завтра и испечёшь!

— Ё-моё, точно! У меня ж продуктов нет! — села назад. — Сашка, а может… займёшь…

— Займу. Если есть что, пойду посмотрю, осталось ли чего.

Я искала в сумке кошелёк, когда, сперва в отдалении, но потом всё ближе и ближе стал слышаться вой жандармских сирен.

Потянулась за чипом-паспортом. Медленно, внимательно прислушиваясь, сунула его в карман домашней юбки, во второй сунула два тотема с клятвами. Всякое-чего, надеть тёплую юбку могу и не успеть.

Возможно, пронесёт.

Мне уже целый год, как везёт, и облавы нелегалов проходят мимо.

Должно повезти — думала я, а руки действовали: сумку отбросила, потянулась за первостепенно важным — курткой. Без неё, ночью можно и окачуриться.

Вой приближается.

Похлопала — моё зеркальце в кармане.

— Сашка! — абсолютно трезвая Тесса влетела в комнату.

— Сюда?

— Похоже.

На всякий случай я начала открывать окно в маленькую дыру между нашим и соседним бараком.

— Фавела номер 2153, проверка документов.

Громкоговоритель не врёт.

— Я пошла, — уже одной ногой я вылезла в окно. Тесса щёлкнула выключателем.

Помоги мне, Господи.

“Человекам это невозможно, Богу же всё возможно”.