Моя прекрасная прабабушка

Мария Владимировна Устюгова (2024)

«Моя прекрасная прабабушка» — трогательная история о семье, памяти и любви, которая передается через поколения. Это увлекательное путешествие, где прошлое и настоящее переплетаются в рассказах о жизни ещё молодой, но сильной и необыкновенной девушки Анастасии. История начинается в конце 19 века в селе Лесково — удивительном месте на границе миров, где Забайкалье встречается с Маньчжурией, где русские традиции переплетаются с древними азиатскими обычаями, где само время, кажется, течёт иначе. Книга открывает богатый мир традиций, жизненных испытаний и радостей, с которыми столкнулась героиня, вдохновляя своих потомков сохранять семейные ценности и помнить свои корни. Это произведение заставляет задуматься о роли семьи в нашей жизни и о том, как история каждого человека становится частью большой мозаики. Эта историческая, но лёгкая для прочтения книга наполнена теплом и искренностью, идеально подходя как для семейного чтения, так и для тех, кто ценит глубокие и душевные истории.

Казачья доля

Зима 1918 года выдалась в Забайкалье лютой даже по местным меркам. Ветер пронизывал до костей, а снег скрипел под ногами так, что казалось — кто-то ломает сухие ветки. Максим Ушаков, восемнадцатилетний казак из села Лесково, стоял на крыльце родительской избы, глядя, как дым из печных труб поднимается к свинцовому небу почти вертикально — верный признак крепкого мороза. Изба Ушаковых стояла на самом краю села, добротная, рубленная из толстых лиственничных бревен, с высоким подклетом, где хранились соленья и варенья, приготовленные матерью, Анной Степановной. Отец, Спиридон Михайлович, справный хозяин, держал большое хозяйство: две лошади, три коровы, десяток овец, птица разная. В горнице было жарко натоплено. Пахло свежеиспеченным хлебом, квашеной капустой и травяным чаем, который мать заваривала в большом медном самоваре. На столе дымилась миска наваристых щей с грибами, рядом — чугунок с рассыпчатой гречневой кашей, политой топленым маслом.

Весть о свержении царя дошла до Лескова с опозданием. Спиридон Михайлович, получив телеграмму от родственников из Читы, долго сидел молча, теребя седой ус."Не будет теперь России без царя-батюшки", — сказал он наконец. А летом 1918 года весть об убийстве царской семьи всколыхнула всё село. У Колобовых, зажиточной семьи, где в красном углу избы висел большой портрет государя, три дня не гасла лампада."Изверги, душегубы!", — причитала старая Колобова, утирая слезы концом платка.

В то время Максим уже был с атаманом Семёновым. Их отряд контролировал железную дорогу, устраивал налеты на красных, уходил в сопки и возвращался с трофеями. Жизнь казалась простой: есть свои и чужие, есть приказ и его исполнение. Но к концу 1919 года стало ясно — белое движение проигрывает. Семёнов увел остатки своего войска в Маньчжурию. Максим помнил тот переход: морозная ночь, скрип полозьев, храп усталых лошадей, тревожные огни китайских деревень. В Харбине русские держались вместе, но жизнь была тяжелой. Работы не было, деньги таяли. По вечерам в дешевых харчевнях бывшие офицеры пели"Боже, Царя храни"и плакали в стаканы с мутной китайской водкой.

Тоска по дому грызла Максима как зверь. Каждую ночь ему снилось родное село: заснеженные сопки, дым над крышами, отцовская изба. И весной 1920 года он решился на безумный шаг — вернуться. Пробирался тайными тропами, через сопки и болота. Несколько раз едва не нарвался на красноармейские патрули. Но судьба хранила его, и в конце апреля он добрался до Лескова. Родители приняли его тайно, ночью. Мать плакала, прижимая к груди исхудавшего сына, отец молча крепко обнял."Что ж теперь будет?" — спросила мать."Будем жить", — ответил Спиридон Михайлович. — "Не выдадут свои". И правда — не выдали. Село молчало, хотя все знали, что вернулся"семёновец". Может, потому что уважали Спиридона Михайловича, может, потому что понимали — всякое в жизни бывает.

А через месяц Максим увидел её — Настю Колобову. Она шла по улице с коромыслом, тонкая как березка, с двумя черными как смоль косичками. Когда обернулась на его взгляд, он увидел удивительные раскосые зеленые глаза — видно, не зря говорили, что у Колобовых есть азиатская кровь."Ты Ушаков?" — спросила она прямо, без смущения."Тот самый, что с Семёновым ходил?""Тот самый", — ответил он, готовый к презрению или страху."И не страшно было вернуться?""А ты как думаешь?""Думаю — храбрый ты", — сказала она просто и улыбнулась.

С того дня они стали встречаться тайком. Сидели на берегу речки, говорили обо всем на свете. Настя рассказывала, как изменилась жизнь в селе при новой власти, как создали комбед, как делили землю."А ты как думаешь, что теперь будет с Россией?" — спросила она однажды."Не знаю", — честно ответил Максим."Может, и правда новую жизнь построят, как обещают. Только зачем было столько крови проливать?""Папа говорит — без царя Россия как дом без хозяина"."А по мне — главное, чтобы войны больше не было. Устал я от неё".

В избе у Колобовых его приняли не сразу. Отец Насти, Андриян Петрович, долго мерил его тяжелым взглядом, но потом, видно, что-то для себя решил."Садись, казак", — сказал он."Будем знакомиться". За столом ели наваристые щи, пельмени по-забайкальски с олениной, пили самогон, настоянный на черемухе. Говорили о жизни, о будущем."Может, и к лучшему всё идет", — рассуждал Андриян Петрович."Только без Бога и царя как-то неправильно это всё".

Зима в тот год пришла рано. Уже в октябре замерзла река, повалил снег. По вечерам в избах зажигали керосиновые лампы, топили печи. Пахло мороженой клюквой, печеным картофелем, теплым хлебом. В такие вечера Максим и Настя сидели у Колобовых в горнице. Она пряла, он читал вслух книжку, которую привез еще из Харбина. За окном выла метель, а в избе было тепло и спокойно."Знаешь", — сказала как-то Настя, откладывая прялку,"а ведь ты правильно сделал, что вернулся. Здесь твой дом". Максим посмотрел на её тонкое лицо в отблесках пламени из печки, на раскосые зеленые глаза и понял — да, правильно. Здесь его дом, здесь его судьба, здесь девочка с глазами цвета молодого мха.

А через месяц Максима взяли работать в колхоз. И даже председатель сельсовета, пряча глаза, пожал руку"бывшему семёновцу". Жизнь продолжалась. Менялась власть, менялись порядки, но оставались вечными эти забайкальские сопки, морозное небо, любовь и верность своей земле…