Брат мужа

Мария Зайцева (2024)

Мой муж попал в беду, оказался на больничной койке, и мне пришлось забыть о себе, работая на двух работах и помогая ему проходить реабилитацию, чтоб вернуть любимого к жизни. Я знала, что справлюсь, должна справиться! Но время шло, и сил становилось все меньше. А долгов и проблем все больше. И я не знаю, что бы делала, но тут в нашей жизни появился брат моего мужа. Он помог. Вот только теперь мне страшно подумать, чем придется расплачиваться за его помощь…

10

— Севка… Сев… — Иван аккуратно трогает Севу за плечо, и я тревожно поджимаю губы: слишком огромная рука у него, такая пугающе темная на фоне белой футболки Севы. Кажется, стоит ему чуть-чуть неаккуратнее двинуть пальцами, и сломает что-нибудь. Навредит.

Но это, конечно, дурацкий, иррациональный страх. Иван не причинит вреда. Он же брат.

Брат, о котором Сева не говорил никогда, только упоминал пару раз. И приглашать его не планировал к нам, знакомить не собирался.

Брат, который знает наш адрес… Откуда? Сева написал.

Я смотрю, как Иван склоняется над Севой, щелкает перед его глазами пальцами, и вздрагиваю от звука щелчков, громкого, жесткого.

На секунду мне кажется, что Сева сейчас отшатнется, моргнет. Но нет. Смотрит по-прежнему в экран, там идут советские мульфильмы про Новый год.

Иван поворачивается ко мне:

— Полгода уже?

— С сентября, — коротко отвечаю я.

— И врачи что говорят?

— Не обнадеживают.

Мне становится неприятно, словно отчитываюсь перед ним. Тон такой, требовательный, жесткий. И взгляд тоже сканирующий, словно ищет во мне темные места. Изъяны.

Да и сам Иван…

В памяти возникает недавняя картинка: я открываю дверь и в шоке отшагиваю назад.

Потому что возникший передо мной мужчина пугающе огромен. В растерянном ужасе отмечаю самые яркие, самые запоминающиеся черты его. Руки. Плечи. Борода. Взгляд. Ох…

Иван настолько пугает, что машинально дергаюсь, чтоб захлопнуть дверь, и он в последний момент упирает огромную темную ладонь в дверное полотно, препятствуя.

— Можно зайти? — голос его, не смягчаемый больше дверью, громким эхом отдается по нашей небольшой квартирке, наполняет ее гулом.

— Я… — мне тут же становится стыдно за свою реакцию, глупую, такую глупую! — Конечно… Пожалуйста, проходите…

Иван делает шаг, переступая порог, и наша, и без того маленькая прихожая, кажется еще меньше, в ней буквально не хватает воздуха и пространства.

— Спасибо, — гудит Иван, оглядывается, ведет плечом, и на пол тяжело падает большая спортивная сумка.

Его вещи? Он к нам с вещами?

— А где Севка? — спрашивает Иван, и я перевожу взгляд с сумки на полу опять к его лицу, моргаю удивленно.

— В комнате…

Он же не знает…

— Он… болен.

— Да? — Иван хмурится, темные густые брови съезжаются к переносице, — так сильно, что не встречает?

— Да.

У меня как-то не хватает слов, чтоб описать ситуацию, да и с порога это как-то… неправильно.

Потому только киваю и жестом приглашаю Ивана пройти в комнату.

А затем стою на пороге, наблюдая, как Иван идет в сторону совершенно не обращающего на него внимания Севы.

По пути коротко, в нескольких словах, обрисовываю ситуацию.

Получается холодно и отстраненно.

Словно со стороны, слышу свой голос и немного удивляюсь его безэмоциональности. Ничего не осталось у меня, похоже. Никаких сил, никаких реакций.

И вот теперь, когда брат мужа, похоже, окончательно убеждается в том, что я не шучу, Сева не шутит, и все плохо, мне хочется, чтоб Иван ушел.

Как можно скорее.

Все равно не поможет же, а терпеть его здесь сил никаких нет.

— Слушай… Эм-м-м…

— Алина, — подсказываю я.

— Да, прости… Так вот, Алина, я бы хотел помочь. Ты не против?

— Нет, конечно, — усмехаюсь я горько, — вот только чем?

— А чем надо? — он поворачивается ко мне, смотрит, серьезно, строго, и мне снова становится не по себе под этим взглядом. Надо же, манера общения какая… Требовательная. Словно ему все вокруг должны.

— Как бы это ни звучало банально, но будет неплохо поддержать материально, — пожимаю я плечами, машинально складывая руки на груди, закрывая себя в позе защиты. Слишком уж взгляд у Ивана жесткий. И сам он неприятный. Большой и грубый, словно лесоруб.

— Мази от пролежней, памперсы, лекарства… — начинаю перечислять, чтоб не думал, что просто так денег прошу. Нет, я, конечно же, могла бы встать в позу и сказать, что у нас всего хватает, но это же не так! Не хватает! Моей одной ставки не хватает! Инвалидность Севе не оформляют тоже. И сбережений нет. И кредиторы! Но про кредиторов я не говорю, это кажется совсем стыдным. Как-нибудь сама разберусь. А Иван, если денег даст чуть-чуть на лекарства и памперсы, то буду рада и благодарна.

— Список составь, что нужно, — кивает спокойно Иван, — я привезу. А еще что требуется? Может, врачи какие-то? Исследования? Анализы? Или этот… как его… мозгоправ? Ты говоришь, что у Севки все работает, но он просто не хочет? Значит, надо сделать так, чтоб захотел…

— Легко сказать, — устало вздыхаю я.

И молча иду на кухню.

Там ставлю чайник, достаю печенье, скромную нарезку сыра и колбасы из холодильника, режу хлеб. Иван — гость, его надо, наверно, покормить… Опять же, судя по большой сумке с вещами, приехал издалека.

Пока вожусь по хозяйству, машинально прислушиваюсь к мерному гудению мужского голоса из комнаты. Похоже, Иван не теряет надежды вот так, с разбегу, растормошить брата и привести его в чувство. Грустно улыбаюсь… Наивный. Я в первые пару месяцев тоже вот так… Не теряла надежды. Да и до сих пор разговариваю с Севой, чисто по привычке… Или нет. Наверно, я тоже жду чуда. Хочу его.

Может, появление Ивана к лучшему? И это — та встряска, что так необходима Севе?

Между тем, голос в комнате утихает, скрипит пол, прогибаясь под немалой тяжестью, и в кухне становится тесно.

Я не поворачиваюсь, просто ощущаю, как сгустился воздух от чужого присутствия. Чувствую, как Иван на меня смотрит, молча, внимательно изучает. Настойчивый взгляд скользит от ног до головы и обратно, словно сканирует опять.

Мне от этого не по себе. Неприятно и жутковато даже.

Потому разрушаю возникшую напряженность первой.

— Хочешь чаю?

Иван первым стал называть меня на «ты», потому не считаю нужным деликатничать.

— Да, — гудит он, — не откажусь… И пожрать тоже.

— У меня не особенно что-то есть… — Боже, почему я оправдываюсь-то? — Я не готовлю… Только для Севы, но тебе вряд ли подойдет его диета.

— А зачем ему диета? — Иван садится за стол, прямо на место Севы, и это почему-то коробит. Кухня у нас маленькая, конечно, и посадочных мест всего два, но чужой человек на месте мужа смотрится неправильно.

Тот же участковый сидел на моем месте…

— Доктор прописал, — отвечаю я, нервно переставляя чашки, и продолжаю зачем-то, — он лежит, это — проблемы с желудком, внутренними органами… Чем дольше лежит, тем больше проблем… И потому пища должна быть здоровая, чтоб дополнительно не раздражать пищеварительную систему.

— А может, ему наоборот, дать чего-нибудь вкусного? Или невкусного? — Иван, словно не замечая моего раздражения, берет чашку, отпивает, цепляет бутерброд с тарелки и откусывает сразу половину.

— Смотря что считать вкусным, — говорю я, злясь уже, — от жирного или острого у него случится понос, — тут я кошусь на второй бутерброд в руках Ивана и думаю, что была бы рада, если б мои слова отбили у него аппетит. Конечно, этого не происходит. Иван, судя по внешности и поведению, явно не из тех мужчин, кого можно отвратить от еды словами про физиологические отправления. Он спокойно жует, кивает, признавая мою правоту, — или запор, — продолжаю я еще более злобно, — представь, каково это, с лежачим больным.

— Кстати, а почему он не встает в туалет? — тут же спрашивает Иван, — он же может? Я думал, что это — естественная потребность…

— Может, — я с грохотом ставлю тарелку из-под бутербродов в мойку, — но не хочет.

— А если водить?

— Кто будет его водить? Я? Как ты себе это представляешь? — злость моя переходит уже края, потому что вопросы у Ивана глупые, а я устала, — во мне сорок восемь кило, в нем — около восьмидесяти. При всем моем желании, я его не утащу.

— Понял, — кивает Иван, — я буду таскать. Может, он быстрее в себя придет… — и договаривает, глядя в мои, наверняка, безмерно удивленные глаза, — сама же говоришь, что ему нельзя лежать постоянно… Внутренние органы, то да сё…