Безумные рубиновые очерки

Мария Клименко (2024)

Что, Ник Мерри, соскучился по интересным материалам? А как тебе такое: у цыган-магиков за Стеной украден могущественный артефакт, на окраине Уэйстбриджа магией крови убита студентка, её преподаватель — под арестом. Но вот незадача: в его вину не верит никто, кроме полиции. Способны ли острый ум и репортерская удача спасти человека от тюрьмы? Вот и узнаешь — берись за дело! И поглядывай на небо — Купол разразился молниями. Будто сами боги гневаются на остатки выжившего населения Земли. Но ты ведь в них не веришь, верно?..

12

С самого детства не мог усидеть на месте: меня постоянно где-то носило, а уже будучи взрослым, я, случалось, не появлялся дома сутками. Не скажу, что при этом я занимался общественно-полезными делами, но и закон не нарушал (во всяком случае, сильно), скорее, просто пробовал жизнь на вкус. В юности он, чаще всего, алкогольный. Мать не уставала повторять, что я не умру своей смертью, хотя сама вбивала мне в голову, что движение — это жизнь. Я и теперь не могу представить каково это: жить спокойно. То есть не носясь по городу в поисках тем с утра до ночи, не общаясь с людьми, не ругаясь с власть имущими. И все же к своим годам главному я научился: ценить такие вечера, как этот. Даром что за окном разверзлись хляби, молнии — грозовые и магические — летали из одного конца Уэйстбриджа в другой, крася небо в немыслимые цвета, а дождь лупил по стёклам как из кольта. В моей кухне было тепло и тихо, а зрелище развернулось куда более завораживающее.

Хитер сидела на своём любимом месте — за столом у окна, на мягком стуле, закинув ногу на ногу. Небрежно запахнутый голубой халатик чуть сполз с плеча, две светлые прядки слегка растрепанных после душа волос касались щеки. Одной рукой она держала кружку с чаем, другой листала ленту новостей: оттопырив три пальчика, проводила указательным по экрану, будто смахивала пылинки с крыла бабочки. Такими видели женщин да Винчи и Бугро. Я ничего не понимаю в живописи, но если бы мог, написал бы что-то в стиле Герхартца — легкое, светлое, родное.

— Коллапс!

— Да прекрати ты это читать, — я отхлебнул чаю, глядя, как Хитер морщит носик, и едва сдержал улыбку и желание пощекотать ей переносицу — она б меня убила.

Я поехал в редакцию сразу же после попытки мира снова коллапсировать, и застал всех ровно в таком же состоянии, в котором пребывал сам. На девчонок из Экспресс-отдела было жалко смотреть — круглые глаза и побледневшие лица. Эфирщики, напротив, радовались, оправдывая своё гордое звание сумасшедших — этим ребятам чем страшнее, тем лучше — картинка ведь шикарная. В этом плане я был солидарен скорее, с ними, чем с Экспресс-отделом, поэтому я переслал им всё, что наснимал на улице, кинул ссылку на подкаст с профессором на радио и, оставив новостные шестерёнки крутиться под началом Молли, почти силой уволок Хитер домой.

— Всё равно уже ничего не исправишь. Что толку переживать?

Хитер швырнула коммуникатор на стол. Он жалобно пискнул и выкинул вертикальную голограмму с рекламой зубной пасты.

— Да чтоб тебя!

— Детка, это просто очередная новость, — я выключил рекламу. — Не последний труп на нашем веку… Что? — Я поймал ее укоризненный взгляд. — Репортёр должен быть циником!

Хитер покачала головой, а я наконец позволил себе улыбнуться.

— И всё-таки, как они узнали? — спросила она задумчиво.

Я пожал плечами.

— А как обо всём узнаю я?

— Думаешь, там есть свои инсайдеры, настолько готовые рисковать должностью?

Хитер закуталась в халатик и прижалась спиной к стене, куда была встроена труба отопления.

— Скорее всего. Причём не бесплатные. Один из их репортёров пытался мне заплатить.

Хитер округлила глаза.

— Да брось!

Я пересказал ей разговор с Моутером. Хитер выслушала, задумчиво глядя в одну точку. Признаться, Моутер — это последнее, что мне хотелось обсуждать. Есть такие люди, на которых жаль тратить мысли, не говоря уже о словах и времени.

— В общем, скотина, — резюмировал я.

— Скотина с деньгами, — задумчиво отозвалась Хитер. — Видимо, они получают больше, чем тратят на подобные сделки.

Я усмехнулся.

— Ты бы хотела так же?

— Ник, — она вздохнула. — Деньги нужны всегда. Если я скажу, что мне всё равно, я совру. И ты прекрасно это понимаешь. Но это меня огорчает, не более. Я отдаю себе отчёт в том, где и как работаю.

Я закусил губу.

— Было бы круче, если бы Хоук разрешил нам выдвинуть эту версию с мулдаси, — отозвалась она.

Я задумался.

— Не знаю, детка, — я хлебнул чаю. — Если спросишь меня, то я считаю, что всё это притянуто за уши.

— Почему?

— Во-первых, это было так давно, что неизвестно, там ли они ещё. Во-вторых, цыгане не дураки. В прошлый раз они де-факто развязали гражданскую войну, но их самих чуть не перебили. Думаешь, они бы стали снова рисковать, пролезать за Стену и устраивать непонятные диверсии? И ведь если бы они убили кого-то важного, я бы понял, но двадцатилетняя девочка… — я покачал головой. — Глупости.

— Но у Хоука есть причины так считать?

Я поморщился и отвёл глаза. Я не был уверен, что хочу говорить об этом прямо сейчас. Есть мысли, которым лучше отбывать пожизненное где-нибудь на задворках памяти.

— Да. Личные, я бы сказал. Печальный опыт и главный аргумент — магия крови. Но мулдаси — не единственные, кто ей могут владеть. Смерть от магических всплесков — не такая уж редкость. Сколько раз эффекты срабатывали, как динамит? Сто раз? Сто тысяч раз? Может, у девчонки все же были скрытые способности — кто знает, где она могла эту ерунду подцепить? Может, напоролась на какого-нибудь магика-ублюдка. Может, нашла артефакт — у неё, кстати, было какое-то странное украшение, и никто так и не сумел понять, из чего оно сделано. Да все что угодно может быть правдоподобнее, чем цыгане. Нет повода.

Хитер посмотрела на меня задумчиво.

— Знаешь, — вдруг неуверенно сказала она, — отчасти я понимаю Хоука.

— Порой преступнику не нужен повод, Ник, — пожала плечами Хитер, вставая.

Я опешил.

— Что, прости?

— Ты опытный репортёр, ты знаешь, что не всегда всё сводится к четкому мотиву. Жизнь вообще не знает слова «сценарий».

Надо же, но на этот раз её похвала оставила меня равнодушным.

— Дастин как-то сам сказал: сегодня пятьдесят процентов преступлений совершаются из-за денег, сорок — из-за ревности, девять — из-за глупости. Остальное — из-за принципов и самозащиты, и приходится оно на подобных Нику Мерри хороших парней. Поэтому я и не верю в эту теорию. У мулдаси сейчас нет ни единой мотивации устраивать ещё один террор. Даже у такого хобби, как убийство должна быть причина, — не унимался я. — Месть, ненависть…

— Или психопатия, — ввернула Хитер, наливая чай. — И другие психические заболевания. Например, нездоровое желание доказать свою правоту, бороться со всем миром за собственные идеалы.

— Или та… Постой, ты что, меня имела в виду?

Хитер хмыкнула.

— Не надо так шутить, — буркнул я.

— Тебе надо было идти в адвокаты, Никки.

— Я их не защищаю, Хитер, — я немного разозлился. Ну как она не поймёт? — Я говорю о том, что убийство какой-то девчонки для горстки цыган, пытающихся выжить на пустоши, просто нерационально. Раньше убийства были массовыми, показательными, и имели вполне понятную причину! А вот это вообще похоже на какое-то недоразумение.

Хитер покусала губу. Это меня немного отвлекло.

— Ладно, — я вздохнул. — Хоук следователь, а не я, ему виднее. Закончит, там и будем решать, кого казнить, кого миловать. — А сейчас…

— Главное, чтобы у него это не заняло слишком много времени. Иначе эти стервятники могут снова увести у нас…

Я поморщился.

— Детка, мы правда так сильно хотим говорить о работе прямо сейчас?

Я подошёл к ней и обнял за талию, слегка прижав спиной к кухонной тумбе.

— Я могу говорить о работе всегда.

Она ткнула меня пальцем в нос. Терпеть этого не могу, но Хитер я этого никогда не скажу, иначе запретит мне делать то же самое с ней.

— Может, изменим традиции? Я хочу найти твоим губкам другое применение. Помнишь, что ты обещала мне утром?

Я резко подхватил её на руки и закружил по кухне. Хитер засмеялась, обхватив меня коленками, а у меня внутри точно отпустили натянутую до предела резинку. Нервное напряжение не замечаешь ровно до того момента, пока организм не решит расслабиться. С Хитер у меня это получалось мгновенно. Я усадил её на стол и, помедлил одну только секунду — взглянуть ей в глаза.

— Что, прямо здесь? — тяжело дыша, спросила Хитер, когда я добрался с поцелуями до её уха.

Не отрываясь от дела, я пожал плечами. У нас бывало всякое, но в этот вечер мне хотелось чуть большего, чем развлечение на кухне, поэтому я снова подхватил Хитер на руки и направился в спальню. Она всегда смеялась, когда я таскал её на руках. Ей было неловко, я же, напротив, испытывал отдельный вид блаженства — она была со мной, касалась только меня, улыбалась только мне. И, чёрт возьми, никуда не могла деться из моих объятий!

Ещё громче она захохотала, когда я в темноте врезался в угол на повороте из кухни.

— Никки, что ты творишь?!

Хитер покрепче обхватила меня коленками. От её улыбки хотелось дышать ещё глубже и чаще. Полумрак, задернутые шторы мерцали в такт бушующим за окном молниям. Я опустил Хитер на кровать и приступил к избавлению самого прекрасного, что могла создать природа, от нелепых человеческих штучек вроде халатиков и нижнего белья.

— Сама или помочь? — шепотом спросил я, расстёгивая рубашку.

Даже в темноте я увидел, как она улыбнулась и закусила губку, потянулась к пуговицам. А через пару секунд опять захохотала: я запутался в руках и рукавах.

— Ты невозможен! — она тихонько посмеивалась, пока я неуклюже расправляюсь со своей одеждой.

Может, я и смутился бы, но это были цветочки по сравнению с тем, что порой происходило в этой комнате.

— В следующий раз надену что-нибудь полегче. Например, ничего, — я, наконец, добрался до кровати, снова обнял Хитер, притянул к себе и прижался губами к её шее.

Да, бывают те, кто не теряет время, но мне всегда казалось, что те несколько минут, наполненные приятным тяжёлым и прерывистым дыханием, прикосновениями и поисками ещё не покрытых поцелуями дюймов тёплого тела, приносят не меньше, а то и больше удовольствия. Как ночь перед днём рождения, как ощущение весны, когда впереди — каникулы. Приятное ожидание, лишённое первобытных инстинктов — только желание подарить друг другу то, что стоит между нежным первым чувством и звериной страстью.

Я провёл губами по её груди, взял Хитер за руку, переплетя её пальцы со своими. Я, конечно, терпеливый, но не настолько.

— Никки… Подожди… — прошептала она, тяжело дыша.

— Кого? — невнятно пробормотал я.

Она снова замолчала, продолжая тихонечко постанывать. Я же…

— Ты слышишь? — вдруг спросила она чуть громче.

Я замер на мгновение и прислушался. Только ночная тишина, наше дыхание, стук моего сердца, автомобили и апокалипсис за окном.

— Не важно, — с выдохом проговорила Хитер, снова расслабляясь по самое не хочу.

Я даже не стал осмыслять этот эпизод — мне самому в такие моменты сносит крышу, чего говорить о женщинах.

Она закрыла глаза, я почувствовал, как её — о боги, холодные! — ножки коснулись моих лодыжек, схватил ее за обе руки и…

— Стой.

— Ты что, издеваешься?

Я завис над ней, не зная, то ли злиться, то ли смеяться.

— Ты ничего не слышишь? — спросила она.

— Детка, только твой голосок. Замечу, чересчур серьёзный для момента.

Я снова поцеловал её в шею.

— Да подожди ты!

Она нервно отпихнула меня в сторону и села, прикрывшись одеялом. Я упал лицом в подушку и зарычал.

— В дверь стучат, Ник.

Я нашарил у кровати коммуникатор. Свет от экрана коммуникатора ударил по глазам.

— Хитер, два часа ночи. Кто может…

И тут я действительно услышал стук в дверь.

— Какого?.. Ты кого-то ждёшь?

— Да, конечно. Забыла тебе сказать, я пригласила в гости маму. Конечно, я никого не жду, Ник!

Я нахмурился и по-солдатски быстро натянул джинсы.

— Сиди тут, — скомандовал я Хитер.

— Никки, — сарказм из её голоса куда-то испарился. Вместо него — волнение. — Может, ну его, пусть стучат?

Я задумался. В общем-то, почему нет? Скорее всего, люди за дверью ошиблись. У нас никогда не бывает незваных гостей. Хоук не вламывается без предупреждения. А больше у нас гостей не бывает, но всегда существует это чёртово «а вдруг?».

Я направился в коридор, представляя, что я сделаю с мерзавцем, который всё громче колошматит в мою дверь.

С мгновение я тупо смотрел на двух копов, стоявших на лестничной клетке. Одного я знал, другого видел впервые. О том, что этот парень безоговорочно предан своему делу, вовсю кричало его лицо, смахивающее на рябой, покрытый шрамами кирпич, украшенный вдобавок кривым носом.

— Николас Мерри? — спросил урод.

— Он самый, — сказал я, поморщившись. — Какого чёрта вам надо?

— Вы арестованы.