Сюита для скрипофона

Мария Фомальгаут

Очень полезная книга о том, что делать, если человек разделился пополам. И как сыграть сюиту для скрипофона. И как вырваться из нищеты, если у вас всего-то есть, что вилла на Лазурном Берегу.

Эрик

Снова звонят в дверь — резко, нетерпеливо, так и кажется — если сейчас не открою, вышибут ко всем чертям. Холодею — а Эрик-то здесь, Эрик-то у меня, хоть и знаю — его не поймать, а так и переворачивается все внутри — а если поймают…

Звонят…

— Иду! Иду! — хочется добавить что-нибудь резкое, нецензурное, отмыкаю щеколду, распахиваю дверь…

— Алена! Аленушка, долг-то я тебе принесла…

Вздрагиваю. Вот бабульку черт принес не вовремя, да ее всегда черт приносит не вовремя. И вот уже хоп-хоп, как у себя дома, к двери комнаты, ну какого тебе там надо, какого…

— Да… давайте уж на кухне рассчитаемся…

— Ой, Аленушка, я у тебя там цветок такой видела, это же алой, да? Я все росток хотела…

Проклинаю все на свете. Вломится в комнату, а там Эрик, вот и начнется, откуда Эрик, что за Эрик, а завтра весь дом будет знать, что — Эрик, а там и до Них дойдет, там и Они придут, Они-то уже не будут спрашивать, что у меня за алой в комнате…

Они…

А может, и бабулька тоже из Них…

Бабулька…

Даже имени не знаю…

Распахивает дверь. Вздрагиваю, так и жду, что выхватит соседушка из-под кофты гранатомет, и начнется…

— Вот-вот, алой-то этот, ну я у тебя росточек-то возьму?

Захожу в комнату — на ватных ногах. Оглядываюсь. Эрика нет. Даже нагибаюсь, делаю вид, что поправляю кромку ковра, заглядываю под кровать. Уже знаю — Эрика нет. Пустая комната, распахнутое окно. Двенадцатый этаж.

— Вот, сто, двести, триста… Ты уж отвернись, Аленушка, я у тебя росточек-то…

Отворачиваюсь — к распахнутому окну, по привычке смотрю вниз, ищу окровавленные останки, знаю — ничего нет. Эрик, Эрик, все еще не могу привыкнуть к твоим вывертам…

Быстрее бы эту бабку черт унес…

— Что, Аленушка, чайку-то у тебя не най…

— На работу опаздываю.

Беру сумку. Спохватываюсь, что стою в тапочках, надеваю туфли. Уйди, уйди…

— А, ну я зайду как-нибудь… а то я у тебя еще там на балконе кактус видела…

Захлопывается дверь. Возвращаюсь в пустую комнату — спугнула-таки Эрика, моего Эрика, он птица осторожная…

— Ушла?

Вздрагиваю. Вот он, стоит у окна, не бледный — белый, как смерть, зябко кутается в рубашонку.

— Ушла…

Выглядываю в окно, на гладкие стены, крепко сжимаю подоконник, нет, не могу, страшно, шарахаюсь назад.

Эрик посмеивается. Как-то не по-людски, по своему, будто пофыркивает животное.

— Такой вот у вас… не проживает?

Человек в форме сует мне карточку. Хочется брякнуть — первый раз вижу, спохватываюсь: это будет как-то… фальшиво, что ли…

— М-м-м… не знаю, у нас много кто в подъезде…

— Да нет, не в подъезде. В вашей квартире.

Делаю большие глаза.

— Одна я живу. Еще не хватало, кого-то к себе…

— Ну… он не заходил к вам, никогда?

— Чего ради?

— И так… не встречали?

— Да не припомню.

Смотрят на меня — с ненавистью, а ничего вы со мной не сделаете, нет его здесь, нет… хоть на тридцать три раза обойди дом, не найдешь… А ведь ходят, вынюхивают, кажется, еще вот-вот — выпустят какие-нибудь антенны, щупальца… И запах от них… терпкий такой запашок, от людей так не пахнет…

Ушли… Идите, идите, дать бы вам еще пинка под зад… закрываю дверь, распахиваю окно в комнате — настежь, ночной ветер кутается в занавески.

Жду.

Ты подожди, любимая…

Мы будем вместе…

Вот увидишь, я вернусь, и все будет хорошо, когда-нибудь мы будем вместе, уже насовсем, навсегда… Только это не сейчас, это потом, когда одолею их всех, всех, вот этих, осклизлых, черно-зеленых, летящих за мной через звезды…

Бегу — отталкиваюсь от еле заметных частиц в вакууме, бегу, осклизлая тварь уже совсем рядом со мной — стреляю, выстрелом меня отбрасывает куда-то далеко-далеко, тем лучше, может, так и оторвусь от них…

Черта с два оторвусь…

Ты подожди, любимая…

Будем вместе…

Знала бы ты, что я делаю здесь, в пучинах космоса, один — наедине с галактическими армиями, знала бы ты, как долго тянется этот бесконечный бой… Ты знаешь. Когда я говорю — ты киваешь, ты делаешь вид, что веришь, может, и правда веришь, да нет, кто в это поверит, что я в одиночку сражаюсь с галактическими армиями…

Окружают… стреляю, сбиваю еще двух, да что такое эти еще два, когда имя им — легион… бегу — отталкиваюсь от пустоты, прижимаю к себе Грааль… Только бы не обронить, только бы не потерять…

Оступаюсь, чуть не падаю, что-то притягивает меня, сильнее, сильнее… Не вижу черной дыры — ее не возможно увидеть, чувствую — вон, там, глубокая бездна, из которой не возвращаются…

Бегу — ближе и ближе к черной дыре, чувствую, как меня засасывает, тут, главное, ускорить бег, разогнаться — до околосветовой, как скачет сердце, давление под двести, ничего…

Они бросаются за мной — осклизлые, мерзкие, в последний момент спохватываются, чуют беду — поздно, поздно, черный провал засасывает их…

Бегу — с пылинки на пылинку, прыгаю, огибая туманности.

Скачет давление, кровавые струйки стекают из носа. Сбавляю скорость, — опасно, как бы еще кто меня не сцапал, а приходится, а то так и замертво упасть недолго…

Прижимаю к себе Грааль, похищенный на задворках каких-то галактик.

Не потерять…

Ты подожди, любимая…

…будем вместе…

Это еще что…

Снится какая-то мутотень, распахивается окно, кто-то валится в комнату, большой, темный, крылья у него, что ли, за спиной… Тянется ко мне, оставляет на полу темный кровавый след… уйди, уйди…

Нет, это не сон, что-то на самом деле. Выдергиваю себя из кровати, щелкаю выключателем, ты какого черта не зажигаешься, ах да, я же лампу из розетки выдрала… сотовый заряжаю…

— Привет.

Эрик кое-как забирается в кресло. Смотрю на часы.

— А еще позже нельзя было? Часика так в три ночи? Или у вас на Марсе принято вот так… по ночам?

— Да говорю я тебе, не на Марсе…

— Ты бы хоть объяснил…. Где…

— Да что объяснять… по вашим звездным картам хрен что покажешь… Ты это… бинты у тебя есть?

Только сейчас спохватываюсь, что это не сон, и правда — темные следы на ковре… щелкаю выключателем, свет лампочки колет глаза… Вздрагиваю… нехило натекло, это ковер теперь стирать… Эрик кувырком валится с кресла, задергивает шторы.

— Да не дергайся ты… сейчас, сделаю все…

— Сделаешь… шторы-то закрывать надо, они видят… хотя они и сквозь шторы увидят, если надо будет…

— А кровь у тебя красная…

— А тебе что надо, чтобы слизь зеленая натекла, или еще чего? Говорю тебе, мы с землянами одной крови… еще когда разошлись с нашей общей прародины… Омолонгрен… Черт, больно же…

— Терпи… вот так… Не туго?

— В самый раз.

— Врача, может?

— Ага… ты хоть понимаешь, что вместо врача Они придут? В белых халатах? И заберут к чертям?

Киваю. Эрик сжимает мою руку, крепко, тепло, благодарит. На душе сладко, будто кто-то обнимает невидимыми крыльями.

— Это кто тебя так?

— Они, кто… Выкрал у них Грааль, вроде уже оторвался от них, нет же… подстрелили.

— А Грааль зачем?

— Ты чего? Это ж ваша реликвия, земная… Эх ты, если бы не Грааль, точно бы конца света не избежать…

Киваю. Все ясно. Что ничего не ясно. Он умолкает — знаю, ненадолго, сейчас оживет, начнет рассказывать про конец света, про Майя, про Грааль, про то, как он встречался с Пернатым Змеем, Кельц… как его там, не помню, как потом, во время всемирного потопа…

Выхожу на кухню — сготовить ему что-нибудь, все-таки кровищи потерял не меряно… выгребаю из холодильника мясо, щелкаю чайником, возвращаюсь…

Смотрю в распахнутое окно.

Шторы… шторы не забыть задернуть, потом ковер это несчастный убрать… но сначала шторы… шторы…

Как это было…

Уже и не помню, как оно было…

Странное чувство…

Бывает такое, накатит, когда одна в квартире — и кажется, что не одна. Нет, точно, надо было брать студию, там не будет такого, что вот, сидишь в комнате, и кажется, кто-то на кухне, сидишь на кухне, и кажется, кто-то в комнате… Хоть сиди в коридоре, где видна вся квартира, хоть кровать туда переноси…

Так и кажется, что-то шевелится в кухне… Так, похоже, с ума начинаю сходить, уже представляю себе черт знает что… Кто сюда заберется на двенадцатый этаж… Марсиане, разве что… вот так зайдешь в кухню, а там сидит какой-нибудь в серебристом скафандре, кофеек потягивает…

Так… хватит…

Накрываю голову одеялом, вот так — ползком-ползком — добираюсь до выключателя. Иду на кухню — тихонечко, бочком-бочком, так, а чего это я боюсь, тут, в собственном доме, еще не хватало, мои владения, вон, у меня и документы есть, ипотека оформлена, не к ночи будь помянута…

Толкаю дверь кухни, точно свихнулась, свет зажженный оставила. Замираю на пороге.

…точно…

…и скафандр серебристый…

— Вы как сюда попали? Через стены ходите?

Пугаюсь собственного голоса.

— И не только.

— У вас на Марсе все так делают?

— Да не на Марсе. Я… — размахивает бледной, бескровной рукой, — долго объяснять…

— А русский откуда знаете?

Улыбается. Неестественно, не по-человечески.

— Да не первый раз уже на Земле.

— И как оно вам тут?

Снова улыбается.

— Три тысячи лет назад было лучше. Вот честно… Теперь… — взмахивает рукой, белой, бескровной, — все спешат куда-то, опаздывают… жить не успевают.

Голос — хрипловатый, нечеловеческий. Подсаживаюсь к нему, сжимаю руку — неожиданно холодную, прямо-таки сосулька какая-то, а не рука…

— Ну что? Настоящий я, настоящий… Вот что, хозяйка, кофейку не найдется?

— А вы что… едите? Как люди?

— А вы как хотели… одной крови с людьми… одна раса… еще когда разделились на две расы… покинули Омолонгрен…

— С сахаром?

— Спрашиваете. Вот что… до утра у вас тут перекантуюсь, а то что-то следят за мной… служба такая… На смену выходишь, не знаешь, домой вернешься или нет…

Киваю. Надо бы снеди какой-нибудь принести… а холодильник все еще в коридоре… куда его на кухню поставить, хрен пойми…

— Вы это куда, хозяюшка? Милицию звать?

Недоуменно смотрю на него.

— Какая милиция…

— Ну как… в дом к вам тут залез… какой-то…

Смотрю. Не понимаю.

— Да вы же не человек…

Смеется. Холодно, неестественно, люди так не смеются… Ах да, кофе, кофе… с сахаром… и из холодильника что-нибудь…

Ты подожди, любимая…

Будем вместе…

Когда-нибудь — когда кончится эта война, которая только кажется бесконечной.

Бегу — ступаю по мельчайшим частицам, рассеянным в вакууме. Теряюсь в сияющем тумане.

Любимая… знала бы ты, как здесь красиво… когда-нибудь я покажу тебе все это… когда-нибудь возьму тебя… с собой…

Война… я не помню, с чего началась война. Никто не помнит. Я знаю только одно — эта война кончится.

Любимая… Ты даже не знаешь об этой войне, там, на земле — не знают. До вас доходят какие-то обрывки сводок, которые растворяются в легендах и мифах, Председатель Конфедерации стал у вас Князем Тьмы, перебежчик Про-Мэ — Прометеем, что-то знаете про подвиг Фаэтона…

Они спешат за мной — через миры и галактики, не слышу — чувствую выстрелы, чувствую смерть — по пятам…

Ты подожди, любимая…

Что-то подсказывает мне — победа близка, ближе, чем кажется…

Чувствую, как все кипит и клокочет внутри. Хорош… Ой, хорош… сидит, завтракает, как ни в чем не бывало…

Убила бы…

И не хочется скандала — а будет, тут уже никуда не денешься — надо… Хотя… что я ему скажу… будет все начисто отрицать, сделает большие глаза…

— Деньги… ты брал?

Сама пугаюсь своего голоса.

Сейчас скажет — какие.

— Брал.

— Пятихатку последнюю? Нехило.

— Верну.

— Когда?

Сама удивляюсь себе, что это со мной, убить его готова, или меня его спокойствие бесит, так говорит, будто это его деньги.

— Ну… через недельку. Тут понимаешь, на вооружение…

— Врешь.

Сама себя — не понимаю. Как я его ненавижу…

Смотрит на меня — какой-то непривычный, неожиданно земной, ничего космического не осталось в нем…

— Слушай, я тебе врал? Я тебе когда-нибудь — врал?

Не владею собой — да что на меня накатило, сама виновата, пустила в дом какую-то тварь, он думает, все тут его…

Распахиваю входную дверь.

— Пошел вон!

— Ты чего, а?

— Пшел вон! — хватаюсь за телефон, — сейчас милицию…

Что-то изменилось в комнате. Что-то… вхожу, оглядываюсь, не понимаю. Вроде бы окно закрыто. Наклоняюсь, смотрю под диван, под шкаф, иду на кухню… Похоже и правда — пошел вон, как только он один умеет, сквозь стены, сквозь пространства, из кухни — на погасшую звезду в соседней галактике…

Распахиваю окно.

Жду.

Ну, будет тебе… домой иди…

Тишина. Какая-то странная, пугающая…

— Эрик!

Не слышит. Да что со мной… Набросилась на него, а он же и не человек вовсе, он и не понимает, где свое, где чужое, у них там, может, вообще все общее…

Допиваю недопитый им кофе, мерзкий, терпкий, это что за дрянь… Эрик, бедный, как он это пил… Эрик… не слышит меня Эрик, он сейчас где-нибудь по ту сторону пространства и времени…

Мир покачивается под ногами — иду к распахнутому окну, ветер зябко ежится, кутается в занавески.

Это что… померещилось…

Нет… не похоже… Вижу, черт возьми, вижу, звезды на небе сбиваются в кучу, складываются в буквы, слова…

П Р О С Т И М Е Н Я

Прыгает сердце… это обычно на заборах пишут, в подъездах, на тротуаре под окнами… Но чтобы так…

Только бы он убрал эту надпись… до утра… Астрономы с ума сойдут…

Ты подожди, любимая…

Ты прости меня…

Прости… все будет хорошо, вот увидишь… все будет просто замечательно…

Ты не поймешь… да как я тебе объясню, не поймешь, дело-то такое… в космос просто так не попасть, без глотка живой воды, а живая вода не то, что прежде, где попало не течет, стоит недешево…

Они же знают… Знают, что без живой воды в космос не поднимемся… сволочи, торгаши проклятые…

Бегу… прыгаю — с песчинки на песчинку через вселенную. Бегут за мной — злые, как черти, еще бы, увел у них очередной артефакт, очередное сокровище, — маленький шаг к большой победе…

Ты подожди, любимая, все наладится, заберу тебя отсюда — с собой, в звезды, ты не думай, я не какой-нибудь странник, там, по ту сторону пространства и времени ко мне обращаются не иначе как ваше величество… Отвезу тебя на планету, всегда повернутую к звезде одним боком, там никогда не заходит солнце, там мой дом — в зоне вечного рассвета, там…

Прыгаю…

Ловлю опору…

Не нахожу…

Падаю в бездны космоса…

Это что…

Вот черт, ни раньше, ни позже…

Хочу обойти стороной, понимаю, что обходить некуда, хочешь, не хочешь, иди напрямую… а там уже оцеплено все, полиция, журналюги, люди столпились, им-то какое дело…

Кто это так… взорвал себя, что ли, на глазах у всех… или с крыши упал… ну да, скорее с крыши… здорово его раскурочило… Опять какой-нибудь из этих, у которых жизнь не удалась… А у кого она вообще удалась, вы мне скажите. И ничего, живем…

Прохожу мимо.

Не удерживаюсь, смотрю в бескровное лицо.

Мир валится на меня всей своей массой.

— Вы знали этого человека?

— Знала.

Так-так, а говорили, что не знаете… за дачу ложных показаний знаете, что бывает?

— Догадываюсь.

— Так когда вы врали, тогда или сейчас?

— Тогда.

— Точно?

— Точно… это… Эрик.

— Э-эрик… он такой же Эрик, как я Наполеон Бонапарт.

— А настоящее имя у него какое?

— У него этих имен… — следователь отмахнулся, — что на нем десять ограблений, знали?

— Нет.

— Что двоих охранников убил, видно, тоже вам не сказал…

— Нет.

— Что наркотики употреблял, знали?

— Да… не думала.

— Сами не пробовали?

— Нет.

— А это что?

Смотрю на чашку — не понимаю, ах да, вечером оставила, не вымыла, это Эрик не допил, я потом прихлебнула кофе, еще вкус такой мерзкий…

— Это он пил?

Сама пугаюсь своего голоса:

— Он.

— Ловкий был парень…

— Да уж… как он по крышам туда-сюда, прямо жуть брала… Куда только не проникал…

— Допрыгался…

Выходят. Как-то быстро они провернули свой обыск, аккуратненько так, сразу видно, дело свое знают. Остаюсь — наедине с собой, и даже как-то странно, что не забрали, не увели, не…

Распахиваю окно.

…такой же Эрик, как я Наполеон Бонапарт…

Озябший ветер кутается в занавески.

…что на нем десять ограблений, знали?

Щелкаю чайником.

…что двоих…

Смотрю в звезды, жду, во что он их сложит сегодня.

…что наркотики употреблял, знали?

Ночь заглядывает в окна.

…Да не с Марса я… по картам вашим не объяснишь…

Жду.

2012 г.