Холодное пламя

Мари Милас (2024)

Лили Маршалл всю жизнь пыталась подняться со дна. Она бежала за лучшей жизнью, за мечтой, за семьей… Из маленькой девочки, брошенной на произвол судьбы, она превратилась в уверенную и успешную танцовщицу, которая желает выиграть золото на чемпионате. Лили приходится проделать огромный путь до маленького городка в Монтане, чтобы уговорить одного из лучших тренеров помочь ей. Все идет не по плану, когда под снегом в июле на её пути встречается угрюмый пожарный, который на дух не переносит избалованных городских девушек. Марк Саммерс игнорирует Лили и смотрит на нее с презрением, а она испытывает его на прочность. Их совершенно разные миры разделяет стена и маленький заборчик общей веранды. Что будет, если две души столкнутся? Изменятся ли мечты? Захочется ли вновь убежать?

Глава 5

Лили

Следующая остановка — супермаркет. Несмотря на то что Мия позаботилась, чтобы в доме было все необходимое, мне хочется скрасить этот день чем-то вредным и по возможности супер сладким.

Я просто обязана заесть свое горе и молча навести порчу на своего бывшего партнера по танцам. Долбаный Майкл, как ты мог? И да, делая сотый круг по маленькому супермаркету, я оправдываю его и говорю себе, что не каждый захочет переезжать в другую страну и город, в котором… нет зарядки для айфона.

Но, черт возьми, мне все равно грустно. Обидно. И я негодую, потому что чувствую себя потерянной. И дело даже не в том, что я не могу найти миндальное молоко в магазине, а в том, что у меня нет дальнейшего плана.

Всю жизнь я у себя была одна, однако мне никогда не приходилось танцевать в одиночку.

Как выиграть кубок чемпионата, не зная…

БАМ!

Именно с таким звуком приземляются на плитку супермаркета мои шоколадки с мармеладными мишками. Я цепляюсь за чью-то крепкую грудь, которая пахнет еловыми ветками вперемешку с… туманом. Есть ли у тумана аромат? Понятия не имею. Но почему-то я ощущаю именно его. И это не в первый раз.

Поднимая глаза, встречаю взгляд, полный хмурости и негодования. Этот взгляд… он вызывает у меня дежавю. А еще горячие большие ладони, по-собственнически сжимающие мою талию и бедро, тоже нагоняют все еще свежие воспоминания нашего столкновения.

Моего мокрого голого тела, прижатого к крепким и холмистым мышцам. Грубые руки, сжимающие мою нежную кожу. И сердце… Сердце, которое готово было вырваться из груди, лишь бы…

Я встряхиваю головой, рассеивая этот туман. Вот, говорю же, он пахнет туманом и поэтому вызывает у меня помутнение рассудка.

Не имеет значения, как я ощущала себя сегодня. Имеет значение, что его рука опять на моей заднице.

— У тебя какой-то фетиш, капитан? — шепчу я.

Он резко одергивает руки, словно засунул их в кипяток. Я приземляюсь на плитку к своим шоколадкам.

— Вау, я даже не знаю, сколько за это начисляют баллов в игре «Как достать соседа». Миллион? Ты точно победитель.

Марк что-то ворчит себе под нос, а затем с лицом, полным отвращения, подает мне руку.

— Прости.

Это слово из его уст звучит с такой интонацией, как если бы я сказала «сдохни». Закатив глаза и показательно фыркнув, игнорирую эту крепкую протянутую руку и собираю шоколадки.

— Марк, что ты тут застрял… О, Лили, — теплый бархатистый голос врывается в нашу с мистером Июлем токсичную атмосферу.

— Привет. — Я улыбаюсь Томасу.

Он сразу же бросается ко мне на помощь и собирает все сладости, пока его брат пытается слиться со стеллажом чистящих средств. Пускай обработает ими свой рот.

— Как дела? Мия сказала, что ты приболела. Все хорошо?

— Да, уже намного лучше, спасибо, — тепло отзываюсь я.

Мы встаём, и Томас передает мои запасы сладкого шкафа.

— Ты была у Джима? Он не грубил? Тебе что-то нужно из техники?

Мамочки, тут новостное оповещение работает лучше, чем на центральном телевидении.

Я откашливаюсь, бросая взгляд на Марка, у которого вот-вот случится аневризма от нашей светской беседы.

— Моя зарядка для телефона… Она сгорела.

— Не без твоей помощи, — подает голос мистер Июль. — Не нужно было оставлять ее в розетке, сама виновата.

— Простите, кэп. Больше не повторится, — огрызаюсь я.

Глаза Томаса бегают от меня к брату и обратно.

— Так вот почему ты выбегал из ее дома! Я то думал, ты решил подружиться со своей новой соседкой, — усмехается он. — Грег сказал, что тебя…

— Будто шмель в задницу ужалил? — подсказываю я.

Полагаю, Грег — главный сплетник Флэйминга.

— Да! — хохочет Томас, а Марк стоит с тучным лицом, сложа свои огромные руки на груди.

Мой взгляд задерживается на этом участке тела. Не так давно к этой груди прижималась я. Вдыхала его запах… и мне понравилось. Это осознание выливает чан с холодной водой на мое разбушевавшееся либидо.

Лили Маршалл! Что за ненормальные фантазии? Возьми Томаса, он добрый, милый и пахнет какой-то выпечкой. Почему ты задумалась о мужчине с ароматом тумана? И еловых веток. И с такими, черт бы его побрал, горячими, во всех смыслах этого слова руками.

Я резко выдыхаю, качая головой.

— Все хорошо? — спрашивает Томас, смотря на меня с заботой. — Вообще-то… может, ты бы мог помочь мне найти миндальное молоко? Если тебе не сложно, конечно.

Секунда. Две. Три.

Взрыв смеха заполняет магазин. Смеются даже продавцы в мясном отделе. Марк хмыкает в кулак, что в его случае, можно считать эквивалентом безграничного веселья.

Я стою и хлопаю глазами, пытаясь понять, что к чему. Затем, начиная чувствовать себя неловко, разворачиваюсь и… бегу.

Мне все надоело.

Надоел этот день. Моя жизнь. Несложившаяся карьера. Странный город. Несбыточные мечты.

И я.

Я сама себе надоела.

Ведь где бы ни была Лили Маршалл, для нее нет места.

Всегда и везде чужая.

Джим был прав.

— Эй, Лили! — кричит Томас, когда я выбрасываю свои шоколадки на прилавок и выбегаю из магазина. — Черт, подожди!

Он догоняет меня и хватает за руку, когда я добегаю до угла магазина.

— Фух, ты слишком быстро бегаешь, — говорит человек, который даже не запыхался. — Спортсменка?

— Танцор, — фыркаю я, вытирая слезы с щек.

Томас задумчиво кивает, но никак не комментирует. Тяжело вздохнув, он с сожалением произносит:

— Прости нас, мы повели себя, как последние идиоты.

— А кто был первым? — говорю с полным носом горестных соплей.

— В смысле?

— Ну ты сказал: последние идиоты. Значит, должны быть и первые, — как всегда начинаю хихикать сама с себя.

На лице Томаса начинает играть улыбка, и в это же время к нам подходит Марк, который чуть ли не швыряет в меня пакет. Но надо признать, на его лице тоже отражается вина.

— Ты забыла, — говорит он.

Я заглядываю в пакет, откуда на меня смотрят все сладости, которые только были в магазине. Даже жвачка с бабл-гамом, хотя я не собиралась покупать ее.

Мимо нас проходит милая старушка со стареньким джек-расселом, который сначала рычит на воздух, а затем на высоких мужчин рядом со мной.

— Добрый вечер, миссис Линк, — здороваются Марк и Томас.

Я тоже неуверенно шепчу приветствие и киваю. Старушка останавливается, смотрит за наши спины, а затем на нас.

— И в какую вам дверь?

Мы оборачивается и видим, что стоим между секс-шопом и кабинетом психолога.

— Смотря, кого вы спрашиваете, — хохочу я.

Томас тоже пытается не рассмеяться во весь голос, а у Марка слегка подрагивают плечи, словно он изо всех сил сдерживает такое чуждое для него веселье.

Я достаю из пакета со сладостями мармеладных мишек и принимаюсь зажевывать стресс. Оглянувшись по сторонам, думаю, в какую сторону мне нужно идти, чтобы вернуться к дому. В целом, думаю, потеряться здесь очень сложно, но мне все еще сложновато ориентироваться. Насколько я поняла, все улицы расположены, как лучи у солнца. Они выстреливают из большой центральной площади, где находятся все магазины и другая инфраструктура. У меня седьмая улица, значит она должна быть чуть дальше, чем середина дороги, окольцовывающей небольшой сквер посреди площади.

— Как думаешь, через сколько мама с папой узнают, что мы притащили приезжую в секс-шоп, а после пошли к психологу. Или наоборот, — голос Томаса, беседующего с Марком, врывается в мои размышления.

— Думаю, к утру.

От колючего баса Марка моя кожа покрывается мурашками, как в крепкий мороз. И я, как человек, который ненавидит холод, нахожу это ощущение… приятным. Может быть, еще не поздно войти в дверь психолога?

— Пойдём, Лили, мы тебя подвезём. — Томас кладет руку мне на поясницу, задевая кончиками пальцев полосу оголенной кожи между топом и шортами.

Я чувствую, как он рисует еле заметные круги, когда подталкивает меня вперед, чтобы мы поспевали за широкими шагами Марка. Прислушиваясь к своим ощущениям, понимаю, что ничего не происходит. Где мурашки? Или хотя бы легкое покалывание в том месте, где наша кожа пытается вступить в химическую реакцию.

Зато, когда глаза находят задницу Марка, которую подчеркивают выцветшие джинсы, мои щеки начинают пылать. Ради бога, сейчас лето, почему он не мог надеть какие-нибудь уродские пляжные шорты и сандали на носки?

Почему мне нужно иметь дело с сексуальной пятой точкой и мощными бедрами, упакованными в джинсу из рекламы Levi’s восьмидесятых годов?

Я начинаю с большей агрессией вгрызаться в мармеладных мишек и отвожу взгляд.

Томас уступает мне место спереди, а сам располагается сзади, когда мы садимся в огромный старенький Шевроле Тахо, который выглядит очень хорошо, несмотря на свой возраст.

Я пытаюсь исчезнуть с планеты Земля, чтобы Марк не испепелил меня своим взглядом с водительского сиденья. Если бы знала, что это его машина, и он будет за рулем, то лучше бы до утра искала свой дом.

— Итак, Лили, нам очень интересно, как такую девушку, как ты, занесло в такой город, как Флэйминг? — заводит беседу Томас, подаваясь вперед и хватаясь за спинку моего сиденья.

— Мне неинтересно, — еле слышно ворчит Марк.

Да что, ради всего святого, с этим мужчиной не так? В прошлой жизни я зарезала его котёнка? Или украла новогодний подарок?

— Такая девушка, как я, это какая?

— Городская.

— Почему каждый раз вы все произносите это слово как оскорбление? Я что, не человек? — усмехаюсь, проводя кончиками пальцев по слегка выгоревшей мягкой коже сиденья. Марк бросает быстрый взгляд на мои руки, и слегка морщит нос, будто бы может почувствовать мои ненавистные прикосновения.

— Вы просто другие, — по-доброму отвечает Томас.

— Вам просто здесь не место, — лает Марк.

— Спасибо за гостеприимство. Ты со всеми такой приветливый, или мне одной досталось твое лучшее поведение мудака? — мило улыбаюсь я, нарочито сжимая в ладонях край сиденья. Темная кожа скрипит, а вместе с ней и зубы Марка.

— Марк, будь милым и веди машину молча. Ради всеобщей безопасности, — возмущается Томас. — Он не это имел в виду, Лили. Мы рады всем, кто перебирается в наш город. У нас действительно хорошо, несмотря на многие трудности и отсутствие комфорта, к которому привыкли городские.

— Думаю, я справлюсь, мне приходилось выживать в более отвратительных условиях.

— Сомневаюсь, — хмыкает Марк, осматривая мои ноги и останавливаясь на ярко-розовом педикюре.

— Расскажи о себе, — не обращая на него внимания, Томас продолжает вести со мной добродушную беседу. Он что, совсем не замечает молний, летающих перед его носом? — Откуда ты приехала? Почему Флэйминг? В нашем штате есть города более…

— Приветливые? — хмыкаю я.

Томас смеется.

— Нет. Скорее — развитые.

Постукивая пальцами по колену, обдумываю свой ответ. Нужно ли делиться чем-то с людьми, с которыми я попрощаюсь через пару месяцев? Они временные. Как и все. Люди никогда не задерживались рядом со мной. В какой-то момент я и вовсе перестала рассказывать о себе. Все знали, что я просто Лили.

— Лили Маршалл, двадцать семь лет, прожила всю жизнь в Лондоне, — на выдохе говорю я.

Томас присвистывает.

— Ты хочешь сказать, что переехала в наш Флэйминг из столицы Великобритании. Из той, где живет чертова королевская семья? Ты определённо сошла с ума…

— Теперь все ясно. — Вредный комментарий от мистера Июля.

Я чуть ли не подпрыгиваю от бешенства и сажусь вполоборота.

— И что же тебе ясно?

— Твоя речь. Она слишком… идеальная. Британский акцент.

— Это у вас, американцев, акцент. У меня это называется обыкновенным правильным произношением. — Клянусь, еще чуть-чуть, и у меня из ноздрей повалит дым. Этот мужчина доводит меня до наивысшей точки кипения.

— Так почему ты переехала, Лили? Вот так бросить свою привычную жизнь, семью, родных, друзей. Должна быть веская причина. — Томас мог бы работать в суде и допрашивать свидетелей.

— Мне нечего было бросать, потому что у меня ничего не было. — Отворачиваюсь к окну, не желая показывать идиоту на соседнем кресле свою уязвимость. — Я здесь на пару месяцев. Мне нужен тренер по танцам. Лучший тренер по танцам. И по какой-то неведомой причине он живет в заднице мира, хотя мог бы блистать на всех турнирах Европы. Он не хотел нас брать до последнего, но я пообещала, что поработаю в его студии. Полагаю, нечасто призеры Европы проделывают путь до Флэйминга, чтобы стать тренерами бальных танцев. Он оттаял, согласился. Я приехала. — На мои глаза в сотый раз за день начинают наворачиваться слезы. — А теперь я понятия не имею, что мне делать, потому что мой партнер меня бросил.

— Ты призёр Европы по бальным танцам? Вау. Из нашего города никто не достигал таких высот, кроме Ричарда. Стой, так Ричард будет тебя тренировать? Конечно, больше некому. — Томас проговаривает вслух все свои мысли, пока его брат ощутимо опаляет взглядом мою щеку. — Мы слышали, что раньше Ричард был успешен. Но почему и зачем он вернулся во Флэйминг для всех загадка. Он основал здесь первую и единственную студию бальных танцев. Его ученики действительно талантливы и успешны, но… в маленьком городе почти нереально стать звездой Европы. Или хотя бы штата.

— Все переезжают в большие города, чтобы достичь успеха. Ты же сделала наоборот, — начинает неожиданно Марк.

— Не ищи подвоха там, где его нет, — встречаюсь с ним глазами, — у каждого из нас есть свои цели и мечты. Я бы поехала за своей даже на Аляску. Где, уверена, тоже нет долбаного миндального молока и зарядки для айфона.

Вновь поворачиваюсь к окну. Несколько минут в машине стоит тишина, а затем перед тем, как мы подъезжаем к дому Саммерсов на третьей улице, Томас спрашивает:

— Старик Джим послал тебя? Он бывает вредным. Я могу узнать у сына Грега…

— Не надо, — прерываю его я, — Джим был очень мил. И сам договорился с Грегом и его сыном.

Томас закашливается, а Марк так резко тормозит, что я чуть не ударяюсь лбом о приборную панель.

— Джим? — в один голос спрашивают братья. — Наш Джим?

— Ну… если во Флэйминге один Джим, то да.

Томас восторженно усмехается, затем выходит из машины и подходит к моему открытому окну. Облокотившись на него, он смотрит на меня странным взглядом.

— Что б ты знала, Джим не самый милый человек в этом городе.

— По сравнению с твоим братом все остальные просто одуванчики.

Томас постукивает по машине и усмехается.

— Джим выстрелил в меня солью из ружья, когда я прятался в его дворе во время игры в детстве.

Я открываю рот и широко распахиваю глаза.

— Точно, у тебя до сих пор шрам на заднице, — по-доброму усмехается мистер Июль. Этот незначительный грубый смешок проникает глубоко в меня и разрастается в груди, как лесной пожар.

— Спасибо за информацию, Марк, — ворчит Томас, а затем вновь смотрит на меня. Взяв меня за руку подносит ладонь к своим губам и вновь оставляет поцелуй. — Получается ты чародейка, раз перед тобой пал даже Джим.

Это тот момент, где у меня должно перехватить дыхание.

И его перехватывает.

Только по совершенно другой причине. Марк тянется к бардачку и задевает мозолистой ладонью мое колено.

Лили, твои дела очень-очень плохи. Нельзя давать целовать руку одному брату, а задыхаться от мимолетного прикосновения другого.

— Вот, ты забыл! — Марк швыряет в Томаса фонарик.

— Я его забыл там год назад, ты только сейчас решил вернуть? — Приподнимает брови Томас, потирая ушибленное фонарем предплечье. — Ладно, до скорого, Лили. Иди в задницу, Марк.

После того, как Томас заходит в свой дом, мы трогаемся с места и едем в тягучей, гнетущей тишине. И нет, я не собираюсь ее романтизировать и говорить: «нам было приятно молчать». Это та тишина, от которой хочется выпрыгнуть в окно.

Я постукиваю указательным пальцем по коленке, а другой рукой закидываю в рот мармеладного мишку. Шелест упаковки в тишине салона звучит наравне со взрывом бомбы. Могу поспорить, можно услышать, как я жую.

— Почему не купить обычное молоко? — Вопрос Марка звучит, как выстрел из ружья. Резко и почему-то оглушительно, хотя он произносит его тихо.

Я дожевываю свой мармелад, а затем отвечаю, слегка повернув к нему голову:

— У меня аллергия на белок коровьего молока.

Марк кивает, начиная постукивать своими длинными пальцами по рулю. Я продолжаю на него смотреть и впитывать грубые, но такие притягательные черты лица. Прямой нос, волевая острая челюсть, заросшая грубой щетиной. Маленький шрам на брови, и тот большой шрам от уголка глаза до виска. Бронзовая от загара кожа, с мелкими морщинками от сухости. Этот мужчина выглядит… первобытно? Грубо привлекательно? Незаконно грязно-сексуально? Не знаю как сказать. В Лондоне я таких не встречала.

— Значит… тебе может подойти козье? — вновь спрашивает он, не глядя на меня.

— Не знаю, — пожимаю плечами я. — Я не пробовала. До восемнадцати лет у меня не было возможности пробовать и подбирать варианты. Потом, когда я…. Когда я стала взрослой, то просто пошла и купила себе первое попавшееся, где нет слова корова.

Вновь кивок, и вновь молчание.

— До восемнадцати лет ты пила обычное молоко? — спрашивает Марк, когда мы подъезжаем к нашему дому. Он паркуется на своей подъездной дорожке и глушит машину.

Почему его так интересует эта тема с молоком?

— Если меня заставляли, то да.

Он встречается со мной взглядом, пытаясь понять эту фразу.

— А аллергия?

— Следующую неделю я лечила дерматит и кишечник.

Мы смотрим друг другу в глаза, заставляя наши странные эмоции слиться в одну волну. Никто не произносит ни слова, но могу с уверенностью сказать: слышится какой-то гул. Вибрация. Можно ощутить, как нагревается воздух, словно в парной кто-то брызнул воду на камни.

Взгляд Марка опускается чуть ниже, задерживаясь на моих губах так мимолетно, но ощутимо, что по позвоночнику проходит дрожь.

Что. За. Чертовщина.

Мистер Июль вздрагивает, как от удара, и выходит из машины, прерывая наше странное магнетическое и абсолютно опасное притяжение. Он громко хлопает дверью, а затем направляется к своей двери.

Я выскальзываю из машины, все еще крепко сжимая упаковку с мармеладками в одной руке и пакет со сладостями в другой.

— Ты не закрываешь машину? — кричу ему в спину.

Он не оборачивается, но отвечает:

— Здесь все свои.

— Но я чужая.

Марк останавливается на первой ступеньке своего порога, смотря на меня через плечо.

— Рискни украсть мою машину и посмотри, что будет.

С этими словами он уходит, заставляя мой взгляд приклеится к его классной заднице и пробуждая во мне желание украсть его машину и узнать, что будет.