Год Свиньи и другие приключения времени. Проза и стихи

Маркус Виль

Сборник малой прозы и поэзии ориентирован на широкий круг читателей, жанровые эксперименты, экспрессия и метафоричность, смех и слезы, радости и печали бытия. Книга содержит нецензурную брань.

Феликс

Старик Феликс к любому делу подходил серьезно,

вот и на этот раз подготовился основательно,

с вечера, не спеша и скрупулезно,

пропитал бензином штаны, рубашку, ватник.

Он делал это посвистывая,

ни о чем не жалея,

на его плечах и шее тонкой,

как шея цапли,

покачивалась голова

советского инженера,

он даже смерть мастерил себе

рационально.

Старик Феликс, уставший от долгой,

жизни во мраке,

от нищенской пенсии,

к могиле сопровождающей,

Он все рассчитал для того,

чтобы вспыхнуть, как факел!

и спичкой сразу сгореть,

не травмируя окружающих.

Кто-то слева шепнул, что поздно бороться…

Справа робко шепнули: не стоит спешить…

Феликс решил все сделать с восходом солнца

обычно, в такое время на площади ни души.

Он встал в четыре часа

не завтракал, выпил чая

и стал одеваться-

руками степен,

взглядом мягок,

потом ступил за порог,

головой качая

оставляя после себя

идеальный порядок.

До площади было примерно

два часа ходу,

(помня: поспеть к восходу,

ни раньше, ни позже!)

Феликс, дабы поменьше

встречаться с народом

сел и с первого раза завел

«запорожец».

Будто в последний свой выезд

тот был неистов!

Ревом пугая птиц и редких прохожих,

(на правом сиденьи покачивалась канистра)

как сказочный Горбунок, несся вперед «Запорожец»!

Лучше до пепла сгореть,

чем лежать на погосте!

черви, земля и мрак,

да будет им пусто!

В день своей смерти

старик не испытывал злости,

(В нем, впрочем, давно

атрофировалось это чувство).

И хотя жизнь

окружала блокадами

безразличия,

раздражения к старости

и забвения,

Феликс ничего не требовал,

не рисовал плаката,

объяснившего бы причину

самосожжения.

Последние в жизни деньги

уплачены за квартиру,

Принципом Феликса было

не оставлять долгов,

Он посылал привет уходящему миру,

С позиции атеизма —

бельма на глазу богов.

На площадь вышел спокойно, легко и быстро,

выкурил сигарету, горькую ватру без фильтра,

и с головы до ног окатил себя из канистры,

Выдохнул. Вздохнул. Выдохнул.

Площадь была пуста,

только стая птичья,

Видеть могла с высоты,

как рука легка

Чиркает о коробок

и подносит к одежде спичку

и как старика поглощает

огненная река.

Как только черный огарок застыл без движения,

над телом витали, неся его душу на волю

не демоны —

ангелы самосожжения!

неутомимые часовые на границах боли.

«Лучше бы меня назвали Фениксом,

или Финистом Ясным Соколом, светлоликим!»

это была последняя мысль старика Феликса,

подлетавшая к созвездию Волосы Вероники.