Бывшие. Преодолевая сопротивление

Марта Заозерная (2025)

— Зачем ты пришла? — голос Димы неприязнью пропитан. — Желаемый биоматериал тобою получен. Бабло я тебе перевел. Ещё что-то надо? Если денег не достаточно много, могла бы написать, вопрос бы решился. Приходить из-за такой мелочи не стоило. Я стою и молчу. Что тут скажешь? «Я была не права, извини»? Нет, слишком убого и низко звучит. Быстро соображать не выходит. — Юль, ты меня отвлекаешь. Я такси тебе вызвал. Можешь спускаться. Черный Мерс, три девятки, уже ожидает. Передай секретарю, чтоб зашла. Если тебя это не затруднит, — взглядом на дверь мне указывает.

Глава 12

Юлия

Вечером, по возвращении домой я завалилась в кровать, проигнорировав наличие в квартире достояния цивилизации в виде душевой кабины. К утру несколько раз умылась, слезами. От макияжа и следа не осталось.

Не помню, когда мне последний раз так плохо было. Вру, конечно, всё я помню. От этого ещё тяжелее на душе становится.

«Юля, ты совсем из ума выжила? Разве это повод для слёз? Ты с ним даже не в отношениях была,» — ругаю себя, на чем свет стоит. Безрезультативно.

Жалость к себе разрушает, изнутри сжигая все зародыши здравого смысла. Я знаю один прекрасный способ с нею бороться. Не обязательно ехать в страны так называемого «третьего мира», чтобы жуткие условия тебя отрезвили. Достаточно в хосписе поработать немного. Чужая боль притупляет твою собственную. Вокруг нас слишком много страданий, облегчая жизнь других людей, ты освещаешь свою, в ней появляется смысл. Мне его не хватает катастрофически…

Я не из тех людей, кто в автономном режиме чувствует себя самодостаточным. Я вообще себя чувствую? Клеточки отмирают с удвоенной скоростью… До знакомства с Димой существовать было проще. Теперь пробитый панцирь сквозит.

Судя по всему, я не только Диму потеряла. Ещё и зачатки разума. Зачем было соглашаться ехать праздновать день рождения коллеги в клуб? Мне тридцать. До сего дня я не посещала подобных заведений. Не стоило и начинать. Но соскакивать поздно. Какими словами себя отругать, чтобы полегчало? Всё происходит не так! У меня всегда так, пора бы привыкнуть. Бездушный человек ровно, что мертвый.

— Юленька, детка, улыбнись! — ко мне обращается одна из коллег. Тамара. — Тебе там должно понравиться, куколка наша.

Куколка с вечно недовольным лицом. «Кирпич по нему плачет,» — так в нашем детском доме говорили. Я с детства «на стиле», в те далекие времена это модным не было ещё.

— Вот уж не уверена, — тяну. Праздник девочкам портить желания нет, но оно само из меня льется. Оно понятно что?

Дюдюка Барбидокская была злюкой и врединой. Я же плюсом зануда. Это врождённое.

«Лёв, давай огородами не пойдем. Страшно,» — я.

«Сейчас что-нибудь случится,» — снова я.

«Я тебе отвечаю, этот вой не к добру,» — опять я.

Когда моего друга и товарища собаки искусали, он как резаный орал, что если бы я нудила потише, ничего бы не случилось. Прав был, басила я знатно, на всю округу. Умение язык за зубами держать мне было долгое время неподвластно.

— Юльчона, не будь такой категоричной, — смеется Тамара. — Музыка классная в заведении. Маргиналов нет. Парни в большинстве — тридцать плюс. Руки без повода не распускают. Бар сказочный, все коктейли ам-ам, — для убедительности облизывается.

Ага. И девочки исключительно феечки. Коллеги, по причине моей опрометчивости, узнали, что я ни разу не была в клубах. Решили справить. А я, душа неприкаянная, устала в четырех стенах маяться бездельем.

Спирин, модельку трахая, тоже грустит?! Наверняка. Плачет, ей в затылок уткнувшись при этом. Бедненький.

Зачем-то действительно это представляю, непроизвольно. Без слез, естественно. Мерзко становится до такой степени, что усилиями возвращаю желудок на его законное место, дабы в конец праздник не испортить девахе.

— Когда вы успели все испробовать? — вскинув брови, прохожусь по девчонкам взглядом. Нас в такси четверо. Делаю вид, что мне есть дело.

Девочки очень задорно смеются. С коллективом мне повезло. Всегда везло, не попадала в гадюшники.

— Если бы ты нас пореже бортовала, тоже бы попробовала разные. Все! Малышка, нельзя жить только работой, дорогая моя. Жизнь знаешь, какая разнообразная? А какая скоротечная?! С ума сойти можно! — Тома недавно с мужем развелась, теперь у неё времени свободного много. Организует досуг и себе, и коллегам. Она всех нас старше, меня всего лишь на несколько лет, а девочек побольше. Ведёт себя, словно мамочка-наседка. — Мне скоро тридцать пять. Туда-сюда и бабушкой Аня меня сделать может. А я ещё и не пожила, — эмоционально всплескивает руками.

В заведении оказывается слишком шумно. Слишком многолюдно. Лицо у меня слишком хмурое для подобного рода мест. Жизнь болючая. Стараюсь расслабиться, и не выходит. Какого-то черта проходящие мимо столика лица мужского пола задевают меня, преднамеренно трутся. Бесят.

— Юля, если бы он знал, что ты скальпелем пользуешься превосходно, отошел бы подальше, — комментирует действия остановившегося рядом с моим плечом парня Инна, коллега. — Одним взглядом выпотрошила бедолагу, — она специально музыку гремящую перекрикивает, чтобы «пациент» услышал посыл.

Действенно. Пару шагов в сторону он всё-таки делает.

В консерватории я сплю, а в клубе чесаться начала от невроза. Где моя золотая середина? На вечерах, посвящённых творчеству Маяковского?! Предел мечтаний.

К моменту, когда девочки заказ по второму кругу делают, я ещё и половины коктейля выпить не успеваю. С алкоголем у меня не лады. Всё, что может вызвать зависимость, меня пугает. Какой-то период своей жизни я на транках сидела, повторять не хочу. От этого и сюда приперлась, чтобы не улететь в бездну. Лететь не больно. Больно ударяться после падения.

Девчонки взглядами лихо стреляют, кокетничают. Понятным образом притягивают к себе внимание. Как итог — за наш не слишком большой стол пересаживается несколько парней. Парней трое. Нас четверо. Казалось бы — идеально. Меня трогать не надо, общайтесь себе в удовольствие. Но один из них, имя неважно, назову его Навязчивый, то и дело ко мне обращается, более того, наклоняется к моему лицу и что-то орёт, думая, что я из-за музыки не расслышала. Куда там. Ты просто мне не интересен.

Я бы и раньше предпочла не знакомиться. Но после общения с Димой так и вовсе от других воротит. Хочу снова наблюдать за его уверенностью расслабленной. Спирину что банку консервов открыть, что труп закопать в лесу так, чтобы никто не нашел. А сразу после он спокойно, и глазом не моргнув, в суд на заседание поедет. А всё почему? Для него нет безвыходных ситуаций. Оправданная самонадеянность. Ох, а как он трубы чистит… Я промолчу. Будем считать, что его острый ум и твердый характер первостепенны.

— Юля, а чего ты такая стеснительная? — Навязчивый, заметив, что я отвлеклась, впритык ко мне усаживается, закидывает руку мне на плечо. Ой, как зря. Внутри передергивает. — Понравился тебе, поэтому засмущалась в моем присутствии, — утверждает.

— Руку убери, — прошу максимально спокойно. Судя по его округляющимся глазам, только в моей голове это как просьба звучит. — На край отсела не от стеснения. Боюсь, что слюна, которая из твоего рта вылетает, когда ты его открываешь, на моё лицо попадет. Я брезгливая. Если бы ты мне понравился — я хотя бы раз тебе улыбнулась.

Мда, от его наглости меня понесло, и всё бы ничего, но именно в этот момент музыка в клубе перестала быть такой громкой. Даже оглядываться по сторонам не надо, чтобы понять — меня услышал не только Навязчивый. Он замер на месте, только глаза из стороны в сторону бегают в попытке сориентироваться. Придушить меня или в шутку перевести? Так опешил, что его дезориентация читается безошибочно.

— Юля, ёперный театр, ты не меняешься! — слышу голос знакомый, затем смешок слышится.

Не узнать голос невозможно, слишком часто я его слышала. Искривленную ухмылку затылком ощущаю.

Вечер перестает быть томным. Вот уж кого я не ожидала увидеть в столь злачном месте. Никита, Паша, Валера. Парни, с которыми мне частенько приходилось пересекаться, работая по контракту. Реакция у них потрясающая, сходу уразумели, что происходит, не присоединись они к нашей компании, добром бы дело не кончилось.

Представляю парням девочек, девочкам парней, намеренно Навязчивого и его компашку игнорирую. Может, они и не плохие, но маятник внутри меня раскачался. Ник с укоризненной усмешкой на меня смотрит, затем сам представляется, поочередно здоровается с неприятной для меня компанией.

Последние, чувствуя, что чаша весов не в их пользу склоняется, предбрачные бабуиноподобные танцы с бубнами начинают. Ярмарка тщеславия, честное слово. Бабло. Бабы. Бухло. Если мишуру всю отбросить, примерно так выглядит пьедестал их приоритетов. Любая должна быть счастлива, если альфачи (сраные) на неё внимание обратили.

— Мужественность не количеством перетраханных баб измеряется, — терпение не моя благодетель. Бесят. Удержаться не вышло.

— А так? — один из друзей Навязчивого руки поднимает повыше, двуглавые мышцы плеча напрягая. Большой, но не сильный, как и большинство из таких.

Пожимаю плечами, гримасу на лице строю, мол, ума нет, считай калека.

— Идеальный рост для бойца спецназа — сто семьдесят–сто семьдесят пять сантиметров. Вес: семьдесят — семьдесят пять килограмм. Естественно, есть и больше, но самыми выносливыми и эффективными считаются именно такие. Это вот, — взглядом обвожу красоту протеиновую, — для девочек, которые книжек перечитали и фильмов пересмотрели. Выше — больше — сильнее. В жизни так не работает. Когда предстоит пересекать местность, эдак… километров пятьдесят за сутки, с рюкзаком за плечами, который весит в половину тебя самого, знаете, кто первым приходит и задачи поставленные лучше других выполняет? Не такие, как ты, здоровяки. Без обид. Это только о твоих словах о том, от кого стоит рожать, от кого нет. Природу не обманешь — потомство должно быть здоровым.

Ник и Валера уже ржут откровенно, Тома тоже, закрыв руками лицо. Паша сечет ситуацию, дабы я в бубен не получила ненароком.

Кто ж знал, что в клубе можно встретить такую острячку, как я. Навряд ли у кого-то из элитной троицы сегодня уже встанет в стенах этого заведения.

— Я поняла, Левад, почему ты не ходишь никуда — с твоим языком это опасно, — заплетающимся от смеха языком выговаривает Инна. — Молодые люди, она ваша должница. Вы её только что спасли от расправы, — обращается к моим мальчикам, с виду зайчикам.

Инна права однозначно. Слили они конкуренцию, не напрягаясь. Дар убеждения у них в крови. Это не шутка. Паша — превосходный природный переговорщик. Научиться владеть этим виртуозно очень сложно. Каждая ситуация уникальна, ориентироваться и просчитывать следующее действие, слово приходится на ходу. Пообещать, убедить, найти выход. Книжная теория в помощь не будет.

— О, это точно нет. Скорее наоборот, — Ник мне в глаза смотрит. Взгляд серьёзный, хотя один краешек губ приподнят. — Ада, меня напрягает отсутствие у тебя инстинкта самосохранения. Так с незнакомыми, нетрезвыми мужиками не стоит общаться. Ты, конечно, у нас умница, вилкой бы этой, — взгляд его падает на столовый прибор, лежащий на столе, — сонную артерию ему вскрыла. Но, Юль, не надо так.

В этот момент Никита предельно серьёзен, хотя по расслабленной позе это сходу не определить. Энергетикой продавливает свою точку зрения.

— Зато мы теперь поняли, о чём Лёва говорил, — Валера включается. — Это сколько лет прошло? Двадцать пять где-то? А гасишь ты мужиков всё так же, — в смехе заходится.

Когда я впервые приехала в Йемен, чисто случайно встретились с Лёвой. Мальчик, с которым мы в детском доме вместе пробыли несколько лет. Был мальчиком, спустя годы я мужика перед собой увидела в форме, всё с теми же глазами задорными. Поверить в то, что он стал военным, было непросто. Вот вы вместе морковь чуть ли не грязную жрете — щелчок — уже на Ближнем востоке в больнице. Больницей это, правда, назвать было трудно. Однажды во время проведения одной из операций случился прилёт, за секунду половину здания вынесло, включая одну из стен опер блока. Но либо так деток (и не только) оперировать можно, либо никак. Мои воспоминания о детском доме в сравнении с жизнью там — манна небесная. В Йемене на тот момент, не думаю, что сейчас что-то изменилось, цвела и буйствовала гуманитарная катастрофа — голод, убийства, холера и дичайшая бедность. Умом тронуться можно от вида истощенных детей. Оу. Снова воспоминания унесли. Встретились мы отнюдь не из-за разрушенной подчистую инфраструктуры здравоохранения. Лёве, как и другим членам группы, поручили задачу — вывезти из страны дипломатов и членов их семей. Колонну обстреляли, один из бойцов ранение осколочное получил — доставили к нам. Там мы познакомились и с Валерой, и с Ником, и с Пашей. Лев познакомил.

— Не понимаю, о чем ты, — возвожу глаза к потолку, поджав губы.

— Юль, он до сих пор ест чинно и благородно, — начинает давить на совесть Валерий. — Ты представь, мы на учениях, приближенных к боевым, а он, как придурок, сидит и по пятьдесят раз пережёвывает. С плотно зажатыми губами. Так можно и помереть с голодухи. Я-то всё не сожру, а эти, — на парней большим пальцем указывает, — ждать не станут. Вот и подумай над своим поведением.

Мне было лет пять. Лёва на год-полтора старше. Его тогда только перевели к нам. И он меня почему-то жестко дразнил. Так было принято, все всех долбут. Ну так вот. В один из дней нам дали на обед котлеты. С ума сойти! Мясо! Когда Лёва сел напротив и стал есть, я заявила:

— Есть рядом с ним невозможно. Так громко чавкает, что весь аппетит пропал, — встала и вышла из-за стола. Так и не доев котлетку.

Бог в лице голода покарал меня сразу. Я потом недели две ещё плакала, вкус котлеты вспоминая. Сказочная дурында.

Зачем-то Лёва рассказал парням эту историю. При любой возможности Валера её вспоминает. Как-то раз, он прислал поздравление на Новый год и пожелал, чтоб в моем окружении были только не чавкающие люди. Спасибо, очень приятно.

— Ты забодал, — вздыхаю.

Но ему уже всё равно. Дальше несет историю несчастного Льва в массы, коллегам моим её передавая в виде слегка искаженном, обогащая эпитетами, а-ля, «мерзко у тебя слюни летят». Так сказать, глаза на исчадие ада приоткрывает. Пример того, как сплетни рождаются.

— Юлька, нам тебя не хватает. Я, честно говоря, в шоке. Ты в поликлинике? С твоими руками?! Как так вышло? — спрашивает Ник, когда к дому меня провожает. Вызвался со мной поехать, чтоб проконтролировать.

Никто не знает. Родители только о причине догадываются.

Пожимаю плечами, дескать, так вышло.

— Николай Викторович с нами собирается, рассказывал тебе? — продолжает Никита, поняв, что я тот ещё собеседник. — Через месяц примерно.

Вот теперь уже я загораюсь. Именно то, что мне сейчас нужно. Чем хуже — тем лучше.