Хочу быть с тобой

Марта Заозерная (2025)

Что испытывает человек, когда все его планы на жизнь рушатся в одночасье? Счастье? Однозначно! А ещё азарт. Потрясающий (во всех отношениях) Руслан Нагорный был сыном богатых родителей и не слишком переживал об отсутствии собственных значимых достижений. Всё изменилось в один из вечеров, когда он внезапно, при первой же встрече, осознал — его сердце отдано в руки серьёзной и неприступной Саяры Алеевой, собирающейся в скором времени выйти замуж (о, Боже!) не за него.

Глава 2

Саяра

— Сёмуш, ты их по максимуму? — смотрю на друга, поверх документов.

Глаза устали, слезятся. Бросить всё и поехать к себе не могу. Месяц остался, надо успеть разобрать все дела, чтоб после меня никому не было мучительно больно.

— Думаю, да. С Алексеем Матвеевичем ещё обсудим. Но, скорее всего, будем просить максималку, — Сёма говорит, не отрывая глаз от бумаг. — Яр, ты устала. Поехали, перекусим? Мне потом надо будет вернуться.

— Я тоже вернусь, — окидываю взглядом стопки бумаг. — Не могу так просто всё бросить.

— Тебе бы простили, — смеется он, поднимаясь на ноги. — Куда поедем? Чего тебе бы хотелось?

Помогает мне накинуть пиджак.

— Я бы в «Затмение». У нас я такой вкусный лагман уже не поем.

— Повод не уезжать?! — лихо подмигивает.

— Знаешь, если бы за папой так не скучала, то возможно.

Обожаю свою работу.

— С ним размах будет иной, — понимающе кивает. — Тут такого нет. В «Альтруисте» о нём небольшую статью читал на днях. Я тебе даже завидую, — знаю, шутит. Он с родных мест не уедет. Ни за что.

— Я не пойду к нему. Нашла место, также будет с земельными спорами связано.

— Ты не к отцу? — резко разворачивается и смотрит с недоверием. Реально удивлен.

— Нет, с чего бы? С ним работать я не могу. Он будет давить. Не хочу портить наши хорошие отношения. Преемничество ему ни к чему, бодрый вполне.

Друг снова кивает. После того, как выходим на улицу, помогает усесться в авто.

Сейчас понимаю, насколько волнительно возвращаться в родные места. Когда уезжала — так не волновалась. Теперь ожидания будут завышены. Ударить в грязь лицом будет непозволительно.

Всю жизнь я старалась быть цельной, а не его тенью. Возможно, именно поэтому выбрала госструктуру. В адвокатуре трудно не быть дочкой Алеева.

До ресторана добираемся быстро. Город небольшой.

— Вкусно? — спрашивает, когда я сижу, незаметно облизывая губы.

Поймал.

Киваю в ответ энергично. Божественно вкусно.

— Подловил, — улыбаюсь. — Ем, боясь язык откусить. Не думала, что мне может так сильно понравиться.

— Если что, ты знаешь, где нас найти, — Семён хмыкает, глаза остаются серьёзными. Взгляд добрый, не его фирменный, иначе я б подавилась.

— Спасибо тебе. Мне заграничные стажировки столько не дали, сколько вы.

— Да брось, чем смогли, — теперь улыбка становится открытой.

Если не знать его, можно решить, что говоришь с жёстким и строгим мужчиной, но мне повезло, я знаю правду.

Остаток дня проходит размеренно, но при этом в плотном рабочем графике.

Вечером, выходя на улицу, оборачиваюсь. Во многих окнах ещё горит свет. До приезда в Республику столько сплочённых и увлеченных своим делом людей я разве что у папы на работе встречала.

Уезжать жалко. Вариантов остаться нет.

Телефон начинает вибрировать. Для меня существует два режима."Беззвучный" — для судебного процесса и заслушивания сторон."Вибро" — для иных жизненных ситуаций. Парни шутят, мол, у их жён также, только те в декрете сидят.

— My darling, привет. Я соскучилась жутко, — выдыхаю с теплом. Искренне. Нащупываю параллельно ключи от машины в кармашке сумочки.

— Моя любимая девочка, — от звука папиного голоса у меня мурашки по коже бегут. — Добрый вечер. Не занята?

— В машину сажусь, папуль. Не отвлекаешь, город спит уже. Тут так тихо после десяти, не то что у нас. Только пару улиц активны, ночная жизнь кипит.

— Ты сразу домой?

— Конечно, сил на танцы у меня точно нет.

— Вернёшься домой — отдохнёшь, — папа явно хочет взбодрить.

— Это вряд ли. Я насчет работы уже договорилась.

— Ты точно решила? Не со мной? — мне кажется, в голосе отца мелькает грустная нотка.

— Я бы хотела с тобой, но немножко. Самую капельку, — становится очень смешно. Всё как в детстве — и хочется, и колется. — У кого я ещё такому мастерству научусь?

— Лиса. Тебе не идет, — говорить старается строго, но я слышу улыбку в голосе.

Как бы ни был отец занят, каждый вечер он находил для меня чуточку времени. Исключениями были только дни, когда я засыпала раньше его возвращения. А так как минимум полчаса мы с ним проводили наедине. Играли в шахматы, обсуждали фильмы и книги, что я за день смотрела или читала. Он всегда расспрашивал, что интересного я в школе узнала, а я у него про работу. И он отвечал подробно. Всегда. Этого — нашего мирка — больше всего не хватало после отъезда. И друзей, но их было немного.

— Да я серьезно, теперь есть с чем сравнить. Хочу тебе сказать, будет трудно. Кавказ задрал планку.

— О-хо-хо, вот как мы заговорили. Я не самый лучший? — градус папиного интереса резко подрос, чувствую, как он подобрался.

Мысленно благодарю его, за то, что он до сих пор бодр. Через год ему шестьдесят. Я была бы не против обзавестись братом или сестренкой. Но ему о таком говорить нельзя. Он не оценит. После смерти мамы, папа больше не был женат. Да и женщин никогда в дом наш не водил.

— Такого я не говорила. Сам знаешь. Ты самый-самый. Просто я не хочу пока что в денежные дебри лезть, — много раз с папой это обсуждали. Не хотелось бы спорить на пустом месте.

Завожу мотор.

— Не забудь пристегнуться, — произносит назидательным тоном. Киваю в пустоту и пристёгиваюсь. Он прекрасно знает, что в плане безопасности слушаю его беспрекословно. — По-твоему, земля — это не деньги? — снова произносит шутя.

— Папуль, я же на стороне государства. Какие деньги? Меня содержать по-прежнему придется тебе, — смеюсь.

— С легкостью и большим удовольствием. Думаешь, для чего я работаю?

— Тебе нравится, то чем ты занимаешься, — произношу нараспев.

— Всё-то ты знаешь, малышка. И это тоже. Приедешь, и отдохнём с тобой где-нибудь вместе, — размеренный тон отца успокаивает взбудораженные нервные клетки.

— Мне надо почти сразу будет на работу выйти, папуль, — говорить стараюсь мягко, как бы невзначай.

— Вот ты тоже придумала! Я думал, мы это обсудим с тобой. Важный момент всё-таки.

— Я бы хотела с тобой, но чуть-чуть. Так бывает? Я быстро учусь, честное слово.

Папа смеется.

— Мы это проверим, — старается говорить серьёзно, но не выдерживает. — Для тебя будет, как ты захочешь. Только приезжай быстрее, доченька.

В момент сердце сжимается. В грудной клетке давит.

— Скоро, пап. Машину в конце недели начнут готовить.

Папа перебивает, ему это не свойственно.

— Продай её. Тут новую купим, — чувствую, это тот самый момент, когда он ждёт безоговорочного послушания.

— Ну нет. Я ведь полечу, её перегонят.

— Даже не думай ехать сама, — строго. Слишком строго.

— Я всё знаю, ну ты чего там. Люблю тебя очень.

— В кого ты такая лисица?

— Да есть у меня родственник один. Самый-самый.

Сегодня разговор завершается быстро. Папа против моих разговоров за рулем. Его бы воля, я бы только с водителем ездила. Не обращаю на это внимания, любовь предполагает заботу.

Почему-то не покидает стойкое ощущение, что-то идет не так. Не могу от него избавиться. Дело точно не в возвращении домой. Этого я очень долго ждала. Что же тогда?