Истории с привкусом мазута. Африканские истории

Михаил Забелин

Это истории об Африке, смешные и не очень, рассказанные двадцатилетним юношей, впервые оказавшимся в советские времена за границей. Это забавные истории о том, как молодой человек постигает простые африканские истины о жизни, о любви, о товариществе, о новых людях, с которыми его сталкивает судьба. Это взгляд со стороны на Африку и африканцев.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

У КУМБЫ

Кумба была хозяйкой бара. Она была молодой, красивой, тонкой и черной, как смоль. Перед баром была веранда, где было приятно на ветерке теплой африканской ночью выпить холодного пива, в самом баре — с десяток столиков перед стойкой, но для нас, постоянных клиентов, открывалась дверь во двор бара, куда пускали только своих. Обычно к Кумбе мы ездили на такси переводческой компанией в четыре-пять человек. Мы брали с собой приблудившегося к нам пса — черную большую дворнягу с осанкой овчарки, которого звали Мишка. Мишка запрыгивал на заднее сиденье, высовывал морду в окно и лакал воздух. Потом мы усаживались во дворе у Кумбы за отдельный, специально для нас приготовленный столик. Рядом вертелись и жарились куры гриль, они были для нас в диковину, а со двора вверх на второй этаж поднималась лесенка в комнату, в которую каждый из нас мечтал забраться, — в спальню Кумбы. Курочка гриль стоила полдоллара, и за вечер мы обычно съедали по паре под пиво, виски и джин. Мы были хорошими клиентами, и Кумба сама ухаживала за нами, а пес Мишка сидел у стола и обжирался костями. Кумба была милой, даже скромной, что редко встречается в африканских женщинах, но каждый раз, обслуживая нас, она деликатно прикасалась ко мне, то рукой, то грудью, и говорила:

— Мисель, еще курочки? Сегодня виски за счет заведения.

Это, конечно, не осталось незамеченным моими товарищами. Сначала они стали пользоваться халявой, и мы ездили к Кумбе чуть ли не каждый вечер. Потом они стали уговаривать меня встать из-за стола и подняться к Кумбе по заветной лестнице, и, в конце концов, начали меня сватать к ней. Честно, она мне очень нравилась. Я с ней не переспал по одной причине: это была не обычная девушка, с которой можно провести ночь и наутро забыть о ней. Это была женщина, для которой ночь любви, действительно, означала любовь, обмануть которую было бы всё равно, что обмануть ребенка, женщина, на которой можно было или жениться, или остаться только другом.

— Женись, Мишель, женись на Кумбе, — кричали мне разгоряченные джином товарищи, — станешь хозяином бара, поить нас будешь бесплатно.

Я до сих пор думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я женился на Кумбе. Меня бы лишили советского гражданства, и я бы на всю жизнь остался в Африке. Я бы стал хозяином бара, то есть состоятельным человеком по местным меркам, а Кумба народила бы мне красивых детей. А потом я бы затосковал: по Москве, по снегу, по родным, — и, наверное, спился бы.

Я даже не взвешивал все эти за и против: эти мысли пронеслись в голове, как ветер, когда мне вливали в уши подвыпившие товарищи: «Женись, Мишель, женись». И я не поднялся по лестнице в ее спальню и, конечно, не женился, но мы стали друзьями. Наверно, и это странно, если бы она мне была безразлична, я бы поднялся. Кумба, как любая женщина, почувствовала какую-то напряженность во мне и перестала прикасаться ко мне грудью и руками, но, по-прежнему, принимала нас во дворе и относилась к нашей компании дружелюбно, даже по-домашнему.

Мы сидели за столом во дворе, на спор съедали по две, а то и по три курочки, и понимали, что это и есть настоящая жизнь, те самые мгновенья, которые вряд ли повторятся, тем более, в Москве. Мишка ходил по двору по-хозяйски и обнюхивал соседей, Кумба суетилась и улыбалась, курочки скворчали на вертеле, нежный ветерок продувал рубашки, холодное пиво освежало голову и душу, и нам казалось, что жизнь удалась.