Пустыня, города и тадегессеры

Михаил Сергеевич Пожидаев (2024)

Молодой человек приходит в великий город тадегессеров — единственный город во всём мире, жизнь которого построена вокруг поиска вечной и подлинной истины. Оставленные близкие люди и страх не быть принятым в ученики не способны его остановить, поскольку он верит, что со временем станет выдающимся тадегессером, но действительность оказывается неожиданной. Честные и искренние в своих стремлениях тадегессеры не замечают, как искажают и даже почти разрушают жизнь горожан вокруг себя. Юноше предстоит встретить в городе новых друзей, беспокойную девушку, уму которой не может противопоставить практически ничего, и сделать непростой для себя выбор. Он окажется втянут в странную борьбу, в которой человеческое противостоит безудержной страсти к неуправляемому познанию. Получится ли у него и его друзей найти путь к знаниям, способный приносить людям благо? Владел ли таким знанием кто-либо прежде? Не подсказывает ли мир вокруг сам, где человек обретёт нужную для себя истину?

IV

Солнечный луч рассвета тронул мрачное багровое небо. Тени в городе пришли в движение; тёмное покрывало заскользило, освобождая из-под себя улицы и всё вокруг них. Начинался новый день, который, как полагал Ириемналь, все тадегессеры встречали с особым наслаждением — это мог быть ещё один замечательный день для идей и дел, в которые они верили беззаветно.

Несмотря на всё богатое разнообразие мира вокруг, ничто другое, кроме упорного труда, тадегессерам никогда не приносило подлинной радости. Их работа временами походила на рабство, но ведь это было желанное рабство и почти даже блаженство. Они всецело стремились изучить мир, накопить знания, принести людям как можно больше пользы и всяческой радости. Накопленные достижения бережно хранились веками, а имена выдающихся деятелей аккуратно заносились в величайшую книгу истории. Этот уклад поддерживался из века в век, и никто здесь никогда не помнил ничего иного.

Ириемналь проснулся рано, будучи во власти множества тревог: их нагнетала и малознакомая обстановка, и даже подсознательный страх перед ожидавшими его событиями. К тому же пока трудно было утверждать, что он полностью освоился в сообществе своих новых знакомых. Осмотревшись, он быстро понял, что хозяева ещё крепко спят; за окном висела тихая пустота раннего утра. Он встал, быстро оделся, принялся убирать постель. Побродив несколько минут по тесной, еле освещённой слабым рассветом комнате, решил, что делать всё равно пока нечего.

Итак, он в городе тадегессеров — это факт. Это лучший результат, который можно было ожидать на текущий момент. Но расслабляться рано. Его пустили пожить к себе люди, ему совершенно незнакомые. Он не мог с уверенностью сказать, ни кто они такие, ни сколько он ещё сможет у них оставаться. Интуиция ему подсказывала, что они вполне порядочные и интеллигентные жители города, но всё равно пока следовало быть предельно осторожным.

С такими мыслями он рассматривал детали обстановки, в сущности, довольно простой и аскетичной, задержал свой взгляд на сундуке, стоявшем в его комнате, потом сел на кровать, прислонился спиной к стене и стал размышлять, что следует сегодня предпринять. Но долго находиться в таком состоянии он не смог; вопреки всем усилиям мутная дремота всё же овладела им, и он снова безвольно погрузился в мягкий сон.

Когда проснулись Гортамир и Тамаирк, в доме сразу зашумело весёлое утро. Два приятеля заметили, что гость встал, убрался и оделся, они подошли к нему, Гортамир дотронулся до плеча спящего юноши, разбудил его и позвал завтракать. Тамаирк влетел на пустую, безжизненную кухню на первом этаже дома, достал остатки вчерашнего пирога и принялся делать бутерброды с сыром. Гортамир склонился над печью, растапливая её. Затем он на некоторое время выбежал наружу, вернулся откуда-то с чайником, полным свежей воды, и поставил его на огонь.

Ириемналь незаметно в суматохе наблюдал за хозяевами дома: что это всё же за люди? Очевидно, что они давно привыкли друг к другу, но чем они живут? Почему они разрешили Ириемналю остаться у них? Зачем им это нужно? Чем он им за это обязан? С такими мыслями он наблюдал за всем происходящим.

Все уселись за стол и начали есть. В печке шумел огонь, на столе стояли приготовленные Тамаирком блюда. Компания не стала терять времени напрасно. Съев немного сыра с хлебом, Гортамир встал и, сняв вскипевший чайник с печки, всем заварил чай. Потом сел обратно и спросил:

— Тамаирк, мне в Кавьёнце нужно сегодня забрать заказанный перевод. Тебе это ближе, забери для меня, пожалуйста!

— Давайте я! — поспешно выпалил Ириемналь, не дожевав кусок, поскольку получил шанс быть полезным хозяевам гостеприимного дома. — Только что такое Кавьёнц?

Тамаирк посмотрел на Ириемналя с каким-то своим сомнением, затем перевёл вопросительный взгляд на Гортамира. Гортамир тоже посмотрел на Ириемналя внимательно и пояснил:

— Кавьёнц — это район в центре города, но за дворцом. Если ты возьмёшь на себя это дело, будет очень здорово. Тамаирк в таком случае займётся другими делами.

— Мне только нужно знать, куда и к кому идти.

— Конечно, я тебе напишу всё необходимое на бумажке.

На этом и остановились. Решили, что Ириемналь пойдёт утром сразу после завтрака. Затем он дойдёт до конторки Тамаирка, и вместе они отправятся во дворец тадегессеров, где Ириемналь заявит о своём желании к ним присоединиться.

После завтрака Тамаирк быстро убрал всё со стола. Гортамир объяснил Ириемналю, куда надо идти, записал на бумажку имя и адрес нужного человека. Затем все разошлись по своим делам.

Выполняя поручение, Ириемналь внезапно увидел город с неприятной для себя стороны. Всё волшебное впечатление, захватившее его вчера после прохода через городские ворота, сегодня моментально рассеялось, он неожиданно для себя открыл оборотную сторону существования местных жителей.

Поначалу, пока шёл через знакомые ему кварталы, впечатление вполне соответствовало прежним воспоминаниям; указанный адрес, как и сказал Гортамир, располагался позади дворца тадегессеров; он спокойно дошёл до центра города и стал искать улицы, идущие вглубь кварталов. По мере того как он углублялся в незнакомые для него места, дома становились всё беднее и невзрачнее, лица прохожих всё более тусклыми, от оживления центральной части не осталось и следа.

Наконец он добрался до нужного ему квартала и нашёл двор, где жил человек, имя которого Гортамир написал на бумажке. Оказавшись внутри двора, Ириемналь остановился поражённый. Перед ним открылась ужасная картина: четыре старых двухэтажных дома, каждый из которых имел по одному подъезду, стояли друг напротив друга, образуя квадрат. Рядом с домом виднелось жалкое и ничтожное подобие газона, но это давно уже не могло быть газоном — так, просто кусок чёрной земли, обрамлённый фрагментами рассыпавшейся каменной кладки. В двух домах на подъездах продолжали висеть старые деревянные двери. Они не могли быть ни закрыты, ни открыты, а находились в каком-то одном неопределённом промежуточном положении, предоставляя всем входившим и выходившим людям возможность лишний раз их толкнуть, чтобы освободить себе проход. На двух других домах дверей не было вовсе.

Ириемналь почти отшатнулся, когда посмотрел на отвратительный чёрный мрак в окнах. Он увидел деревянные рамы с плохонькими узенькими форточками, местами забыто распахнутыми настежь. Дома были покрашены в зелёный цвет. На стенах, выходивших во двор, повсюду виднелись выступающие куски металлических обрубков, некогда служивших для крепления светильников, козырьков и табличек. Последняя оторопь охватила юношу, когда над всем этим он увидел неизменно возвышавшуюся громаду дворца, но он увидел её с задней стороны, и она в свою очередь тоже страшно поразила его: тыльная сторона дворца была не просто лишена всяческой художественной мысли, но виднелась только усеянная крошечными небольшими оконцами мрачная стена с множеством непонятных выступов, зачем-то сделанных строителями. Словом, позади дворца он увидел картину абсолютного уныния и ужаса, очевидно, державшуюся здесь на протяжении десятилетий, если не веков, причиной которой было, очевидно, отсутствие какого-либо людского интереса к порядку и красоте. Ириемналь не мог бы ответить точно, что же его поразило больше: то, что это здесь есть, или то, что это живёт в близости от торжества и великолепия других частей города. Новых неожиданных ощущений свалилось настолько много, что Ириемналь почувствовал, что не способен с ними быстро справиться и их осмыслить.

В центре двора стояли друг напротив друга две скамейки, между которыми люди развели костёр. На одной скамейке сидела женщина, на другой два старичка. Внешне женщина показалась Ириемналю вполне миловидной, но смотрела на огонь взглядом одновременно растерянным, рассерженным и обречённым. Ириемналь подошёл к ней, она подняла голову, недовольно и вопросительно на него посмотрела. Ириемналь смутился, но быстро овладел собой, поздоровался и объяснил суть дела. Женщина ответила:

— Посиди немного, подожди, я сейчас принесу то, что просит Гортамир.

С этими словами женщина достала откуда-то сухую веточку и протянула её к костру, обугливая кончик. Ириемналь удивился:

— Вы знаете этого человека?

— Конечно, это мой муж, — ответила женщина, пока что не предпринимая никаких действий.

Ириемналь немного растерялся, поскольку не знал, что ещё он сейчас может спросить, и в ответ на приглашение женщины сел на скамейку. Но она, немного помедлив, резко встала, отбросила веточку, отряхнулась и пошла в дом, подъезд которого чернел как раз напротив этой пары лавочек. Два сухоньких старичка продолжали сидеть. Ириемналь молчал; он чувствовал себя очень неуютно, поскольку никак не ожидал здесь оказаться и не был готов к этому; в обществе этих старичков он никак не мог найтись, что сказать для поддержания разговора. Один из них вывел его из тяжёлых размышлений и задумчивости, спросив у него:

— Откуда ты, юноша?

— Я недавно пришёл из другого города.

— Как тебя зовут?

— Ириемналь.

По неуверенному наклону головы, странному подрагиванию и взгляду мимо, Ириемналь догадался, что старичок, вероятно, не в себе и вряд ли понимает то, что ему отвечают. Ириемналь, сначала будто немного ожив, теперь потерялся окончательно, поскольку понял, что разговор со старичком не имел вообще никакого смысла, продолжать общение стоило единственно только из вежливости. Если бы Ириемналь захотел уделить старичку время и тем самым сделать ему приятное, порыв на деле оказался бы абсолютно напрасен.

В этот момент из подъезда быстрым шагом вышла уже знакомая Ириемналю женщина и направилась к нему, держа в руке стопку бумаг. Когда она приблизилась, то протянула бумаги Ириемналю и сказала:

— Держи, можешь передать это Гортамиру.

С Ириемналем она разговаривала вполне спокойно и вежливо, хотя по всему было видно, что её душевное состояние с трудом можно было бы назвать умиротворённым. Ириемналь поблагодарил и собирался уйти, но она добавила:

— Если можешь, передай, пожалуйста, Гортамиру, что ему или Тамаирку стоит навестить Лемистиля. Они поймут, о ком речь.

— Хорошо, — вежливо ответил Ириемналь. — Всё обязательно передам.

— Муж говорит, что он вчера видел Лемистиля, с ним что-то не так, но сам Лемистиль сказал, что был бы рад встретить Тамаирка.

— Я всё понял. Тамаирка надеюсь увидеть прямо сейчас. Ему сразу всё скажу.

Последовало ещё несколько бессмысленных вопросов от старичка, на которые Ириемналь отвечал медленно и почти машинально. Он размышлял, решиться ли прервать общение, чтобы уйти, или сохранить видимость разговора. Женщина скрылась между домами, занявшись, видимо, своими делами.

Ириемналь желал не просто уйти отсюда, а убежать, закрыв глаза и уши. Он чувствовал почти ужас, когда думал о ходе жизни живущих здесь людей. Привычка ощущать свою будущую полезность стимулировала заботиться о каждой минуте личного времени, о том, чтобы она была потрачена с пользой, но среди людей, сидевших с ним рядом на лавочках, время ценности не представляло, каждый думал о том, как попроще и незаметнее его провести. Здесь, очевидно, все желали, чтобы побыстрее пришла ночь, можно было бы лечь спать, поскольку во время сна не нужно думать, чем заняться. Ириемналь желал отвернуться и этим стереть всех людей, которых он сейчас видел, но они существовали, существовали проблемы, с которыми они, очевидно, живут, и отменить это существование невозможно.

Встать и уйти без соблюдения приличия несложно, но Ириемналь чувствовал себя почти не вправе это сделать. Он странным образом считал невозможным отвернуться от того, что он здесь обнаружил. Наверное, это была своего рода ответственность — он почему-то чувствовал на себе именно ответственность за трудности людей, которых толком даже не знал, но про которых, видимо, забыли другие жители, забыли и тадегессеры.

Поскольку иного выхода не оставалось, он преодолел тяжёлое чувство, сослался на другие дела, встал и попрощался. Старички, выслушав, снова равнодушно уставились взглядом на костёр.

Ириемналь вышел из квадратного двора. Когда он шёл мимо одного из подъездов, на улицу выбежал мальчишка, толкнув неопределённо повисшую дверь. Его бедная, но чистая одежда выдавала усилия матери сохранить для сына ухоженность и опрятность.

Удаляясь быстрым шагом, Ириемналь пытался найти ответ на свой мысленный вопрос: почему никто не желает в этих кварталах ничего поменять? Но что здесь можно, в сущности, поменять?! Он рад был бы сделать здесь всё принципиально по-другому, но знает ли кто-нибудь, как это могло бы быть возможно?

Ириемналь медленно покидал жуткие кварталы Кавьёнца и возвращался в центральную часть. Теперь он, кажется, понял, почему Тамаирк посмотрел на него с сомнением, когда он вызвался сюда пойти. Конечно, Тамаирк не хотел, чтобы он это всё увидел, считая его, возможно, не готовым к этому. Может быть, он также думал, что вид этих кварталов — далеко не лучшее впечатление о городе для гостя. Но Гортамир, в свою очередь, не нашёл в этом ничего неуместного.

Когда он снова попал на знакомые улицы, то постепенно начал освобождаться от кошмарного наваждения.

Ужас был именно в том, что он-то мог себе позволить от этого наваждения освободиться, но так могли поступить далеко не все. Многие люди были пленниками территорий за дворцом, державших их подобно темнице.

Чувствовали ли они себя узниками тадегессеров? Ириемналь, несмотря на весь кошмар увиденного, полагал, что они, скорее всего, не узники, но какова цена, которую следует заплатить за освобождение от тьмы Кавьёнца? Определённую цену заплатил он сам, чтобы быть здесь, и конфликт порождался, собственно, тем, что совсем рядом, прямо в непосредственной близи от того, куда он так стремился, находились люди, которые платить эту цену не желали.