Милая девочка

Мэри Кубика, 2014

В роскошном особняке на берегу озера Мичиган разыгралась трагедия: пропала одна из дочерей судьи Деннета, двадцатипятилетняя Мия. Немного замкнутая, но очень милая девочка. Друзья и коллеги по школе, где Мия преподает рисование, понятия не имеют, где она. Детектив Гейб Хоффман прикладывает все силы, чтобы найти девушку, и вскоре приходит к выводу, что ее похитили. Однако планы преступников кто-то нарушил, и потому условия выкупа остаются неизвестными. Проницательный детектив отмечает неуместную хладнокровность Джеймса Деннета – авторитетный судья обеспокоен скорее шумихой вокруг своего имени, чем судьбой дочери. Это наводит Хоффмана на мысль о его причастности к похищению. Так ли это на самом деле, знает только сама Мия, но даже после того, как дочь Деннетов обнаружили в заброшенной лесной хижине, следствие не сдвинулось с мертвой точки. Тяжелая амнезия стерла из памяти Мии события той страшной ночи, когда она не вернулась домой…

Колин. До

Это не займет много времени. Я плачу одному парню, чтобы он задержался на работе на пару часов дольше положенного. Иду за ней в бар и сажусь так, чтобы она меня не видела. Дожидаюсь звонка, вижу, как она встает, и начинаю действовать. Я мало о ней знаю. Видел фото. Это размытая фотография, сделанная из машины с расстояния в дюжину футов. Помимо девушки на снимке еще человек десять, поэтому ее лицо обведено красным маркером. На обратной стороне указано имя — Мия Деннет — и адрес. Мне передали фото около недели назад. Раньше мне не приходилось заниматься ничем подобным. Воровство, да, было. Преследование. Но не похищение. Однако мне очень нужны деньги.

Я хожу за ней уже несколько дней. Знаю, где она покупает продукты, в какую химчистку сдает вещи, где работает. Мы никогда не разговаривали. Я не узнаю ее по голосу, понятия не имею, какого цвета ее глаза и какими они становятся, когда ей страшно. Но и это скоро станет мне известно. Я заказываю пиво, но я не делаю ни глотка. Нельзя рисковать и напиваться. Только не сегодня. Внимание привлекать тоже не стоит, поэтому я и заказал пиво, чтобы передо мной что-то стояло. Когда раздается звонок, она уже с трудом сдерживается. Выходит, чтобы поговорить, и возвращается разочарованная. Собравшись было уходить, она меняет решение и делает глоток из бокала. Затем находит в сумке ручку и что-то чиркает на салфетке, краем уха слушая стихи, которые один урод читает на сцене.

Я стараюсь об этом не думать. Размышляю о том, что она красивая, но напоминаю себе о деньгах. Деньги мне необходимы. Это ведь несложно. Через пару часов все будет закончено.

— Красиво, — киваю я, уставившись на салфетку. Это лучшее, что я могу сказать. В искусстве я ни черта не смыслю.

Она бросает на меня через плечо ледяной взгляд. Ей не нравится, что я подошел. Ей нет до меня никакого дела. Что ж, так проще. Она не отрывает взгляда от салфетки даже после того, как я нахваливаю появившуюся на бумаге свечу. Она мечтает, чтобы я оставил ее в покое.

— Спасибо, — наконец произносит она.

— Абстракционизм?

Это определенно не то, что надо было сказать.

— Полагаете, это ужасно?

Другой бы рассмеялся, сказал, что шутит, и засыпал ее комплиментами. Другой. Но не я.

В любой иной ситуации, будь на ее месте другая девушка, я бы непременно ушел. Будь у меня выбор, я ни за что не подошел бы к этой злобной стерве. Я бы завел светскую беседу, ухаживал за кем-то другим, и кто знает, к чему бы это привело.

— Я такого не говорил.

Она кладет руку на пальто:

— Мне пора.

Проглатывает все, что оставалось в бокале, и ставит его на стол.

— Похоже на Моне, — говорю я. — Ведь он писал в абстрактной манере?

Я произношу эту фразу намеренно.

Она поднимает на меня глаза. Впервые. Улыбаюсь ей. Интересно, увиденного ей достаточно, чтобы положить пальто? Она смягчается, понимает, что была резка. Может, она совсем и не стерва. Может, ее просто что-то разозлило.

— Моне — художник-импрессионист, — отвечает она. — Абстракционизм — это Пикассо, Кандинский, Джексон Поллок.

Никогда не слышал этих имен. Она опять собирается уходить.

Не страшно. Я спокоен. Если она уйдет, пойду за ней до дома. Я знаю, где она живет. У меня много времени.

И все же стоит попытаться.

Протягиваю руку, чтобы дотянуться до салфетки, которую она уже бросила в пепельницу.

— Я не сказал, что ужасно.

Расправив, кладу салфетку в задний карман джинсов. Этого достаточно, чтобы она стала искать глазами бармена; решила, что можно еще выпить.

— Оставите себе? — интересуется она.

— Да.

— На случай, если я однажды стану известной?

Людям нравится думать, что они много значат. Она собирается стать лучшей.

Она представляется; ее зовут Мия. Сделав паузу, говорю, что я Оуэн.

— Не думала, что это такой сложный вопрос, — усмехается она.

Рассказываю, что мои родители живут в Толедо, что работаю кассиром в банке. Все это ложь. О себе она почти не рассказывает. Мы говорим не о личном: аварии на Дэн-Райан, сошедшем с рельсов поезде, предстоящей Мировой серии. Она предлагает обсудить что-нибудь не такое печальное. Это не просто. Мия опять делает заказ. С каждой порцией алкоголя она становится все более открытой. Признается, что ее обидел друг. Рассказывает о нем. Они встречаются с конца августа, а она уже сбилась со счета, сколько свиданий он отменил. Ей хочется вызвать к себе симпатию, но это невозможно. В какой-то момент я придвигаюсь ближе, наши колени соприкасаются.

Стараюсь не думать об этом и о том, что произойдет позже. Представляю, как буду запихивать ее в машину и передавать Далмару. Она говорит без умолку, но я не вникаю в смысл ее слов. Я думаю о деньгах, о том, на сколько мне хватит этой суммы. То, что я делаю сейчас — сижу в баре, в который никогда не пошел бы по своей воле, сижу рядом с женщиной, которую должен похитить, — это не мое. Но я улыбаюсь, когда ее рука касается моей. Я позволяю ей, потому что знаю: эта девушка изменит мою жизнь.