Терентий Семенович Мальцев. Жизненный путь

М. А. Глухих

Книга посвящена 125-летию со дня рождения подлинного новатора сельского хозяйства СССР, дважды Героя Социалистического Труда, почетного академика ВАСХНИЛ Терентия Семёновича Мальцева. Читатель познакомится не только с детством и юностью этого уникального человека, но и впервые проследит путь становления ученого-практика, внесшего неоценимый вклад в сельскохозяйственную науку и производство. Завершается книга поэмой о Т. С. Мальцеве как великом труженике, Человеке с большой буквы.

Родные корни

Терентий Семёнович Мальцев родился, вырос и прожил долгую славную жизнь в зауральской деревне Мальцево (Шадринский район Курганской области).

Где-то на рубеже XVII — XVIII веков основал в том укромном месте заимку некий Мальцев, бежавший за Уральский Камень от жестоких преследований властей за упорство в вере. Следом за ним пришли такие же гонимые староверы, и заимка превратилась в небольшую деревню. Образовалась крестьянская община. Однако и здесь беглых старообрядцев отыскали, но случилось это после выхода царского указа Петра I, даровавшего послабления «раскольникам»: за преданность старой вере не карать, а брать податей в два раза больше, чем с иных подданных. За двойную дань и получили староверы прозвище «двоедане».

Все важные вопросы деревни решались сообща. Дома на замок никогда не запирались, лишь палочкой припёртая дверь обозначала, что хозяев дома нет. Воровство случалось крайне редко: все знали: если голоден, попроси любого, и тебя обязательно накормят, а украдёшь — побьют и очень жестоко. Даже озорные ребятишки, если и наведывались в чужой огород, то брали не больше, чем могли съесть за раз, причём делали это так, чтобы посадки не повредить.

Отец Терентия Семёновича, сам рано лишившийся родителя, был беден. Не богаче была и девушка Васса, высватанная им в дальней деревне Барабе. До свадьбы Семён успел отслужить восемь лет бомбардиром в далеком Туркестанском краю. В школе ему учиться не довелось, потому Семён писать не умел, а мог лишь выводить с трудом свою фамилию, имя и отчество.

В деревне Мальцево насчитывалось тогда около трёхсот дворов. Поскольку земельные наделы были небольшими, а долгими зауральскими зимами руки крестьянина и вовсе свободны от основного занятия — хлебопашества, то каждый деревенский житель занимался каким-либо ремеслом: маслоделием, пимокатанием, ткачеством, пошивом шуб и т. п. Ковры, например, изготовленные в соседней деревне Канаши, очень ценились во всей округе. Один из них, подаренный семье Мальцевых по торжественному случаю, позже красовался на стене в доме Терентия Семёновича.

Хозяйство Семёна и Вассы состояло из надела земли, обыкновенной избы и одной-единственной лошади, да и та в голодный год, когда мор на скотину напал, к несчастью, околела. А в летнюю жару 1891 года, когда Мальцевы были на дальнем покосе, сгорела почти вся улица, на которой они проживали. Не уцелело в том страшном пожаре и скромное их жилище.

Крайняя нужда привела Семёна в молельный дом к деду Омельяну, духовному наставнику и такому же крестьянину. В общине почитали его за справедливость, рассудительность и отзывчивость на чужую беду. Внимательно выслушав Семёна, Омельян обратился за помощью к людям, и никто не остался безучастным. На выделенные в долг Семёну деньги приобрели в соседней деревне сруб. Перевезли его и через несколько дней общими усилиями поставили на пепелище новую избу. А на новоселье соседи принесли, что смогли: кто серп или вилы, кто плошку, скамейку. Так почти всем самым необходимым и обзавелись.

Помочами, а по иному супрядками (всем миром), в России построены многие поселения, особенно в послевоенные годы. Практически каждый житель по мере своих сил в них участвовал, так как знал: случится нужда, и ему помогут. В таких мероприятиях задействованы были все, от мала до велика. При этом ребятишки чаще использовались на подвозке стройматериалов. Срубы домов нередко везли из соседних и дальних деревень. А механизированного транспорта не было. Снаряжались обозы, причём на воловьей тяге. Возницами становились дети. На весь обоз определялся лишь один взрослый, и чаще всего тот, кто для тяжелой работы не годился.

Через два года после постройки избы Семён наконец-то смог купить лошадь. Жизнь немного полегчала, но детских голосов в доме не было слышно. Васса уже трех родила, да всех схоронили. Детская смертность в деревне в ту пору была чрезвычайно велика.

В 1895 году в семье Мальцевых родился четвертый ребёнок — Тереша. А в августе 1898 года на тридцать втором году жизни Васса умерла. Овдовевший Семён женился на Анне Степановне. Не имевшая собственных детей новая супруга полюбила пасынка всей душой. Названого внучонка радушно приняла и её престарелая мать Наталья Яковлевна.

Лишь изредка Терентий мог, как в тумане, вспомнить образ родной мамы. Однажды он попросил отца рассказать о ней. Семён подвёл сына к зеркалу и сказал: «Смотри на себя, и мать увидишь».

Игрушек, которыми лишь забавляться можно, деревенские дети тех далёких лет, как правило, не имели. Родители мастерили своим чадам такие игрушки, какими «работать» надлежит. Все детские игры были похожи на сельские работы. Одни «пахали», другие из лукошка (старого решета) «сеяли». Самые младшие «боронили» деревянными крошечными боронами либо просто пальцами. Ребятишки запрягали в телеги игрушечных лошадок и везли снопы, связанные из щепок и прутьев, на гумно. Снопы вязали также из стеблей трав, а вырвав их, начинали «вспашку», «боронование» и «посев». Иногда «дождичком поливали». Такие нехитрые игры стимулировали у ребят желание быстрее повзрослеть, запрячь настоящую лошадь и вместе с отцом работать в поле.

Семён стал брать сына в поле очень рано: за конем в часы отдыха присмотреть, воды принести. На лошадь в первый раз посадил года в три, а в 5—6 лет и боронование доверил.

Смышленым и ласковым рос Тереша. Добрая мачеха, приёмная бабушка и тетка Варвара души в нем не чаяли, а уж родной отец тем более. Но случилось несчастье. Однажды Семён приехал с поля, выпряг лошадь и, привязав её за повод к телеге, попросил сына: «Тереша, сенца Лысухе принеси». Мальчик взял сена, сколько смог, и подошёл к лошади сзади, а самого из-за большой охапки не видно. Лысуха, естественно, испугалась. Отец только крикнуть успел: «Отойди, ударит!» Но было уже поздно. Испуганная лошадь лягнула подростка, отбросив его в сторону. Семён схватил сына на руки, и закричал не своим голосом: показалось, что тот не дышит. На груди Терентия сквозь рубашонку проступила кровь.

Спасением пострадавшего руководила Анна. Семён все делал, не осознавая, беспрекословно повинуясь жене. Внес сына в избу и бережно уложил на лавку. Анна же принесла воды из колодца, чистой тряпицей сняла сгустки крови, осторожно промыла рану. Несколько успокаивало, что рана невелика, а то, что грудь в том месте продавлена, обнаружили позже. Но и это взрослых не особо насторожило, думали, затянется, когда заживать будет.

Лежать Терентию пришлось очень долго. Сначала рана сочилась. А когда и засохла, боль в груди не проходила. Продавленное место не выправлялось. Особенно больно было при глубоком вдохе.

Единственным утешением для травмированного мальчика было наблюдение за причудливой облачностью и пролетающими птицами, когда мать в теплые дни стелила для него что-нибудь на дворе или огороде, и Тереша, лежа па спине, смотрел часами в небо. «Облака, откуда они берутся, куда движутся?» — задавался он вопросом.

Быстро пролетающие птицы были не так интересны, больше нравились парящие. Звонким щебетанием привлекали внимание скворцы, быстрыми пробежками — трясогузки. Особую радость доставляло чудное пение жаворонков. В осеннее время впечатляли клинья журавлей и гусиные косяки.

Терентий наблюдал, как густые тучки закрывают ослепительное солнце, и на земле появляется тень. Иногда подмечал, что нижние облака плывут в одном направлении, а верхние в другом. Временами они так уплотнялись, что становились темными, внушающими тревогу и страх.

Не успел ещё Тереша как следует оправиться от одного недуга, как на его ослабленный организм навалились другие страшные болезни. Сначала была оспа, уносившая в те времена ежегодно из каждого миллиона жителей 710 человек. Оспа отступила, свалило воспаление легких, да так, что родные уже считали, что мальчик не выживет, и положили его на лавку под образа. Но привезенный из Шадринска фельдшер, осмотрев больного, сообщил: «Наступил кризис. Вынесет сегодняшнюю ночь — будет жить».

Нам неведомо, что именно поспособствовало исцелению от опаснейших болезней: то ли беспредельная любовь отца и матери, то ли истовые молитвы всех близких к Богу, — но свершилось настоящее чудо. Терентий выжил, оправился и окреп.

Учиться в школе Тереше не довелось. Трёхлетняя церковноприходская школа в деревне Мальцево появилась по настоянию священника враждебной двоеданам веры, возглавлявшего приход в соседнем селе Канаши. Старообрядцы видели в том лишь очередную обиду от духовенства и коварное посягательство на души своих детей, но добиться смогли только одного: чтобы школу разместили не в центре, а на краю деревни в обыкновенной избе. К учителю Ксенофонту Степановичу вражды они не имели, поскольку тот учил чтению, письму и цифири. Но в школе был поп, который преподавал детям закон божий, да ещё и за старообрядцами надзирал, правда, не очень строго. А потому церковноприходскую школу посещали только дети мирских, которых в деревне было всего несколько дворов. Старообрядцы же, если и учились грамоте, то на дому у своего единоверца, и только по Псалтыри. Других книг они не держали, называя их никониянскими, неправильными и вредными.

В доме Мальцевых не было не только книг, но даже бумаги и карандашей. Поначалу Тереша самостоятельно учился писать буквы (хворостинкой на земле, углем на дверях амбара и березовых чурбанах), а потом и в школу запросился. Отец Терентия так осерчал, что хотел даже выпороть «крамольника», но это не отбило у пытливого сына неодолимой тяги к знаниям.

Школьный учитель Ксенофонт Степанович, приметивший любознательного мальчика, стал давать ему книжки. Сначала те, что и всем предлагал — занимательные, а потом и более серьёзные: по истории, астрономии, арифметике. Жалея малолетнего пасынка и опасаясь гнева супруга, Анна Степановна тайны не выдавала. Даже подарила Терентию найденный ею огрызок карандаша.

Как-то раз отец вернулся домой озябший и, сняв верхнюю одежду, залез отогреться на полати. Почувствовав под собой что-то твердое, нащупал книгу. А все книги, кроме Псалтыри, он считал греховными. Это от них, от никониянских книг, ушли сюда, за Урал, его предки. Ушли и немало претерпели во имя сохранения чистоты своей веры и спасения души. И вот эти греховные книги вдруг оказались у него в доме!

Семёну потребовался мудрый совет, и он вновь отправился к дедушке Омельяну. Полистав книгу, тот произнес: «Не гневайся на сына, познание грамоты — не грех. Главное, к добру или злу она ведет. Не мешай ему, а к делу приноравливай. Человек с малолетства должен руками всякое дело познать!»

Поехал отец в Шадринск и привез домой, помимо хозяйственной утвари, увесистую Псалтырь. Вручил сыну со словами: «Вот будешь на клиросе читать, так дедушка Омельян определил». Терёха был на седьмом небе от счастья: у него появилась собственная книга, которую он будет читать, не таясь, причём всем людям.

Дедушка Омельян пригласил Терентия к себе, угостил горячим пирогом и, послушав, как мальчик читает, похвалил, но заметил:

— Шумишь много, будто выхваляешься. Не надо так. И славу, и честь свою человек поступками блюсти должен. А когда он блюдёт себя, то умеренная речь и его красит, и людям слышнее. — Выдержав внушительную паузу, спросил, — в часовне читать хочешь?

— Хочу! — радостно признался Тереша.

Мудрый старец одобрительно похлопал его по плечу.

Так уже в возрасте десяти лет Терентий поднимался на клирос и, стоя перед православным народом, обращался от его имени к Господу Богу с хвалой и мольбой, с клятвами и жалобами. А люди вторили ему шепотом.

Семёна распирала гордость за сына. Радовался отец и тому, что вечерами его избу всё чаще стали навещать солдатки, уважительно прося Терёху прочитать письмо и написать ответ воюющим с японцами мужикам. Сын-грамотей оказался таким же нужным в деревне человеком, как и мастеровой работник.

В пятнадцатилетнем возрасте сына Семён поставил его за сабан. При первом проходе Терентий не смел даже оглянуться, чтобы посмотреть, как тянется за ним чёрная полоса земли: очень боялся испортить борозду. Сеять же отец ещё не доверял. Сам шагал по пашне с подвешенным на лямке через плечо лукошком, наполненным отборным зерном. Широким сильным взмахом бросал крупной горстью семена в стенку лукошка. От удара зёрна веером падали на пашню. И было нечто символическое в этой величественной картине. Брошенные в пашню семена прорастают и дают зелёные всходы. Так зарождается новая жизнь. И это повторяется из года в год, из века в век.