Проигранная чудовищу

Надежда Олешкевич, 2021

Мой опекун проиграл меня в карточной игре. И теперь я принадлежу не просто человеку, а чудовищу! Холодному, высокомерному, бездушному и опасно красивому. В нашем мире принято, что девушки склоняют свои головы и подчиняются. Но только не я. Я не умею, не могу, не хочу! Я отвоюю свою свободу и жизнь… если мне не помешают чувства.

© Олешкевич Надежда

© ИДДК

Глава 1

Снизу доносились пьяные голоса. Я прижимала шестилетнюю сестренку к груди и тихо напевала песню. Она больше не плакала. Из памяти вряд ли стерлись события сегодняшнего дня, однако Джени перестала вздрагивать от малейшего звука.

— Вот так, — пропустила я сквозь пальцы ее шелковистые светлые волосы. — Марвин больше не тронет ни тебя, ни меня. Спи, цветочек, спи.

Я неотрывно смотрела на дверь, опасаясь, что он ворвется в мою комнату. На полу до сих пор валялись обломки стула. Резной столик лежал на боку возле давно остывшего камина. Холод пробирал до костей. Однако больше трясло от страха вновь услышать шаги по лестнице и увидеть насмешливый взгляд серых стеклянных глаз.

В пьяном состоянии кузен не контролировал себя. Он пару месяцев назад стал нашим опекуном и мог распоряжаться не только имением отца, но и нами. По закону мы — никто. Женщин продавали в работные дома, выставляли на аукционы, обращались с нами как со скотом. Ведь мы — лишь сосуды для наследников. Пустое место.

Меня передернуло от воспоминания об этих словах. Марвин не скупился на детали. Сегодня он перешел черту и пообещал отправить Джени на Север, чтобы там сделали из нее Слепое дитя. Со мной решил поступить менее изощренно. Всего-то продать в игорный дом Норинса в качестве элитной игрушки для богатеев.

— Кузен пошутил, — продолжала я, плотнее укрывая сестренку одеялом. — Все будет хорошо. Он не ожидал так скоро стать опекуном и потому не знает, что с нами делать. Вот и наговорил много гадостей.

— Я не маленькая! — вскинула Джени голову. — Марвин говорил правду. Что мы ему сделали плохого?

— Ничего, цветочек, — сглотнула я подступающие слезы. — Он вчера проиграл много денег, поэтому сердится.

— Но это наши деньги, — упрямо надула губы сестра и зарылась носом в складки моего ночного платья. — Я его ненавижу! Давай выгоним Марвина.

— К сожалению, не можем. Поместье отца теперь принадлежит ему, как и наше будущее.

— Это нечестно!

— Знаю, цветочек, — согласилась я, прислушиваясь к внезапно затихшим звукам. — Но мы вместе и со всем справимся…

Дверь распахнулась. Проход загородил кузен. Его появление не предвещало ничего хорошего. Спину окатило холодом от предчувствия продолжения сегодняшней сцены, где наш ближайший родственник снова начнет ломать мебель и цедить мерзкие слова только ради того, чтобы выплеснуть на нас свою злость.

— Поднимайся!

— Я с тобой никуда не пойду! — заявила я и сильнее прижала сестру к груди. — Иди к своим друзьям и веселись за наши деньги. А нас не смей трогать!

— Я решаю, когда и как буду вас трогать! — гневался Марвин.

По комнате раздались грузные шаги. Он обхватил Джени за талию и вырвал ее из моих рук, а после кинул на другую половину кровати. Я бросилась за ней. Кузен вцепился в мой локоть и потащил за собой.

— Софи! Пожалуйста, не надо! — зарыдала сестренка и поползла следом за нами.

Я потянулась к ней, но опекун резко дернул меня за руку, оттаскивая к двери. Цветочек свалилась с кровати. Однако она быстро поднялась и побежала за мной, вот только Марвин шагнул навстречу и схватил ее за косу. Устрашающе наклонившись, прохрипел:

— Сиди здесь, малявка. Сиди тихо!

— Отпусти ее! — толкнула я опекуна в плечо, но проще сдвинуть стену, чем это чудовище.

— Если услышу хоть писк, то скормлю тебя свиньям. Ты меня поняла? — продолжал он запугивать Джени.

— Поняла, — всхлипнула цветочек.

— А теперь брысь, — скривился Марвин и вышел из комнаты.

Дверь за нами закрылась, отрезая меня от сестренки. Я едва не задыхалась от возмущения. Нутро распирало от желания выплеснуть наружу скопившуюся ненависть к Марвину. Пусть бы узнал, что я это так не оставлю. Да, закон на его стороне, однако почему-то опекун решил, что кто-то ему позволит распоряжаться нами как скотом.

— Ты недостоин носить фамилию Хоуренс. Ты позоришь нашу семью. Мне отвратительна сама мысль о нашем родстве…

— Жаль, что твое мнение никого не заботит, — перебил меня кузен.

От него разило спиртным. Раньше в таком состоянии он уже не стоял на ногах и спал в своей комнате, но сейчас почему-то все было иначе. В глазах читались злость и решительность. Каждое движение, каждый взгляд источали недовольство. Даже то, как больно впивались в руку его пальцы, наводило на мысль, что кто-то сильно его рассердил.

— И я рад, что твоих родителей не стало, — этот ублюдок решил вбить кол в мое сердце. — Боги услышали мои молитвы. Больше никто не будет ставить Грэйса в пример, возводить его на пьедестал и сравнивать нас. Его нет, Софи! Теперь я твой отец, бог, повелитель.

— Ты никогда не станешь ни одним из них. Грязь до самой смерти останется грязью.

Я вжала голову в плечи, заметив, как Марвин замахнулся для пощечины. Но ее не последовало. Нас прервал голос, донесшийся снизу:

— Марвин, сколько тебя ждать?

— Иду! — рявкнул он, глядя на меня в упор.

На губах мелькнула ехидная ухмылка. Кузен зашагал к лестнице, не оставляя мне ни малейшего шанса на спасение. Несложно догадаться, что он собирался сделать — мне уже двадцать один, и я прекрасно понимала, для чего можно привести молодую девушку в комнату с подвыпившими мужчинами.

— Ты этого не сделаешь, Марвин, — протестовала я. — Одумайся. Закажи своим пьяным дружкам девок из красного дома, а меня оставь в покое. Не позорься!

— Закрой пасть! — резко развернулся он, отчего я врезалась в его грудь. — Твое дело — быть красивой куклой. Большего от тебя не требуется. А если станешь противиться — отправлю Джени на Север завтра же.

Кузен сверкнул глазами и втолкнул меня в комнату, наполненную сигаретным дымом и запахом дорогого алкоголя. Я не устояла на ногах и упала на пол. В ладонях запекло. Коса сползла со спины и вымазалась в грязи.

У меня на глаза навернулись слезы. Но от понимания, что ради сестры нужно вести себя смирно, я до боли прикусила щеку и стерпела обиду. Хотя в любом случае не позволила бы слезам пролиться. Не дождется! Скорее Марвин сгорит в диком пламени подземных рек, чем увидит мою слабость.

— А девчонка симпатичная, — раздался насмешливый голос справа.

Неподалеку от себя я заметила пыльные ботинки из тонкой кожи и сжала кулаки. Как унизительно! На мне только ночное платье, ноги босые, волосы не причесаны. В груди заклокотало, щеки запылали, захотелось отползти к дверям и поскорее убежать от пытливых взглядов подвыпивших мужчин.

А их было пятеро. Я заметила двоих за дубовым столом, где лежала гора бумажек — скорее всего, расписок. Один, который уже успел дать мне оценку, вальяжно расселся в кресле, едва не развалившись в нем. Еще двое расположились на софе возле окна. И все эти люди сейчас смотрели на меня…

Я поджала губы и коротко выдохнула. Медленно поднялась. Вздернула подбородок, собираясь достойно вытерпеть эту пытку.

— Вот, ставлю ее, — толкнул меня вперед Марвин и уселся на стул напротив темноволосого.

— Не интересует, — прозвучал его низкий густой голос.

— Как же, Эверард? — воскликнул кузен. — Посмотри на нее. Светлые волосы, пышные ресницы, нежная кожа — хорошая ставка, чтобы отыграть мои деньги обратно.

Так и хотелось сказать, что они моего отца. Но вместо этого я продолжала неотрывно смотреть на кисть тяжелых зеленых штор, всем своим видом давая понять, что с подобной выходкой родственника не согласна. Пусть хоть запросит за меня тысячу урнов — я не продаюсь.

— Марвин, смирись, — подался вперед рыжий мужчина, тоже сидевший с ними. — Карта сегодня не идет. Не твой день.

— Я должен отыграться! — кузен ударил кулаком по столу. Разъехалась стопка бумаг, задрожала чернильница с пером, зазвенели бокалы, а один и вовсе упал, вот только его у самого пола подхватил Эверард и поставил обратно. — Дай шанс. Последний. Она невинна, уверяю. София стоит больше, чем все эти жалкие расписки. Ну же, взгляни на нее.

Его рука легла на мою спину, подталкивая вперед, но я сдернула с себя ладонь. Воспитание не позволило начать пререкаться с опекуном при посторонних. Им было бы интересно узнать, во сколько он меня оценивал пару часов назад — в жалкий дуций!

— Дядя готовил ее к высшему свету. Такую не стыдно показать другим, посмотри же, как молода и красива.

— Я ее сперва сам бы осмотрел, а потом уже выставлял на всеобщее обозрение, — раздался голос самого пьяного из них, на что он получил мой испепеляющий взгляд.

Неужели это происходило со мной? К тому же в поместье отца, самого известного торговца Шаная, у которого закупались влиятельные люди не только столицы, но и всего Межморья. Жаль, он не видел, как быстро пустели накопления, собираемые годами. Марвин умудрился с завидной прытью растратить почти все. Если уже не растратил. Видимо, поэтому пошел на крайние меры и решил продать меня и Джени.

Может, это к лучшему? Нам с сестрой нужно уехать от опекуна, чтобы обезопасить себя. Он ведь способен на жуткие вещи. Кто знает, что ему придет в голову в следующий раз — трудно даже представить. Перед внутренним взором замелькали самые неприятные картины, оставлявшие после себя горечь на языке и ощущение, что такое вполне возможно. Еще немного — и дело дойдет до рукоприкладства.

Я все же посмотрела на Эверарда. Суровый, крепкого телосложения, с волевым подбородком и цепким взглядом. Он не казался человеком, способным по пьяни совершить непростительные глупости. Вот только появилась догадка, что такой может творить жестокие вещи в трезвом уме. К тому же не стоило обольщаться. Все друзья Марвина плохие. Ни один нормальный и уважающий себя лорд не станет водиться с таким, как он. Значит, лучше остаться здесь и попытаться вершить судьбу своими руками, а не надеяться на чью-то помощь.

— Повторяю, не интересует, — спустя минуту молчания произнес Эверард и все же соизволил на меня посмотреть.

Лучше бы он этого не делал!

Взгляд, полный пренебрежения и присущего большинству мужчин высокомерия. Показалось, будто я никто. Пустое место, с которым даже находиться в одной комнате противно. Вот он, яркий представитель этой братии. Они считали, что женщина недостойна даже называться человеком — так, мелкой букашкой, созданной богами по ошибке.

— Марвин, — мягко произнесла я и положила ладонь на плечо кузена, стараясь не показать, насколько это неприятно. — Не видишь, достопочтенного гостя не интересуют женщины. Потому позволь мне подняться в свои покои — я очень устала после насыщенного яркими событиями дня.

Опекун поднял на меня глаза. Я всеми силами изображала покладистость и радушие, будто согласна превратиться в ставку в карточной игре, но… увы… не брали.

— Эверард, да ты рассмотри ее получше, — процедил Марвин и, вскочив со стула, толкнул меня к этому мужчине.

Я едва не упала ему на колени, но в последний момент вцепилась в стол и второй рукой уперлась в подлокотник стула, застыв в десяти дюймах от брюнета. Глаза в глаза. Прямо в синие омуты, в которых можно утонуть, если не знать, что от этого человека лучше бежать без оглядки. Кто он? Чем занимался? Как оказался в поместье моего отца? Я догадывалась, что Эверард плох, но даже не представляла насколько.