Год дракона

Надежда Сухова

Драконы живут среди нас! Они вернулись, но уже не в облике крылатых гигантов. Их внешний вид мало отличается от человеческого – старанием богов, которым удалось скрестить ДНК драконов с ДНК Хомо сапиенс. Правда, непокорность у драконов осталась в крови. Некоторые из них не желают подчиняться богам, выходят из повиновения, с лёгкостью маскируясь в людской толпе.

Дракон Иисус

Я не мог уснуть той ночью. Сон и покой оставили меня, казалось, навсегда. Я свернулся на диване калачиком и пялился в серо-жёлтый квадрат окна, пытаясь осознать то, что я сегодня увидел. Разум искал достоверные версии произошедшего. Единственное логичное объяснение, которое я нашёл, — постановочный трюк. Каскадёры тоже весьма убедительно падают, а рестлеры весьма убедительно ломают друг об друга стулья. Но всё это, казалось бы, кровавое и травматичное действо — результат многодневных тренировок. Правда, кровь у парня текла самая настоящая. Мне казалось, что я даже видел, как она выходила толчками из разорванной кожи.

Мне не верилось в то, что Вовка мог поставить такой зрелищный спектакль. Он вообще никогда не был склонен к театрализации и мистификации.

С другой стороны, всё выглядело настолько естественным, что в отрепетированность действа не верилось. Даже самые хорошие актёры не смогли бы сыграть так искренно, как вели себя парни у киоска.

И что мне оставалось думать? Что мой брат — супермен, который может поймать руками пулю, вынуть из человека нечто… и проглотить это?

Я вспомнил свет, который лился у Вовки изо рта, и моё сердце застучало сильнее. Вокруг меня творилась какая-то чертовщина, и я ощущал, как я беспомощен перед ней. Обречённость испепеляла меня: что бы я ни делал, мне никуда не деться от монстра, которым стал брат. Даже если я, допустим, сбегу, то куда мне податься в феврале? Я не знаю этого города, я не знаю этого мира, потому что всю сознательную жизнь прожил в изолированных местах — сначала в деревне, потом в детдоме. Я не знаю, где брать деньги и как искать пропитание, где заночевать, чтобы не замёрзнуть. И даже если я, например, украду золото, как мне его сбыть без паспорта? Да, я мог бы сдаться в полицию, но тогда они вернут меня в детдом, где меня быстро отыщет Вовка. С его умениями видеть в темноте, уворачиваться от пуль и бог ещё знает какими ни полиция, ни стены не помешают ему добраться до меня. Мне же после этого не поздоровится. Поэтому, чтобы не будить чудовище, я должен быть паинькой, пока не придумаю стопроцентно верный план побега. Но долго ли я смогу продержаться, усыпляя бдительность Вовки, который горит желанием обратить меня в свою веру?

Мне хотелось кричать от бессилия и несправедливости. Я так сильно и так долго ждал возращения брата, а теперь жалею, что этот момент наступил. Кроме того, я никак не мог отделаться от мысли о том монстре, который захватил разум Вовки. Голливудские фильмы очень часто рисуют этих чудовищ в самых безобидных образах — в виде маленьких девочек или улыбчивых старушек. Эту тактику понять можно: мнимая слабость физической оболочки притупляет чувство опасности, внушая жертве уверенность в том, что она сможет одолеть маленького или престарелого человека.

Но что побудило тварь вселиться в здорового парня? Может, она сама страдает от комплекса неполноценности и не уверена в своих силах, и потому выбрала физически сильного мужчину?

Такой вариант меня немного успокоил. Если чудовище внутри Вовки боится быть побеждённым, значит, шанс справиться с ним у меня есть.

Но что если никакого злодея нет? Что если этим монстром стал сам Вовка? Травма ли головы, а может, смерть родителей и бабушки лишила его рассудка? Видимо, поначалу он держался, мобилизовал все внутренние ресурсы, но разлука с нами подточила его, а служба в горячей точке подлила масла в огонь.

Этот вариант был самым страшным для меня, потому что я не знал, что делать при таком раскладе. Никогда я ещё не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас. Я бы не отказался от любой помощи, но ждать подмогу было неоткуда.

В коридоре послышались шаги, и я привстал на локте, гадая, куда идёт брат: на кухню или в мою комнату. Когда его фигура появилась в дверном проёме, у меня внутри всё сжалось. Я поспешно сел, хотя мне хотелось вскочить на ноги и схватить пистолет. Никогда в жизни я так не боялся своего брата.

— Раз уж ты всё равно не спишь, может, поговорим? — Вовка навалился плечом на косяк. — Я готов доказать тебе, что я не монстр.

Меня обдало внутренним жаром: он ведь говорил, что умеет читать мысли, а я не верил!

— Это один из недавно приобретённых навыков, поэтому получается через раз, — смущённо признался брат. — Но то, что ты тут перемалывал в голове, я не мог не услышать.

У меня руки опустились: теперь я для этого чудовища как открытая книга. Теперь он будет знать обо всех моих планах, и, похоже, петля на моей шее затягивается.

— Ты не бойся, я тебя не трону, — добродушно улыбнулся Вовка. — Мы, монстры, своих не обижаем.

Теперь мне стало стыдно. Возможно, брат и не был чудовищем, а сегодняшняя охота — хорошо отрепетированный трюк, который так меня впечатлил, что я был готов поверить во что угодно — даже в то, что мой брат сошёл с ума.

— Я не осуждаю тебя, Жень, — Вовка прошёл в комнату и сел на стул напротив меня, сцепив руки в замок и положив локти на колени. — Ты немного напуган, и я бы дал тебе время привыкнуть к ситуации, но этого времени у меня как раз и нет.

— Почему?

— Потому что дракон в тебе просыпается.

— Никто во мне не просыпается, Вов. Я злюсь на тебя, да, но это не значит, что…

— Ты не можешь этого не чувствовать! Ты видел то, что людям видеть не дано, — тварь. Ты ведь видел лярву?

Я промолчал. Эту светящуюся паутину я действительно видел.

— Лишь драконы могут видеть этих тварей. Не только видеть, но и чувствовать, потому что это наша еда.

— Прости, но это откровенный бред! Я не знаю, что ты задумал, но я в этом участвовать не буду. Обратить меня в свою сказочную веру у тебя не получится. Лучше сразу убей.

— Зачем мне мёртвый брат? — горько усмехнулся Вовка. — Я пережил уже достаточно смертей.

— Если ты не собираешься меня убивать, то тогда отпусти. Я не выдам тебя, я просто уйду. Я хочу быть обычным человеком. Это не так уж плохо, понимаешь? Жить, работать, создать семью…

— У тебя ничего этого не будет, Женя. Ни работы, ни тем более семьи. Ещё пара лет — и твой дракон наберёт такую силу, что ты станешь опасен и для окружающих, и для себя.

Я устало закатил глаза. Разговор пошёл по кругу. Вовка это понял и сразу сменил тактику:

— Вот ты с детства такой упёртый! Ведь хочешь поверить, но не можешь унять своё эго. Я тут, как Иисус, и по воде хожу, и воду в вино превращаю, и прокажённых исцеляю, а ты всё упорствуешь. Ждёшь моего воскрешения, чтобы уверовать? Не боишься, что будет поздно?

От этих слов мне стало страшно, но я не знал, что ответить брату. Одна часть меня с ним соглашалась, потому что всё, что Вовка делал, выходило за рамки обычных фокусов. Другая же моя часть отчаянно сопротивлялась, понимая, что стоит хоть на шаг сдать позиции, как Вовка тут же перейдёт в наступление и подомнёт меня.

Я свесил ноги и уставился на него в упор. Это, конечно, нельзя было назвать психологической атакой, потому что в темноте очертания Вовкиного лица едва угадывались, но я всё равно вложил в свой взгляд всю решимость и жёсткость, какие только смог найти в себе.

— Давай по-честному, Вова. Скажи, чего ты хочешь. Ограбить банк? Кого-то убить? Тебе нужен подельник? Кто-то, кто мог бы постоять на стрёме или отвлечь внимание? Может быть, тебе нужен парень, который внедрится в нужную организацию и добудет секретную информацию? Выкладывай всё!

Вовка рассмеялся, хлопнув себя по коленям. Я не отметал такую реакцию, но всё же ждал другой. Надеялся, что он серьёзно отнесётся к моим словам.

— Вот, значит, о чём ты мечтаешь! — просмеявшись, сказал брат. — Куда-то внедриться и украсть ценную информацию. Если ты этого сильно хочешь, мы можем это устроить. Надо только придумать, куда внедряться и что красть. Да, и кому продавать.

— Хватит ёрничать! — я настолько разозлился, что вскочил на ноги. — Я устал от тайн!

— А я устал от твоего упрямства. Разуй глаза, Женя: правда перед тобой! Я говорил об этом уже десять раз. Сколько ещё нужно сказать, чтобы ты меня услышал?

— Твоя сказка про драконов, не спорю, очень интересная, но меня можно было купить этим лет пять назад. Я уже не мальчик, ты заметил?

Вовка вдруг резко встал и схватил меня за плечи. Всё произошло так быстро, что я не успел увернуться, а когда пальцы брата вцепились в меня, дёргаться было уже поздно.

— Если в тебе живёт дракон, то он откликнется на мой зов, — негромко, но как-то зловеще произнёс он. — Если дракона в тебе нет, то ничего не произойдёт. Ты даже ничего не почувствуешь.

Сказав это, Вовка приоткрыл рот, и у него внутри, где-то в гортани, стал разгораться розовый свет. Я с ужасом смотрел на нависшего надо мной брата, боясь, что сейчас и из меня он вынет что-нибудь странное, как из того парня.

Свет между тем становился всё ярче, и я даже стал ощущать его, как тепло костра. Только в отличие от огня свечение не грело, а слегка покалывало кожу. И от этого покалывания внутри зарождалась тупая боль. Сначала я не придал ей значения, но с каждой секундой она становилась всё сильнее, как будто что-то давило изнутри на грудную клетку, мешая дышать. Я жадно хватал ртом воздух, но его всё равно не хватало. Я хотел попросить брата прекратить это, но не мог произнести ни слова. Язык не слушался меня, и изо рта вырывалось только какое-то мычание.

Но, к моему ужасу, это была не единственная проблема. Внезапно у меня началась сильнейшая головная боль. Она вспыхнула где-то в макушке, а потом ударила мощными лучами в виски. Это была невыносимая боль, которая в одно мгновение поглотила весь мир вокруг меня. Я не видел и не слышал ничего. Да что там! Я даже своего собственного тела не чувствовал.

Не знаю, сколько длилась эта пытка, но постепенно мигрень отступила, и я обнаружил себя лежащим на диване. Видимо, Вовка переместил меня туда, когда я отключился. Всё тело ныло, больно было шевелиться.

— Ты как? — тихо спросил брат, и в его голосе я услышал тревогу.

— Нор… мально… — прохрипел я.

— Прости, я немного перестарался, — виновато признался брат. — Я не думал, что так получится.

Я слабо кивнул и закрыл глаза. Даже дыхание причиняло дискомфорт.

Вовка не уходил: я ощущал его присутствие, и это тяготило меня. Я знал, что он способен просидеть рядом всю ночь, а я больше всего сейчас хотел побыть в покое, наедине с собой. Но не мог сказать это брату: речь всё ещё плохо давалась мне. Однако я зря переживал. Боль так опустошила меня, что я мгновенно уснул.

Той ночью я увидел сон, который потом стал преследовать меня. Он не походил ни на одно сновидение, что были у меня ранее, потому что в нём сохранялось ощущение реальности происходящего. Я как будто снова и снова переживал какое-то событие.

Я видел незнакомых людей, похожих на каких-то учёных или врачей. Они смешивали всякие вещества, пропускали через полученные смеси электричество и облучали их рентгеном, исследовали с помощью разных приборов и записывали результаты в толстые тетради — словом, ничего ужасного они не делали, но всякий раз после таких снов я просыпался в холодном поту, с учащённым пульсом и долго не мог успокоиться. Я не понимал, что именно меня пугает в действиях учёных, и это непонимание тревожило меня.

Вот и сейчас я проснулся от страха. Он исходил из сна, но я несколько минут перебирал в голове детали сновидения, пытаясь понять, в чём именно кроется опасность. И этот поиск, а может, особенность снов с каждой минутой терять очертания — успокоили меня. Я услышал птичий гомон за окном, увидел кусочек праздничной лазури зимнего неба — и в душе у меня установился тот мягкий, словно замшевый, мир, который заставляет людей блаженно улыбаться своим мыслям.

Правда, в следующую минуту эта улыбка сошла с моего лица, потому что кроме умиротворения я ощутил внутри ещё кое-что — нечто такое, что заставило меня резко сесть. Я с ужасом прислушивался к себе и с каждой секундой всё отчётливей понимал: меня наполняла вера.

Да, ещё вчера вечером я был напуганным скептиком, которого ужасало то, что творилось вокруг, а проснулся я в полной уверенности, что сказки про драконов — никакой не вымысел, а самая обыденная реальность. Весь ужас ситуации был в том, что к этой вере я пришёл не сам. Не веские доводы склонили меня на сторону Вовки и не летающие золотые украшения. Моя вера просто проросла внутри меня, захватив власть. А разум — этот холодный островок реализма и логики — он просто сдался. Последний оплот здравого смысла не пал под натиском врага, не превратился в руины и пепелище — он просто открыл центральные ворота и впустил врага. И это была не сделка, в ходе которой проигравшая сторона обычно меняет трофеи на жизни своих солдат. Это был какой-то совершенно глупый поступок, не оправданный ни страхом смерти, ни фактом многочисленных потерь. И как бы я ни пытался воскресить утраченный стержень, у меня не получалось. Мой рассудок был ледяным, словно мёртвым. Моё Я, моё Эго предало меня, обменяв жёсткое, но всё же дающее шанс на победу противостояние на елейный мир.

Это так потрясло меня, что я заплакал от обиды, хотя не делал этого уже несколько лет.