Затянувшийся отпуск

Наида Баширова

Согласившись на предложение случайного попутчика вычислить человека, работающего в его банке на конкурентов, Наргиз дала втянуть себя в опасное расследование и привлечь внимание как спецслужб, так и преступников. Стрельба, похищение, убийства, а на кону – большие деньги.Предполагала ли журналистка из маленького городка, что двухнедельный отпуск в Москву затянется на долгий год, а ей придется скитаться по чужим городам и странам с человеком, которого она считала виновным в убийстве ее друзей?

— 5-

Наргиз знала, что, как иногородняя, должна пройти в Москве регистрацию. Будучи законопослушной гражданкой, она и собиралась это сделать на следующий день после своего приезда, но Марина отговорила.

— Ты потратишь на регистрацию целую неделю, — предупредила подруга, — и еще больше нервов. Легче и дешевле штраф заплатить, если вдруг остановят и потребуют паспорт.

Наргиз послушалась и не стала никуда ходить. Она старалась не привлекать к себе внимания родной милиции. Не ходила поздно одна, особенно в центре города, не таскала больших подозрительных сумок, в руках, как настоящая москвичка, постоянно держала книжку или газету с кроссвордами — впрочем, привычка читать или разгадывать кроссворды в очередях, метро, автобусах и трамваях у нее осталась со студенческих лет. Однако в этот вечер она решила поступить в точности до наоборот. В одиннадцать часов вечера она оказалась возле Большого театра с довольно объемной коробкой в руках. Минут пятнадцать она бесцельно бродила по центру, пока на нее не обратил внимания молоденький лейтенант. Подойдя к ней, он козырнул одной рукой, а другую протянул к ней:

— Ваши документы, пожалуйста.

Она всегда носила паспорт с собой, но на этот раз перед самым уходом из банка вынула его из сумки и положила в ящик стола. И теперь ей ничего не оставалось, как мило улыбнуться милиционеру.

— Извините, но я забыла документы дома.

— Вы москвичка?

— Нет, приезжая, — не стала скрывать Наргиз.

Лейтенант нахмурился:

— Извините, гражданка, но вам придется пройти в отделение милиции.

Наргиз кивнула, не выказывая ни тревоги, ни испуга.

В отделении милиции она назвала пожилому милиционеру с усталым лицом серовато-землистого цвета свои данные: фамилию, имя, отчество, год и место рождения.

— Сколько времени вы уже в Москве?

— Дней восемь.

— Билет сохранили?

— Да, но он в паспорте.

— Цель приезда?

— Хотела полюбоваться на родную столицу.

— А что в коробке? — Милиционер настороженно кивнул в сторону коробки, обернутой блестящей бумагой и перевязанной красной лентой.

— Подарок малышу, — охотно ответила Наргиз. В подтверждение своих слов под опасливыми взглядами находящихся в кабинете служителей правопорядка она развязала ленту, открыла коробку и продемонстрировала присутствующим большого плюшевого медвежонка.

Милиционер лениво прощупал игрушку и вернул хозяйке.

— Уберите.

Наргиз вернула мишку в коробку.

— Кто-нибудь может подтвердить, что вы есть вы? — проведя по подбородку усталым движением руки, поинтересовался милиционер.

— Да, конечно. Я могу позвонить?

— Завтра. А пока вас отвезут…

— Нет-нет! — Наргиз не на шутку испугалась: ее затея могла провалиться, и допустить этого было никак нельзя. — Пожалуйста, позвольте мне позвонить. — Она наклонилась к милиционеру и почти шепотом произнесла: — Вы не пожалеете об этом.

В его глазах сверкнул жадный блеск.

— Звоните, — разрешил он.

Она позвонила сначала Марине, но ей никто не ответил. Впрочем, она знала об этом: после одиннадцати подруга всегда отключала телефон, чтобы ее не тревожили. Марина вставала рано, в половине шестого утра: дорога до работы занимала почти два часа, потому и ложилась тоже рано. Следующий звонок был к Чингизу, но не на мобильный телефон, а на работу. Того в банке в это время, естественно, не оказалось. Третий звонок был к Максиму. «Хоть бы он был дома», — твердила она себе. Не то вся ее затея окажется пустой. Она старалась не думать о том, что, не дозвонись она до него, ей придется остаться здесь, а то и в месте похуже до самого утра. Номер домашнего телефона Володарского она заполучила сразу после обеденного перерыва вместе с его визитной карточкой.

Максим поднял трубку после четвертого гудка.

— Да?

Его голос не был сонным. Значит, она не разбудила его. Тем не менее, она извинилась за поздний звонок.

— Это Наргиз. Ради Бога, извините, что так поздно, но я не знаю, к кому еще обратиться. Я мало кого знаю в Москве. Чингиза Керимовича я найти не смогла, подруги, у которой я остановилась, дома нет. Одна надежда на вас.

— Что случилось? Откуда вы звоните?

— Из отделения милиции. Я забыла паспорт в банке, вот меня и задержали.

— Заплатите им, и вас отпустят.

— Не отпустят. Вы забываете, что я, — Наргиз глубоко вздохнула, — лицо кавказской национальности. Да и денег у меня с собой нет. Кошелек там же, где и паспорт. А те деньги, что были с собой, потратила подруге на подарок. Если не выручите, оставят здесь до утра.

В трубке молчали целую минуту. Нетрудно было догадаться, о чем сейчас думает Максим. Кого обрадует перспектива выбираться из дома почти в час ночи, чтобы вызволять из милиции малознакомую женщину?

— Хорошо, сейчас буду, — раздалось, наконец, на другом конце провода. — Назовите номер отделения.

Максим появился в отделении милиции через полчаса. Чисто выбритый, в свежей рубашке, на светло-сером костюме в мелкую полоску ни единой морщинки. Наргиз не знала, о чем он говорил с капитаном милиции, которого она видела лишь мельком, но ее тут же отпустили. Прихватив с собой коробку, она, не прощаясь, вышла вслед за Максимом. Тот шел быстрым широким шагом и ни разу не обернулся, пока не остановился рядом с новеньким «Мерседесом» темно-бордового цвета.

— Садитесь, я подвезу вас, — предложил он, когда Наргиз догнала его, и открыл дверцу автомобиля.

— Мне далеко, — неуверенно произнесла она

— А разве у вас есть выбор? Метро уже закрыто, а садиться на такси ночью одной я бы вам не советовал.

— Хорошо, — пробормотала Наргиз, садясь на заднее сиденье. — Только я о другом.

— О чем? — Он непонимающе глянул на нее.

— Я не знаю, куда ехать.

— То есть, как не знаете?

— Не то чтобы совсем не знаю. Я добираюсь до подруги на метро: последний вагон электропоезда до станции Каширская, оттуда на автобусе ровно тринадцать остановок, а потом пешочком. Точного адреса я не знаю, запомнила дорогу чисто механически, да и то после десятого раза. У меня очень плохо с ориентацией: топографический идиотизм с самого детства.

Она допустила только одну маленькую ложь: она знала адрес подруги, но в остальном говорила правду.

— И что нам теперь делать? Ехать до Каширки, определять, где останавливается последний вагон и в какую сторону ехать, а потом отсчитывать остановки?

— Если вас не пугает перспектива полночи искать дом, в котором живет моя подруга, то давайте, трогайтесь.

С минуту Максим при свете уличного фонаря рассматривал безмятежное лицо Наргиз, потом глубоко вздохнул:

— Я знал, что от вас будут одни неприятности.

«Мерседес» плавно тронулся с места. Когда они проезжали по Кутузовскому проспекту, Максим заговорил вновь:

— Ваш муж не будет против, если вы переночуете у меня? Надеюсь, он не заявится завтра утром и не перережет мне горло?

— Не пугайтесь, у меня нет мужа.

— Уже легче. Я должен был догадаться, что у такой независимой особы, как вы, не может быть мужа.

Голос Наргиз, когда она заговорила, прозвучал так же насмешливо, как и голос ее спутника:

— Я должна оскорбиться?

— Ни в коем случае. Это скорее комплимент.

— В таком случае не вполне заслуженный. Я была замужем.

— Вот как! И надолго его хватило?

— На три года.

— Не мало.

— Да, особенно если учесть, что за эти три года успели родиться двое детей.

Максим не скрывал изумления, он так резко обернулся к ней, что едва не въехал на обочину.

— У вас есть дети? Сколько же вам лет?

Наргиз громко рассмеялась.

— Больше, чем вы думаете. Мне уже двадцать восемь. Но я нисколько не удивляюсь вашему удивлению. Я сама до сих пор поражаюсь этому, никак не могу привыкнуть к мысли, что у меня есть дочка и сын, которым уже пять с половиной и четыре годика.

— А я достиг тридцати шести лет, и у меня нет ни жены, ни детей.

— Вы говорите об этом с сожалением.

Он не ответил — не захотел или не успел: они подъехали к красивому шестиэтажному дому, построенному еще в сталинские времена. Загнав машину в гараж, они пешком поднялись на четвертый этаж.

Квартира, в которой жил Максим, поразила ее. Она уже имела некоторое представление о нем, и это ее представление никак не вязалось с тем, что она увидела. Войдя вслед за Максимом в гостиную, она невольно остановилась у порога. Перед ней была неприлично большая комната, в которой доминировали белый и черный цвета, стекло и пластик. Белые стены украшали картины с черными квадратами, треугольниками, параллельными линиями и непонятными черными кляксами. С потолка свисал большой белый полупрозрачный шар, словно сотканный из паутины. Черно-белая кожаная мебель, светильники причудливой формы, на высоких окнах бархатные занавески цвета ночи, а на полу удивительно белоснежный пушистый ковер. Здесь, несомненно, хорошо поработал дизайнер.

— Нравится? — полюбопытствовал Максим, заметив, какое впечатление на нее произвела эта огромная комната.

— Нет, — очень медленно проговорила Наргиз.

— Разве? — Он усомнился в ее искренности. — А мне показалось, она произвела на вас впечатление.

— Не отрицаю, очень стильно, элегантно, но это не вы.

— Как это?

— Вы наверняка слышали, что по внешнему виду и внутреннему убранству жилья можно с большой точностью судить о характере его хозяина. Судя по этой комнате, ее хозяин молодой преуспевающий мужчина, самоуверенный, высокомерный, эгоистичный, прислушивающийся только к собственным желаниям и страстям. Сибарит, гурман, эстет.

— Вы хотите сказать, что я не такой.

— Нет, не такой.

Он вдруг весело засмеялся. Подвел гостью к высокой двери в другом конце коридора, открыл ее и спросил:

— Я вот такой. Правда?

Комната значительно меньших размеров, чем гостиная, была выдержана в нежных пастельных тонах и дышала уютом. Напротив окон, перед красивым камином, стояли широкий диван, обитый золотистой кожей, и два кресла. Обивка мебели чудесно гармонировала с диванными подушками и резьбой, украшающей камин. Толстый персидский ковер на полу покрывал паркетный пол, а завершал общую картину небольшой квадратный стол в углу комнаты.

— Да, правда, на сей раз это вы.

— Вы предпочитаете остаться в этой комнате или в зале?

— У вас есть еще одна комната, — напомнила Наргиз.

Он пристально посмотрел на нее.

— Откуда вам это известно? Вы ведь у меня в первый раз.

Наргиз не растерялась. Она заметила свою оплошность, но продолжала говорить спокойным голосом:

— Я заметила еще одну дверь, когда шла по коридору. Она слева и не может вести ни на кухню, ни в ванную, ни в туалет. Они, насколько я знаю, в таких домах находятся подальше от гостиной и спальни.

— А вы часто бывали в таких домах? — сомнение все еще звучало в его голосе.

— Я жила в таком же доме, когда училась в университете, только на Ленинском проспекте.

Наргиз говорила правду. Она действительно больше года снимала комнату у пожилой вдовы известного академика. Квартира была так же трехкомнатной, и расположение комнат аналогичным.

— Вы окончили МГУ? — догадался Максим.

Наргиз кивнула.

— Факультет журналистики.

— Поступить на этот факультет всегда было непросто.

«Не более чем поступить на факультет городского хозяйства института управления», — хотела сказать Наргиз, но промолчала.

— Мне просто повезло.

— Вы скромны.

— Вы считаете это достоинством?

— А вы нет? — вопросом на вопрос ответил Максим.

— Далеко не всегда. Чаще проявление скромности есть не что иное, как скрытое, завуалированное желание получить похвалу. Ах, вы так скромны, так застенчивы!

— Надеюсь, это не про вас?

— Нет, не про меня.

— Я могу продолжить свои расспросы?

— Смотря о чем. Впрочем, я отвечу на все: как-никак вы сегодня выступили в роли моего спасителя.

— Ловлю вас на слове. Кстати, если хотите, можете воспользоваться ванной комнатой, а я пока приготовлю кофе.

Когда Наргиз вышла из ванной, кофе был готов и разлит по чашкам.

— Присаживайтесь.

Она села на предложенный стул и жадно отпила горячую ароматную жидкость.

— Очень вкусный. У меня такой не получается.

— Я вас научу. Хотите?

— Конечно.

— Что ж, у нас впереди много времени. Кстати, вы надолго в Москву?

— Еще не знаю. Это зависит от Чингиза и… — от того дела, который мне поручили, чуть не сказала она.

— И… — подтолкнул Максим.

— От моего желания, — быстро нашлась Наргиз.

— Ваши дети здесь, с вами?

— Нет, они остались дома, в маленьком, богом забытом городке.

— Как же после МГУ вы оказались так далеко от столицы?

— Я бы охотно осталась в Москве, тем более что меня приглашали работать в «Московский комсомолец», но родители… Они как раз тяжело болели — сказывался возраст, и я не могла оставить их одних. Потом замужество, дети. Москва, казалось, осталась в далеком прошлом. Но после семи лет вдруг подумала: если не сейчас, то навсегда застряну в этом болоте. И вот я здесь.

Максим слушал с искренним вниманием. Когда она замолчала, он задал следующий вопрос:

— Вы давно знакомы с Чингизом? Он ваш родственник?

— Нет, мы познакомились несколько дней назад в поезде, когда ехали в Москву.

Максим озадаченно посмотрел на свою гостью.

— И он так сразу пригласил вас работать в свой банк? Не очень на него похоже. Обычно он предварительно наводит справки, изучает рекомендации и, пока не узнает всю подноготную человека, ни о каком приеме на работу не может быть и речи.

— Вы считаете, что такой подход всегда оправдывает себя?

— Что вы хотите сказать?

— Что никакие рекомендации, никакие досье, личные дела не заменят живого общения с человеком. Твои бумаги могут быть в идеальном порядке, но очень скоро окажется, что нутро у тебя гнилое, что доверять тебе нельзя и что ты готов за три серебряника предать кого угодно, включая своего благодетеля.

Наргиз говорила тихим ровным голосом, лениво попивая кофе. Максим вряд ли мог заподозрить, что она зорко следит за ним из-под полуопущенных ресниц, отмечая про себя, как меняется выражение его лица, глаз. Кажется, ее слова произвели на него впечатление. Он стал задумчив, рассеян.

— Вы согласны со мной? — она подняла на него глаза.

— Да-да, — не сразу ответил он.

— Впрочем, можно с человеком и пуд соли съесть и так не узнать о нем ничего: не узнать, что он способен предать тебя, твою дружбу, доверие. Потом наступает разочарование — но, увы, чаще всего тогда, когда ни изменить, ни поправить ничего уже нельзя.

— Вы говорите так, словно сами часто разочаровывались в жизни.

— Представьте себе, ни разу.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Разве такое возможно? Поделитесь, как это у вас получается?

— Просто я изначально знаю, что можно ожидать от того или иного человека. Потом — рано или поздно — наступает момент, когда я убеждаюсь, что была права.

— Вам можно только позавидовать. Вы обладаете редкой способностью разбираться в людях. Вы изучали психологию?

— Совсем немного. Здесь скорее важна интуиция. А вам, — в свою очередь, спросила Наргиз, — часто приходилось испытывать разочарование?

— Чаще, чем этого хотелось бы, — уклончиво ответил Максим.

— В любом случае у вас есть друг, на которого вы всегда можете полагаться, которому вы можете верить до конца.

Он удивленно вскинул на нее глаза:

— О ком вы?

— Как о ком? — теперь пришла очередь удивляться Наргиз. — Конечно, о Чингизе. По крайней мере, о вас он говорил именно так.

— Мне бы очень хотелось в это верить, — пробормотал Максим и поднялся из-за стола.

«Что бы это значило?» — думала Наргиз, ворочаясь часом позже в мягкой постели. Она считала, что визит к Максиму и беседа с ним разъяснят многое. На самом деле все еще более запуталось. Единственный вывод, к которому она пока пришла: Максим не доверяет Чингизу. Интересно, почему? И это в то время, когда сам Чингиз безоговорочно верит другу, мысли не допуская, что тот может его предать. Или это только слова? Но какой резон Чингизу обманывать ее? Он мог бы прямо сказать, что подозревает своего друга и одновременно заместителя, но не сделал этого. Более того, она не заметила, чтобы он подталкивал ее к этой мысли. Нисколько. Он дал ей ясно понять, что Максим вне подозрений. А вот тот так не думает. В чем же он подозревает своего босса и друга? Наргиз заснула, так и не ответив на этот вопрос.

Она проснулась, чуть забрезжил рассвет. Прибрала постель, приняла душ, заварила и выпила чай, а потом вышла на широкий балкон, где с восторгом обнаружила большое кресло-качалку. Удобно устроившись в нем, она закрыла глаза и задумалась. Здесь ее и обнаружил Максим.

— Если бы не ваша коробочка с медвежонком, я подумал бы, что вы ушли. Вы всегда так рано встаете?

Она открыла глаза. Максим стоял, прислонившись спиной к двери, и пристально ее разглядывал. На нем была светлая рубашка с короткими рукавами, большое махровое полотенце небрежно перекинуто через плечо.

— Я мало сплю, — буркнула она, не очень довольная подобным осмотром. — Три, максимум четыре часа.

— Вы не перестаете меня удивлять. Вам достаточно трех часов для сна?

— Я не сказала, что достаточно. Мне просто жалко времени на сон. Его можно потратить с большей пользой.

— И что вы делаете, когда не спите?

— Думаю, размышляю.

— Над чем, если не секрет, вы думали сейчас? — В его голосе не было насмешки. Он на самом деле хотел знать, о чем думает эта молодая женщина с загадочными темно-вишневыми глазами.

— Я решала одну любопытную головоломку.

— Вам удалось ее разгадать?

— Кажется, да.

— Не расскажете?

— Только не сейчас. Но, думаю, очень скоро вы все узнаете.

— Вы меня заинтриговали. И теперь я не успокоюсь, пока не узнаю, что же вы скрываете.

— Отлично! По крайней мере, в ближайшие часы скука вам не грозит.

— С вами вообще не соскучишься.

— Принимаю это за комплимент. — Наргиз обворожительно улыбнулась и поднялась с кресла. — Вы подвезете меня до банка?

— Конечно, не то вы опять влипните в какую-нибудь историю.