Златая цепь

Наталья Гайс (2024)

В дом Илария Бурмистрова попадает необычный гость. В ходе беседы с ним выясняются обстоятельства, больше похожие на вымысел, кроме одной детали. Подчиненная отныне чужому сценарию, жизнь семьи Илария рушится на глазах. Любимая жена, будущий ребенок… Дальше они пойдут врозь. Но это полбеды. Непоправимость ситуации в самом их пути — он расходится во времени. Кому-же помешала семья Бурмистровых? Всего лишь тем, кто любит этот мир, живет в нем веками и генетически зависит от одного из представителей этого рода. Но спрятаться от них не просто…

Глава 8. Смерть председателя

Это могло показаться странным, но Иларий очень скоро отвлекся от потери жены, словно ничего и не произошло. Погибших детей золовки ему было куда как жальче. И не давало успокоиться то, что останки их увезли в Псков за какой-то надобностью, да так и не возвратили. Через неделю он переступил через свой характер и отправился-таки к теще с целью выяснить, почему не вернули тела. В ответ получил столько обвинений в свой адрес, что о визите пожалел. Мишу, по крайней мере, забирать у него не собирались и это уже радовало.

Косая на один глаз теща, Зинаида Матвеевна, что-то непрерывно жевала, объясняя Иларию всю соль его дурного характера и ото рта ее сильно пахло лавровым листом. Мысли об этом не давали Иларию внимательно слушать тяжкие ее обвинения и, в конце концов, махнув в душе на все рукой, тещу он оставил.

— Ну, коли привезут Настю — хоронить, Петр, сам будешь! — крикнула она ему в след. — Мне и так хлопот хватает. Терёха неизвестно сколько в больнице еще пробудет!

По пути домой Иларий зашел к председателю сельского комитета Владимиру Петровичу Кузнецу, так как обещал тому редкую уже к тому времени книгу о том, как прожить до ста пятидесяти лет. Книга французская, перевод неплохой, много иллюстраций и рецептов о сохранении здоровья и молодости. Книгу Иларию привез блондин. Где раздобыл — не объяснил. Но все равно удивил. Неужто он считал этот жест и просьбу какого-то председателя важными?

И вот именно теперь книга оказалась неплохим поводом для Илария расспросить председателя, как человека более-менее грамотного и серьезного, о покойном Семене. Кто, откуда, чем конкретно занимался в деревне?

Председатель встретил гостя у калитки и хмуро покосился на тянущиеся с запада тучи.

— Будет дождь, похоже, — недовольно пробурчал он и нехотя пригласил Илария в дом.

— Я вам книгу принес. Удалось достать.

— Да вижу я, вижу. — Кузнец наконец-то улыбнулся и с какой-то, почти детской радостью на лице, взял протянутую ему книгу в зеленой обложке. — Ну, спасибо, уважаемый! Угодил! Вот уж почитаю с удовольствием! Да ты садись, не робей! Я тебя сейчас чаем угощу. Или может покрепче чего? Выходной сегодня, как никак.

— Благодарствую, чая будет достаточно!

— Ну чаю, так чаю!

Председатель тут же налил чаю в большие, пожелтевшие от времени чашки. Видимо самовар нагрел недавно. На столе стояла тарелка с баранками и малиновое варенье.

Иларий зачерпнул ложечкой из вазочки и положил варенье в чашку с чаем.

— Сами варенье варили?

— А я все сам делаю. Я же один. Как и ты теперь. Хозяйки нет у меня. А ты бы в гости почаще заходил. Что мы — не найдем, о чем поговорить? А то ты ведь чураешься меня, Петр Алексеич. Или я не прав?

Кузнец с прищуром посмотрел на Илария и помокал в чай разломленную баранку.

— Да вы не мудрствуйте сильно, Владимир Петрович. Я по жизни такой. Я в общении сильно не нуждаюсь.

— Ну ясно, — рассмеялся председатель. — А то я уж подумал, что антипатию ко мне какую имеешь.

— Да нет, ну что вы… Поговорить я всегда рад, с любым интересным человеком. Темы для общения у меня найдутся. Сейчас же, сами понимаете, радоваться мне пока сложно, да и ни к месту. Жену недавно потерял. Мишенька без матери теперь остался. — Иларий оглядел скромный, но уютный домик председателя. — А хорошо у вас. Уютно все и по-хозяйски. Никак сами все мастерите?

— Сам, — с гордостью в голосе согласился Кузнец и обернулся на виднеющуюся из-за цветастой ширмы деревянную кровать с резной спинкой. — Вот кровать собственноручно выточил, выстругал и сколотил. Вот шкаф тоже моя работа. Да и стол этот и стул под тобой. Люблю я плотничать.

— Хорошо это. Дело хлебное. А я знаете, что спросить у вас хотел? О погибшем в пожаре Семене Рубинчике ничего не знаете?

— Это который с женой твоей любодействовал? — Владимир Петрович хрустнул кусочком сахара и внимательно посмотрел на гостя. — А что тебе о нем интересно?

— А вы много знаете? Он, например, из милиции?

— Он из милиции. Из Тоболенца. Но он тот еще жук! — Председатель погрозил вазочке с вареньем пальцем и вылез из-за стола. Сильно прихрамывая на правую ногу, он доковылял до большого, барского сундука, искусно обитого орнаментом, как показалось Иларию, серебряным. Хороший такой сундук, не простой. Удивительно, что при нынешней, жадной до чужого богатства власти, сундук этот у него сохранился. Кузнец наотмашь распахнул крышку и порылся в глубоком нутре. — Есть у меня на него компроматик, прямо как для тебя берег. Хотя… Он свое уже все получил. Ну все же… Коли уж ты спрашиваешь, вот тебе ответ. — Владимир Петрович гордо положил перед гостем квадратную жестяную банку из-под халвы.

Иларий изобразил изумление и осторожно открыл жестянку. До носа долетел слабый, еще не выветрившийся подсолнечный запах, отдающий уже старым маслом. В коробке сиротливо лежала непонятного вида карточка, как будто половина удостоверения. Он видел нечто подобное в Охре, у Мэо и кого-то из служащих. На Илария смотрело цветное изображение вихрастого, кудрявого мужчины со слегка кривым носом и очень пронзительным, почти гипнотизирующим взглядом черных глаз. Крупные, коричневые губы не портили его цыганской смазливости. Рядом на незнакомом языке были напечатаны данные. По-видимому данные.

В сердце у Илария троекратно кольнуло. Вот он Семен — собственной персоной, картежник из терема, темная лошадка подле Алексея Петровича Степанова, любовник его Насти, мечтавший похитить обоих его детей."Что же за вражина ты такая?" — в сердцах подумал Иларий, вспоминая, как вполне дружественен был Семен, когда они прощались тогда — в лесу. Ну неужто теперь, спустя несколько лет, не знал, что муж его любовницы именно он? Забыл, поди…

— Это он? — взяв карточку в руки, спросил Иларий. — Но здесь не прочесть. Не на русском написано. В чем же компромат?

— Как в чем? В том, что иностранный агент он. Неужели не понятно?

— А как он говорил? С акцентом? — спросил для достоверности Иларий, отчетливо помня неприятный, с хрипотцой, голос Рубинчика.

— Нет! Говорил он чисто! Но это ничего не значит.

— Где же вы это взяли?

— Украл. Только не сочти меня за вора! Просто когда подобное видишь — воровство не кажется грехом. Это торчало у него из нагрудного кармана, когда он пьяный спал за двором у Брагиных.

— Иностранный агент валялся пьяный на улице? Что-то я сомневаюсь…

— У тебя есть другие соображения насчет этого предмета?

Владимир Петрович глазами указал на карточку.

— Нет, — соврал Иларий, потому что ответ давно вертелся у него в голове. Кузнецу этого знать не надо, а вот Иларию не достает информации о намерениях Рубинчика.

— А вы с ним беседовали когда-нибудь?

— Конечно! — с обидой в голосе воскликнул Кузнец. — Я общался с ним каждый день. Думаешь, мусор из Тоболенца сюда только к твоей жене шастал? Не-е-ет… Сколько в Кошкино радиоточек? Не считал?

— Да признаться нет. Но несколько, вы правы… Я как-то не задумывался.

— А я задумался, когда увидел, как Семен их устанавливает.

— Это Семен их устанавливал?

— Семен… Скажешь, что там делов-то? Радио поставил, ну настроил, ну на улицу провел, ну всякий сможет, кто более-менее в технике кумекает. Ан нет! Не каждый! Захожу как-то в сельпо, а он там в подсобке свой очередной приемник привинчивает. Я спрашиваю у Клавы, что он там бормочет, а она говорит, что ничего не слышит. А как же можно не слышать, когда он вопросы задает, а ему из приемника отвечают. Но она-то женщина темная, ей и не досуг, что там мужик вытворяет.

— А что спрашивал-то?

— А не по-русски! В том-то и дело! Но то были вопросы! Можешь мне поверить!

— Так он связист какой-то получается.

— А почему в магазине все это проделывал?! Я ему тогда ничего не сказал, но проследить за ним решил. И что бы ты думал? Он везде, где пристраивал очередной приемник, выходил с кем-то на связь. А в трех местах я вот что заметил… Значения не придал конечно… Но скажу тебе. Ты человек ученый, может знаешь что об этом… Звук был странный, когда он настраивал…

— Ну, волну наверное нужную ловил…

— Не то, Петр Алексеич! Другой звук. Мне аж виски сдавило, аж дурно стало и словно вытолкнуло из избы-читальни.

— Так это в избе-читальне было?

— Там-там… А когда по улице шел, у меня кровь носом пошла и во рту вкус крови был. Что это, а? Я, Петя, человек деревенский. Но так это теперь. А прежде я человеком образованным был. И физику, и химию изучать приходилось. И причину-следствие я докумекал… Или, думаешь, не прав я?

— Вы полагаете, что этот низкочастотный звук вызвал у вас кровь носом и дурноту?

— Вот как верно ты сказал! Именно низкочастотный звук. Вот не зря я давно с тобой поговорить об этом хотел. Да все думал, что сторонишься ты меня, недолюбливаешь… Ты, этого… Ты не смотри, что я председатель, что партийный… Мы с тобой, Петр Алексеич, одной эпохи дети и нас уже не переделать. Подстраиваться приходиться. А как иначе? Иначе никак. Ты может за это и настропалился супротив меня?

— Я совсем не настропалился, Владимир Петрович. Вам это очень даже показалось. Я по натуре такой — сам по себе. А вот за информацию и доверие большое спасибо. Не давал мне покоя этот Рубинчик. Ну теперь вы сомнения мои подтвердили.

— Неужто подтвердил? Ты, Петя, карточку эту забери. У тебя она и сохранней будет да и на мысли интересные может наведет. Вот видишь, как ты сразу: низкочастотный звук… — Кузнец изумленно покачал головой и причмокнул. — Я бы никогда не додумался. А ведь это о чем говорит?

— Ну, скорее всего здесь какое-то воздействие постороннее на умы местного населения.

— Ну так к чертям собачьим эти приемники поуничтожать надо! И дело с концом! Раз это в них вся соль!

— И сколько же, по вашим подсчетам радиоточек он установил?

— Смотри не упади, — Владимир Петрович усмехнулся и подбоченился. — Сто двадцать семь!

— Сколько?! Да здесь и домов-то столько нету.

— Скажешь тоже — нету… Есть. Сто пятьдесят дворов в деревне.

— Да что вы такое говорите? Тут две улицы всего..

— А вот ты как-нибудь пройди, да посчитай. — Кузнец насупился и посерел лицом. — Ты, товарищ Петр, однако, очень меня озадачил. Прямо спать я теперь спокойно не смогу. Это ж какое такое воздействие на нас можно производить с помощью звука? А?

Иларий неопределенно пожал плечами, понимая, насколько здесь все нечисто. И тут же все его беспокойство вернулось к оставленному у соседки Мишке, так как после такой информации страх за сына утвердился окончательно и у Илария появились подозрения, что Рубинчик этот геотом был. А геоты, он слышал, в одиночку не работают. Ну так вот вам еще два геота: Жорж и Сергей Сергеевич. Сослуживцы Рубинчика. Натуральные же геоты.

— Мне сейчас, Владимир Петрович, надо бы дома быть. Сынишка у меня уже долго с соседкой. Переживаю я. А завтра с утра давайте и пройдем по некоторым известным вам радиоточкам. И дрянь эту попробуем ликвидировать.

Владимир Петрович помрачнел еще больше, потеребил ручку чашки, поводил взглядом по белой, крахмальной, но не очень свежей скатерти и покрасневшими, унылыми глазами вяло сказал"да".

— Что же ты будешь делать. Завтра, так завтра. Ну уж лучше бы ты мне этого и не говорил вовсе. Я ж теперь спать не буду.

— А вы спите! Все, что могли эти приемники сделать, они уже, в любом случае сделали. Сильно хуже не будет, я думаю.

— Так может я и болеть стал оттого. Али как?

— Вы стали болеть? Ну, не знаю… А вы сами подумайте, кому и главное — зачем — воздействовать на людей? С какой целью, так сказать? Может хворь ваша тут и не при чем. — Иларий встал из-за стола и сунул карточку Семена во внутренний карман тонкого, сильно поношенного пиджака. — Пора мне! Спасибо вам за угощение и за помощь!

— Ну так завтра не обмани!

— В семь утра я у вас! Не рано?

— Очень хорошо. Меньше любопытствующих — оно и лучше.

— Но только Мишу мне с собой взять придется. Стерпит — нет, не знаю. Но с соседкой надолго боюсь оставлять. Дел у нее своих хватает. Может и не доглядеть за мальчиком.

— Ну что ж, надо, так надо… Я не против! Главное — сам приди. Я ж не знаю толком — что там и к чему.

— А что там знать? Так мы долго будем разбираться. Побить их и в огонь! Вот и все дела.

На том и попращались. Многое прояснилось для Илария относительно не только Семена, но и тех, кто стоит за ним. А вот тут уже версий вереница. И геоты, и новая власть, да и иностранных врагов отбрасывать не стоит. А может это просто чьи-то эксперименты? Он и сам ведь этим грешен. И сам мечтает о живом добровольце-подопытном. А если Семен — сотрудник большой научной лаборатории в каком-нибудь институте и они проводят важные для всего человечества исследования? А если это сотрудник самого Бехтерева или тайный агент Шамбалы? Иларий поймал себя на том, что в его голове полная неразбериха, просто салат какой-то из версий, домыслов и околонаучной бредятины. Хотя такая ли это все глупость, как кажется на первый взгляд? Ведь недавно и путешествия во времени казались ему вымыслом и он категорически в них не верил, потому что не понимал, как такое возможно… Теперь понимает лишь одно: рамки человеческого восприятия установлены кем-то другим. И выходить за них запрещено. Скептицизм — это ответная, защитная реакция мозга на внушенный издревле запрет.

Но расположил все кто-то совсем не так, как предполагалось накануне. На другой день, рано утром, когда Иларий бодро умывался во дворе, через забор его окликнула соседка и сообщила, что ночью, в доме помещика Емельянова убили председателя Кузнеца. И там уже целый сарафан милиции, и даже из Пскова.

Слова"кто убил?"были первой, абсолютно бессмысленной реакцией Илария на известие. Последнее, что он помнил, это растерянное лицо соседки и его автоматическая просьба присмотреть за Мишей. Иларий заскочил в дом, набросил на голый торс пиджак и побежал к пресловутому помещику Емельянову. Он до конца еще не понимал, зачем это делает, но поверить в то, что Кузнеца больше нет, не получалось. Иларий надеялся, что это какая-то ошибка. Главное дело — он убит… Слишком уж очевидное совпадение. Но что он там делал — в доме помещика?

Соседка конечно же преувеличила. Милиционеров он не увидел совсем. Только автомобиль. И двое любопытных. Один из которых, Иван Грязев — мужичок лет сорока, со всеми всегда соглашающийся и говоривший скоро и неразборчиво — тело-то и обнаружил, когда гнал мимо дома козу в конец улицы — туда, где молодая травка погуще. Привлекла внимание открытая дверь. Решив, что партийные затевают какое-то очередное мероприятие в такую рань, заглянул. А там такое.

— Что случилось? — обратился Иларий к одному из зевак и, забывшись, тот быстро перекрестился.

— Кузнеца убили! — с легким удивлением ответил он и тихо добавил: — Царствие ему небесное.

— Ну надо же… — Иларий изобразил изумление. — Кто же это его? А убили как?

Второй мужчина поправил очки и внимательно посмотрел на собеседника. Лицо его было густо-конопатым, но волосы при этом отличались темно-каштановым отливом. И что-то знакомое мелькнуло в живой мимике и этих конопушках.

— Следователь сказал, что застрелили. В голову. — Мужчина невольно перевел взгляд на голую грудь Илария под худым пиджачком. — А кто — неизвестно.

— Странный выстрел…, — вмешался в разговор видевший труп своими глазами Грязев. — Я бы сказал…

— Грязев Иван кто? — неожиданно раздался с крыльца дома зычный голос, несвоевременно прервавший созревший наконец монолог Ивана. Грязев тут же вытянулся как струна.

— Я!

— Сюда подойдите! — Толстый мужчина с выпирающим, тугим пузом сердито махнул Ивану рукой и передал подошедшего свидетеля молодому, смуглому милиционеру. Тот быстро посадил озирающегося по сторонам Грязева в старый, подлатанный"бобик"и, подняв клубы пыли, умчал в направлении города.

Странным было то, что Грязев ведь даже возразить и спросить ничего не успел. Видимо ценные его показания нужнее были в другом месте.

— Теперь не узнаем. — Конопатый с сожалением посмотрел на Илария и снова перевел взгляд на его голую грудь. — Он, к слову сказать, его и обнаружил. И мог бы много интересного нам рассказать.

— А радио здесь есть? — неожиданно спросил Иларий с совершенно пресным лицом.

На это раз конопатый оглядел его с головы до ног.

— Петр Алексеич же, — заявил вдруг он. — А я гляжу-гляжу! И не признал сразу. Борода у тебя какая-то, костюмчик странный… Не припоминаешь? Да здешний я! Макар Гончаров. Опять забыл?! — Слух Илария резануло слово"опять". — Частый посетитель избы-читальни я. В прошлом правда! Два года, как не живу в Кошкино. — Иларий присмотрелся к этому Макару, но память бродила вокруг да около, не выдавая ничего знаменательного. — Что-то не ладное с тобой. Я ведь тебе все это уже говорил. В Ростове. Мы же там с тобой в последний раз зимой виделись.

— Не признал, Макар! — Иларий протянул руку. — Богатым будешь. Возмужал ты как-то. И очки не помню. А в Ростове ты как меня видеть мог? Не ошибся ли? Я там и не был никогда.

— Да что с тобой? Ты не болен ли? Я же говорю — общались мы с тобой. В булочной. — Макар засмеялся с легкой издевкой, как показалось Иларию. — Как же ты забыл?

На несколько секунд Иларий словно выпал из реальности, пытаясь сосредоточиться на этом Макаре и понять, кем он может быть. А может ему лучше не перечить? Странный какой-то. Так убедительно врет. Или это Иларий чего-то еще не знает?

— Да пошутил я, Макар! — Иларий изобразил улыбку. — Я тоже тебя узнал. И как теперь твои дела?

— Отец мой помер месяц назад. Да ты знаешь наверное. Я вот матушке и сестре деньжат привез. Если сестра в этом году замуж не выйдет — заберу ее к себе — в Петроград. Пусть к партийной работе приобщается. Ну а ты-то здесь как?! В гостях небось? Ты же вроде в Ростове насовсем обосновался.

— А я по делу. Скоро обратно.

— Я в Ростове осенью опять буду. По профсоюзным делам. Зайду к тебе в архив. Ты там еще служишь?

Иларий ощущал, как распадается его сознание. Что за мистика? А может это новая ловушка?

— В архиве то? Служу! Заходи! — радостно ответил он первое, что сорвалось с языка.

— Понятно… Ну хорошо. — По лицу Макара Иларий понял, что тот почувствовал себя навязчивым, а потому сам решил сменить тему.

— Однако есть ли здесь радио, Макар?

— Есть. А разве ты здесь не бывал ни разу? Напрасно. Я бы тебе посоветовал вступить в партию. Ну ничего, вот приеду в Ростов — приобщу тебя к нашей организации. Вот супруга твоя, говорят, правильно понимала нынешние перемены. Кстати, прими мои соболезнования. Невосполнимое горе…

— Да, горе… И ты прими мои. Отец твой работящим человеком был. Всю жизнь спины не разгибал. — Иларий всмотрелся в приоткрытую дверь, пытаясь понять, чем заняты мелькающие там фигуры. — А ты не видел — тело председателя еще не выносили?

— Да нет… Машину ждут. Везти в морг не на чем.

В это время двери распахнулись и из дома выкатился тот самый пузатый и губастый следователь, который отправил Грязева в неизвестном направлении. Под мышкой у него была желтая папка, которая бросалась в глаза так же, как и красная, ни подо что не подходящая рубаха, поверх которой был туго натянут вязаный жилет с сине-голубыми ромбиками.

— Товарищ милиционер! — тут же поспешив ему навстречу, воскликнул Иларий.

— Следователь! — горделиво поправил его тот и переложил папку под другую руку.

— Простите… Товарищ следователь. Что же это такое происходит? Главу селькома убили, а от нас это скрывают.

— Почему скрывают? Никто не скрывает! Тело обнаружено недавно. Но существует тайна следствия. А это дело другое. Сугубо профессиональное.

— И как же нам быть? Кого винить в смерти односельчанина? Может поискать убийцу в своей среде? Вы только намекните.

— Поискать?! В своей среде?! — Следователь смешно пошлепал пухлыми губами. — Ну искать, допустим, мы будем!

— А найдете? — Иларий сам чувствовал, что заигрался, но остановиться уже не мог.

— Да что вы в самом деле?! — Следователь насмешливо посмотрел на Илария. — Какие-то вопросы задаете… странные. Дайте нам спокойно сделать свое дело. Отойдите вообще отсюда и не мешайте! Найдем убийцу — тогда и узнаете все!

— Ну а за что же убили такого душевного человека? — не унимался Иларий.

— Душевного?! — Идеально круглый живот следователя мелко затрясся, а губы насмешливо открыли неровные желтоватые зубы. — Не смешите меня! Отойдите отсюда, говорю я вам!

— Ну а увидеть-то его можно?

Печаль Илария была настолько искренней, что следователь насторожился.

— Нет! Нет! И еще раз нет! — яростно закричал он, открыл дверцу автомобиля и изо всех сил шлепнул желтой, как лимон, папкой о сиденье. — Туда вообще вход за-пре-щен! Вы меня поняли?!

— Понятно конечно… Простите. Мы ведь как лучше хотели.

Иларий мельком покосился на приоткрытую дверь. Возня оттуда доносилась весьма активная, что вкупе с явной нервозностью следователя говорило о неординарности происходящего. И он просто обязан был увидеть истинную картину хоть одним глазком. Ведь и Грязева как вовремя увезли. Хотя нет — не совсем. Сразу-то допросить не догадались. Он ведь здесь уже давно мог проговориться о виденном. Что возможно и сделал, как любой нормальный человек.

— Слушай, Макар, — Иларий заговорщицки заговорил с Гончаровым. — А Грязев-то что рассказывал? Ну что он там видел?

— А тебе зачем? — Макар так хитро усмехнулся, что Иларий тут же пожалел о заданном вопросе. Что-то неладное было с этим парнем. Не свой он, что ли?

— Так интересно! — Иларий старательно изобразил обычное любопытство. Но тут же сообразил, что вернее было бы именно рискнуть и вызвать в свой адрес подозрения. Только так можно будет понять, что из себя представляет этот Макар. — Послушай-ка, Макар, а ты не мог бы попробовать отвлечь вон того следователя и увести его подальше от дома?

— Я попробую, — тут же согласился Гончаров, даже не узнав причину такой просьбы и в итоге окончательно запутал Илария.

Он просто вразвалочку направился к закурившему в сторонке толстяку и действительно заинтересовал его какой-то неслышной никому беседой. Не прошло и минуты, как они оба ушли в сторону открывающегося сельпо. Видимо не с той стороны нужно было искать подход к этому колобку.

Долго мешкать Иларий не стал и тут же ринулся в дом помещика Емельянова. Присутствие его продлилось там лишь несколько секунд, но их вполне хватило, что бы увидеть все. Возможно первоначальная картина была нарушена, но и то, что попало в поле его зрения, было более чем красноречиво.

Посреди первой, почти пустой комнаты, весь интерьер которой обычно составляют скамейка, ведро с водой и кружка, на стуле сидел мертвый Владимир Петрович Кузнец. Он был привязан к спинке стула крест-накрест, а из ушей, рта и носа его текла кровь. Вернее, уже застывшие струйки крови. А вот с глазами председателя произошло что-то воистину ужасное. Они словно вылезли из глазниц, но не до конца. Могло показаться, что вместо глаз в глазные впадины были вставлены маленькие, окровавленные лампочки.

На полу следующей комнаты валялись мелкие детали и осколки чего-то, разлетевшегося вдребезги. Среди них сильно выделялась и одна знакомая вещица — ручка от радио.

В остальном можно было уже не сомневаться. Кузнец попытался сделать то, что и намеревался накануне — уничтожить все подозрительные приемники.

Два человека в гражданском тут же вытолкали Илария наружу. Но из другой комнаты до слуха его донеслись голоса. А значит там был еще кто-то. Он даже уловил обрывки их разговора.

— Черт знает, что такое! — возмутился густой бас.

— Да отвяжите вы его уже от этого стула! — нервно скомандовал более высокий голос.

Дверь за Иларием с грохотом захлопнулась. Но увидел он достаточно. Подозрения его насчет низкочастотных волн подтвердились. Не удержался Владимир Петрович. Совершенно безалаберно все сделал. Но Илария от беды увел.

И тут дверь снова распахнулась и из дома выбежал средних лет мужчина с правильным и каким-то плоским лицом. Его серый вельветовый костюм не давал информации насчет принадлежности к каким-либо структурам. Следом совершенно не спеша и даже вразвалочку вышел мужчина помоложе, высокий, широкий в плечах, со светлым ежиком волос и в милицейской форме. Он лениво спустился со ступенек дома, но дальше не пошел.

— Попробую позвонить! — нервно крикнул на ходу плосколицый. — Осколки собрать все до единого! — Украдкой он бросил взгляд на стоящего в сторонке Илария. — И никаких посторонних! Сейчас проснутся и поползут сюда как тараканы! Огородить дом полностью! Что бы ни один не просочился!

— Будет сделано, товарищ Рыбкин! — пробасил милиционер и кивком головы указал Иларию убираться отсюда.

Но в это время Иларий заприметил возвращающегося Макара и покатившегося за товарищем Рыбкиным толстогубого следователя.

"И где это, интересно, они намереваются отыскать телефон?" — подумал он и скорбно поморщился. Все это его изрядно утомило, к тому же оставаться здесь после такого убийства было небезопасно. Иларий нырнул за угол дома, отгородившись от обзора Макара зарослями можжевельника и изо всех ног пустился к проулку. Это был более короткий путь к его дому. Что подумает о нем Макар — было уже все равно. Ему сейчас не до него. Ну а если он из этих…, то так тому и быть. Чертовски надоело прятаться ото всех и превращать свою жизнь в безвыходный лабиринт.

"Значит, убили!" — пульсировало у него в голове. — "Ну оно и понятно! Только зачем же так? Ну застрелили бы, зарезали, в конце концов, отравили! Но что же такое они с ним сотворили?! И кто?! Кто?! Кто?! Здесь, в Кошкино, кто способен на подобное?! Неужели же наш разговор слышали? А если Кузнец сам из них? Если на чистую воду меня выводил? И убили его, что бы я туда не лез… А может все дело в новой власти? Господи, хоть бы кто-нибудь пришел". — Иларий остановился почти у самого своего дома и на лице его отразилась вся плачевность нового мироощущения. — "А ведь что бы там не было, а в смерти Кузнеца виноват я. И вообще я во многом виноват. Одно мое присутствие в этой деревне опасно для жизни ее обитателей".

— Ну что, Петя? — заприметив его, сердито крикнула с порога соседка. — Чего так долго? У меня худоба еще не вся кормленая, а я тут как на имянинах рассиживаю.

— Прости, Николавна! Задержался. Там беда такая!

Услышав слово"беда", соседка сразу как подобрела вроде и про хозяйство свое молниеносно позабыла.

— Убили таки?! — Николавна всплеснула руками и присела на порог, подметая своей вишневой, крапчатой юбкой пыльный двор. — Не наврали значит.

— Убили. Застрелили. А Миша спит еще?

— Спит. Да буди его уже, а то днем он у тебя не уснет. А кто убил-то? Не говорят?

— Ну… Расследовать пока будут.

— Аааа… А за что убили? За деньги поди?

— Да кто ж знает…

— Вот и я не пойму. Ежели бы хоть дома, то можно на воров подумать. Кузнец, он скаредный был, царство ему небесное! Накопил поди полный сундук добра.

— А ты почем знаешь, Николавна, что сундук у него имеется?

— Та, — Николавна важно махнула рукой, — знаю. Бывала.

— Ну, нас его добро не касается.

— Ну да, ну да… Ну пойду я. Я там тебе тесто поставила, пока сидела. Напечешь себе пирогов с чем-нибудь.

— Спасибо, Николаевна, — растерянно пробубнил Иларий. — Только когда ж мне печь? Да ведь и не с чем…

— Ну блинов напеки. Блины знатные выйдут. Тесто хорошо пошло.

— Так и масла у меня нет. Забери ты это тесто себе! Ну куда его мне?

— Ну ладно, уговорил. Заберу потом, попозжа. Бывай, Петруша! Недосуг мне с тобой рассиживаться. Пойду, Митьке расскажу, что Кузнеца убили.

Миша сладко сопел в крепком утреннем сне. На печи, в кадке, как живое, важно дулось тесто, а в душе у Илария тоскливо выли собаки. Тяжко было на сердце, не хорошо. Столько смертей сразу, в которых он себя винил. Ведь если пожар произошел из-за ссоры Семена и Насти, то так ведь ссора эта из-за него — Илария. Ребенка его ему надо было… Как же это так? Ну Оха, допустим, это Охра. И не знай Семен этого, пропустил бы Настину болтовню мимо ушей. А значит он геот. Ну а кто же еще?

"Стоп" — вспыхнули в голове у Илария слова Терентия. — "А что там Терентий про светловолосого типа у дома твердил? Надо бы расспросить его… Светловолосый тип, странно одетый. Странно одетый…" — Иларий налил себе холодного чая и, посолив кусочек черного хлеба, неожиданно почувствовал приступ голода. Он жадно откусил большой кусок и запил несладким чаем. Этот скудный завтрак показался ему невероятно вкусным. — "Что-то я еще хотел… Что-то меня напугало… Что же? О чем это я? Ах, да! Ростов! Что за ересь нес этот мутный Макар? Как он мог меня видеть там, где я никогда не был? А ведь там живет моя сестра. Но я и не бывал у нее ни разу. Зачем он наврал? А зачем я подыграл? Что он теперь подумает? И ведь как убедительно говорил". — Иларий пытался прокрутить в голове все события по порядку. — "Неужто на меня снова вышли те, кто охотится за моим сыном?"Ему казалось, что и тот светловолосый на пожаре, и сегодняшний Макар, и убийцы Кузнеца, и марафетчики, и, конечно же, Семен Рубинчик — все они окружили его жизнь с одной целью — похитить его сына. Или убить его. Но какого из них? Знают ли они, что тот, кто им нужен — спрятан в Охре? Семен должен был понять это из рассказа Насти. Но тогда почему подбирался к Мише? Может что проверить хотел? Вот и тела не возвращают наверное по той же причине — проверяют Настю, как его предполагаемую первую и единственную жену. Возможно заблуждаются, решив, что тот самый сын, который так чем-то опасен — это Миша. Оттого и разговоры Рубинчик подобные вел. И не Настя ему нужна была, а ребенок их".

И чем дольше не возвращали тела погибших, тем больше уверенности у Илария появлялось в том, что что-то здесь не так.

Рассказчик из меня не очень. Пишу по памяти. И думаю, что ощущения эти были у Бурмистроваоттого, что сплелись почти воедино две разные, на первый взгляд темы. Тема таинственного ребенка и тема политическая. И убийство Кузнеца — политика специфическая, грязная. Ну впрочем, как и всегда. А политические методы порой и любопытны и пугающи для неподготовленных умов.

Манипулирование сознанием — вещь древняя как мир, несмотря на неизвестность и новизну понятия. По всем делам, связанным с манипуляциями, психологией, гипнозом, с новыми разработками в области овладения сознанием и поведенческим стимулированием, во всех базах Охры, всегда проходит красным пунктиром одно успевшее намозолить мне глаза имя — Тиберий Боровский. Это тот самый человек в вельветовом костюме, по описаниям Илария Афанасьевича — товарищ Рыбкин. Главный затейник в работе с новым, массовым сознанием.

Боровский с детства увлекался физикой и механикой, а в четырнадцать лет тайком изучил искусство гипноза, успешно и безразборно применяя его на всех подряд. Страшная личность, скажу я вам. Кто когда-либо встречал его в своей жизни — ищите хорошего гипнотезера. Ибо нет гарантии, что вы по сей день не находитесь под влиянием воли Тиберия и вся ваша жизнь — результат собственной воли, а не посторонней.

Обладая подобными талантами, Тиберий конечно же питал незаурядные надежды, но на пути к своим мечтам ему не пришлось и палец о палец ударить. Личностей такого сорта тайное руководство вычисляет сразу, потому что поиски подобных талантов не прекращаются никогда и охватывают весь мир.

Но теперь по сути. Какое же отношение низкочастотные волны и полуторасотенный арсенал советских приемников имеют к Иларию Бурмистрову и его сыну? Самое прямое!

Ведь золотом по небу выводится чистая идея коммунизма. Вот читаю и мне отчего-то не по душе этот термин. На мой взгляд, он неверен, звучит воинствующе и всегда будет антипатичен в силу тяжелых и отрицательных социо-стимуляторов, сопровождавших его появление.

Хотя идея чистого общества прекрасна и дошла до нас эхом первых человеческих цивилизаций. Теперь же человечество деградирует и процесс этот давний. И как бы не горели благородством намерений отдельные религиозные и общественные деятели, собирая вокруг себя такие же пылкие сердца, эпоху ту не вернуть.

Общество не созрело? Отнюдь… Оно сгнило. И будет гнить дальше. Пока болезненна для человека идея индивидуальности, истинного счастья общество не познает. И дело не в общем имуществе и личностно-материальном равенстве. Проблема в самом факте наличия этих понятий.

У первого, подлинного человечества их не было априори. А провозглашение идеи равенства по ценности своей равно ее же отрицанию. Две стороны одной медали — признака исчезающего человека.

И будьте вы хоть тысячу раз гениальными нелюдьми — мне все равно. Моя чистота, как и ваша многократно утеряна еще до нашего рождения.

Сын Илария признан в Охре светочем будущей счастливой жизни человечества. Отряды же строителей новой эпохи полны нечестивых, полны геотов. Их версия светлого пути добывается методом, свойственным нынешнему человечеству — методом кнута и пряника. Это колыбель паразитизма и разделения на слепо осязающих чистоту и грубо ее имитирующих. Вдумайтесь только, из кого строится наше общество… Слепо осязающие и получающие смутно желаемое от грубо и фальшиво имитирующих. Общество лжи и фальши. Слепые, бредущие на тайный звук своих же уродств и обманов. Толпа, ходящая по кругу.

Старое смыто кровью, новое строится кровью и будет удерживаться манипуляцией и подменой. Но кого винить в происходящем? Ведь не будь мы такими же, как они, у них не было бы против нас ни единого метода.

Наличие способов подчинения общества — признак его глубокого гниения. Но человеку в вельветовом костюме все равно и он протягивает свои бесконечные радиощупальца к брошенному в бездну иллюзии рассказу об избранном мальчике — возможному источнику молниеносной победы той самой идеи равенства и братства.