Участь смертных

Ника Лемад (2025)

Между вечностью и угасанием. Упасть, забытыми, отвергнутыми. Участью смертных связанными. Первые круги вокруг Порядка бытия, созданные из первых забот, рожденные первыми сложностями. Нарушившие течение, коснувшиеся людей и заболевшие ими. Никто из них не знает, кто посмел обокрасть Смерть. Каждый подозревает каждого, сомневаются и не могут отпустить друг друга. Каждый имеет свое желание; им нужно встретить Вечность, чтобы просить. Им нужно вернуть украденное, чтобы получить прощение. Их желания переплетаются, их чувства приземляются. От вечного холода до любви и ненависти. Отыскать и вернуть. Раскрыть лицемера. Обрести покой.

2.

— Свет луны. Думал ли ты когда-нибудь, что оно такое, это сияние? Он отличается от дневного света, абсолютно и точно. Это не светило, он не позволяет видеть. Он неясен, он все искажает, сбивает с пути. Выхватывает из темноты, отлавливает каждый страх и выставляет его напоказ. Лелеет трусость и вынуждает принимать ее как часть себя. Покрывает тайной то, что казалось очевидным. Ты начинаешь сомневаться во всем, а самое страшное, что и в себе.

Догорающие звезды тонули во мраке, мои деревья отбрасывали уродливые тени и они все скользили и скользили по острым пикам некогда зеленых, а теперь окаменевших былинок. Точно ко мне. К моим ногам. Шепот ветра в полнейшей тишине. Ни звука, где все звери? Чье-то дыхание шевелит волосы, но не мое.

Я впервые услышал поступь вечности. Легчайшую, не трогающую ничего из этого мира, из другого. Она приближалась и, не поверишь, шаман, я начал умолять ее пройти мимо. Я затаился, я притворился. — Дар поднял бокал дрожащей рукой и сам рассмеялся своей впечатлительности. Зелень внимательных, глубоко посаженных глаз, удивительно блестящих, немного диких, остановилась на бледном диске, застывшем над миром смертных. Леденящий ветер свистел меж сплетением древних ветвей, окружавших жилище шамана. — Жутко на самом деле. Для меня. Неизвестное, то, с чем я не уверен, что смогу справиться.

Я видел свет, и он попал в капкан. Его загнали в угол и он бился раненым зверем, силясь освободиться. Рвался на части, тянул ко мне свои серебряные нити. Я не видел, кто поставил ту ловушку. В моих владениях — шаман, я не видел. Не знаю.

— Ты провидец, Мессе Алгабат Дар, — негромко напомнил Тан Асадо. Сказал и невольно поежился. — Вероятно, это часть чего-то, что откроется вскоре. Либо обычный кошмар.

Туманная пелена стлалась у ног шамана, однако, сколько ни старался, движения он там не различил. Вздохнул несколько облегченно. Вдалеке зашумели крылья птиц, потревожили хрупкую тишину. С досадой Тан Асадо подумал о не дремлющих этой ночью.

— Спал ли я? — утомленно отозвался Дар. — Я устал. Устал так, что не могу и лук поднять. Мои руки дрожат, мои ноги подкашиваются под его тяжестью. Будто годы я не смыкал глаз. И то серебро, оно пронизывает меня насквозь. Я как слышу его звон, удары о стены ловушки, я все тяну и тяну к нему руки. И не могу ухватить, оно утекает сквозь пальцы. Я знал в тот момент, но сейчас уже сомневаюсь, знал ли? — Изменчивая мягкость в чертах лица не исказилась, тревожность выдавал лишь голос. — Что мог бы приложить усилий больше, разобраться в том капкане, открыть его. Но… Я отвлекся.

Шаману все меньше нравилось их времяпровождение. И вино стало ощутимо кислить, плескалось на дне бокала осадком. Подстилка стала жестче; либо кости разболелись, вынужденные находиться в неподвижности. Тени стали гуще, лунный свет с трудом пробирался через лесной мусор, нагнанный ветром на пики древесных стражей. Тогда он задумался, сколько же времени они провели с гостем, глядя друг на друга.

Лесной охотник со вздохом сменил положение на полу.

— Я стоял. Стоял и смотрел. Иногда всплывала случайно выхваченная где-то фраза, обрывки образов, которые, на самом деле и не мои вовсе. И чем настойчивее цеплялся, пытался ухватить хоть их тень, тем быстрее они развеивались. Оставляли после себя опустошенность.

Звери, под лунным светом они являли свою сущность духов. Они жались к моим ногам, они плясали вокруг меня, уводили в сторону от ловушки. Та тихая поступь — она предостерегала уходить. И я разрывался между ними. Только одному, напомнил мой внутренний голос. Из всех верить можно только одному.

И я рискнул. Протянул руку самому себе, стоящему напротив и глядящему на меня недобрым взглядом.

— О Боги, — прошептал Тан Асадо. — Себе? Ты уверен?

Осадок в бокале серебрился, впитывая неверный лунный свет. Дар рассматривал его слишком уж пристально.