Мы из Кронштадта. Том 1

Николай Берг (2012)

Человечество привычно к войнам. Любимые герои у людей — военачальники. Вся история — сплошные битвы. Потому, когда мир захлестнуло ордами восставших мертвецов, ничего особенного, в общем, и не произошло. Просто очередная война. Ну, немного другой противник, а так — дело известное. Привычная издавна работа. Герои книги уже знакомы читателям по «Ночной смене». Охотничья команда по поиску и ликвидации особо опасных мутировавших зомби. Обычная мужская работа.

Подотдел очистки коммунхоза

Глава 1. Заушения

— Что молчишь как партизан, сын нерусского народа? — участливо спрашивает майор Брысь нахохлившегося Ильяса.

Снайпер неприязненно молчит. Потом тихо и неразборчиво начинает что-то кряхтеть под нос.

А что тут скажешь? Операция прошла из рук вон плохо, а сам Ильяс облажался по полной. И для самолюбивого и гонористого человека, каким и является наш снайпер, этот конфуз вдвойне неприятен.

Да еще и чертов майор вместо крика и ора ведет вежливый разговор — тут скандал не устроишь и с темы не спрыгнешь. Остается кряхтеть и шептать себе под нос всякое, чтоб остальные не расслышали.

Честно говоря, мне сейчас Ильяса жаль: последнее время ему сильно не везет, причем началось это как раз в начале апреля в моем присутствии. Сначала мы ввязались в показавшуюся Ильясу очень выгодной комбинацию, ан в итоге остался он без передних зубов, затем его супруга узнала про эскападу в Госпитале. Смешно было предположить, что масштабная зачистка такого учреждения, да еще сводной группой алебардщиков и тому подобных вояк с холодным оружием останется тайной. Разумеется, разговоров по Кронштадту было много. Опять же Ильяс, настояв на восточных доспехах и оружии для своей персоны, выглядел даже на общем фоне латников более чем экзотично. Одна булава с бычьей головой потом сколько раз поминалась.

Разумеется, жена узнала, что он ввязался в рукопашную драку. Уж что там у них произошло, никому не известно, но после общения мужа и повелителя с восточной раболепной и покорной женщиной на утренний сбор он пришел несколько не в себе, каким-то встрепанным и совершенно неожиданно для всех, а в первую очередь — для себя, ляпнул: «И лучшая из них — змея. Велик Аллах и Магомет, пророк его!»

Потом была реорганизация нашей охотничьей команды, нас прибрали к рукам и построили, да еще теперь командует нами этот самый майор с нелепой фамилией Брысь. То есть и с командирства Ильяса попятили. Вроде бы как замом он остался, но кто понимает, тому растолковывать не нужно.

И даже прозвище это, которое сейчас прозвучало, сам же Ильяс себе и спроворил, когда, унимая разбушевавшегося спьяну соседа, на его возглас: «Я сын русского народа, а ты кто?», меланхолично ответил: «А я сын нерусского народа. Пошли спать, а?»

Мужик стушевался и, обуреваемый когнитивным диссонансом, отправился баиньки, а Ильяс утром, не подумав толком, похвастался своей удачей в знании психологии соседа. И все. Пропал.

— Ты что, совсем не слышал, что Блондинка сзади прошла?

Ильяс ежится дальше.

Морф, на нейтрализацию которого мы в этот раз отправились, и впрямь прошел у сидевшего в засаде Ильяса прямо за спиной, далее спрыгнул со второго этажа, проскользнул под носом у пары наших стрелков, а потом уже морфа засек Серега, но тоже опоздал, и очередь из пулемета пропала зря.

Сереге тоже вставили фитиля, тем более что и впрямь промазал, а это с нашим пулеметчиком редко бывает. В отличие от Ильяса, Серега, когда злится, — щурится. Вот сейчас Серега щурится, а Ильяс кряхтит и ежится.

— Резюмирую, — говорит майор, — день угробили бездарно и бестолково. Морф второго вида, средний, облапошил нас сегодня как малых детей. Чудо, что живы остались. Но такое везение нам не всегда будет выпадать. И к слову — то, что морф при жизни был блондинкой, тоже сослужило нам плохую службу. Расхолодились, раззявились. Так вот, напомню: если зомби удалось стать морфом — он уже не дурак значит. А все анекдоты про тупых блондинок сочиняли несчастные брюнетки долгими одинокими вечерами — это тоже забывать не след…

Так что единственно, кто сегодня молодцом — так это Хундфройляйн. Умница девочка. Если б не она — думаю, что у нас были бы сегодня похороны. Разных глухих и нерасторопных. Доктору объявляю порицание, — совершенно неожиданно заканчивает майор.

— Мне-то за что? — удивляюсь я.

— Подумайте на досуге. Все свободны.

Начинаем расползаться.

Веселой выглядит только «умница девочка» — немецкая овчарка, которую за боевые заслуги майор всегда величает деликатно «Хундфройляйн» — моя собака по имени Фрейя.

Остальные выглядят хмуро.

Придерживаю за рукав Ильяса.

— Ну? — мрачно спрашивает он меня.

— Давай ко мне зайдем, — предлагаю ему.

— А зачем?

— Мысль одна возникла, надо бы попробовать.

— А, да ну все к Иблису, очень мне все это надо, не мальчик уже. Открою пекарню, катись оно шаром…

— А ведь ты на губы смотришь.

— Ты о чем?

— Ты действительно оглох. Не слышишь, а по губам читаешь уже, как глухонемой.

— Слушай, иди ты…

— Погоди, не топырься. Мне кажется, я знаю, что делать. Пошли, попробуем.

Некоторое время снайпер сопротивляется. Потом, как бы делая мне одолжение, соглашается, и мы с ним идем ко мне на квартиру. Последнее, что Ильяс успел, сидя в командирском кресле — это выбил нам жилье, весьма комфортное по нынешним временам. Во всяком случае, в том доме, где мы устроились, есть вода, иногда даже горячая, и периодически бывает свет. Мне, правда, не очень подфартило: кроме меня, жильцами оказались и толпы клопов, с которыми пришлось биться не на жизнь, а на смерть. С переменным успехом.

Довольно непросто загнать снайпера в ванну. По-моему, слона зимой искупать проще. Но в конце концов голый Ильяс сидит в ванне и злобно на меня смотрит. Отмечаю про себя, что он сильно изменился: когда в самом начале Беды мы встретились — он был такой вальяжный, пухлый, подернутый легким нежным жирком, каким обычно покрываются холеные мужики, живущие в полном благоденствии. Теперь жирка и след простыл.

Все так же подозрительно снайпер следит за моими манипуляциями. Простые манипуляции, чего уж — свинчиваю насадку-рассекатель с душа. Вода горячая есть, и теперь из душа вместо сотни струек лупит одна, такая гидромониторная.

— Отитов гнойных у тебя не было? — весьма громко осведомляюсь у пациента.

— Чего?

— Ухи болели? Гной был? — громкий ор Ильяс все же слышит.

— Нет, не было.

— А, ну тогда сиди смирно, раз барабанные перепонки у тебя целые.

Он все-таки дергается, когда струя теплой воды хлещет ему в слуховой проход.

Еще раз дергается, когда я тяну его за мочку уха: если ее тянуть книзу, то слуховой проход распрямляется. Через минуту прошу Ильяса повернуться другим боком.

— И что дальше? — громко спрашивает он меня.

— Пока пополивай себя теплой водичкой, чтоб не мерзнуть. Ждем несколько минут.

— А?

— Ждем, говорю!

Честно признаться, мне все же немного страшновато. Если я ошибся с диагнозом, и причина глухоты иная, не ровен час, снайпер посчитает, что это я над ним так поиздевался. Он вполне вменяемый человек, но полоса неудач редко кому добавляет благости в характер. Опять же восточный темперамент…

Ну, начали, благословясь.

Я сильно радуюсь, когда вижу в струях воды на дне ванны мелькнувший маленький — меньше полусантиметра — темно-коричневый комочек.

— Ну, как слышно?

— Ты чего орешь? — сварливо спрашивает пациент.

И тут же говорит сам себе: «А!».

— Значит, слышишь?

— Слышу, — недоверчиво отвечает Ильяс.

— Если интересно — вон причина лежит на фильтре слива.

— Эта, что ли? — брезгливо спрашивает снайпер.

— Она самая. Пробка из ушной серы. Давай, повертайся, вторую вымывать будем.

Проверка слуха у помытого Ильяса показывает, что он слышит прекрасно, и ставший привычным с института шепотной тест «Шульман, пошли в шалаш» различает, как и положено, с нескольких метров.

Однако радость у него быстро сменяется озабоченностью.

— Вот не было раньше такого. Старею.

— Не. Это зубы.

— Что зубы?

— Слыхал поговорку: «Ест — аж за ушами трещит»?

— Нет. Это ты о чем?

— Зубы тебе выбило. Жуешь потому осторожно. А для того, чтобы сера не скапливалась, жевать надо от души. Тогда слуховой проход шевелится и самоочищается. А ты — не жуешь.

— Ты серьезно?

— Совершенно. У человека все взаимосвязано: промочил ноги — потекло из носа, хотя где ноги — а где нос. Майор мне сегодня правильно намекнул: надо мне за вас браться. Буду вам диспансеризацию проводить. И с зубами тоже решать надо. Не хочу тебе на мозоль наступать, но, видно, мне пора лезть. Да и у Андрея с зубьями недостача, и майору тоже есть что вставлять. Я как-то запустил дела.

Тут я прикусываю язык — Ильяс морщится, как от кислого. Он и сам малый не промах и нашел в условиях бедлама, который тут у нас после Беды, вроде бы шибко толкового стоматолога. Тот предложил достать золота — и побольше, чтоб осчастливить золотыми зубами кучу страждущего народа. Тогда, мол, Ильяс получит качественно сделанные зубы и потом (я так думаю, была об этом речь, была) будет в доле со всех золотых зубов, что вставит стоматолог.

Я сначала-то и не понял, с чего нашу команду понесло к черту на кулички, на край Питера, да еще и в обстановке некоторой странноватой секретности. Оказалось — Ильяс решил обобрать ювелирный магазин. Ну, с этим мы опоздали — его обнесли до нас, наверное, в самые первые дни, только сделали это очень грубо, так что все, что было на прилавках, оказалось расшвырянным по всей улице — достаточно тесной, надо признать.

Зомби сначала было немного. В смысле — в пределах видимости. Опять же, обглоданных скелетов на улице не валялось, так что работать начали спокойно — не было там ни шустриков, ни морфов. Только вот работа оказалась нелепой: все содержимое витрин валялось разбросанным в разгромленном зале и на улице россыпью, вперемешку с битыми стеклами, всяким мусором и грязью. Стали собирать разные колечки-цепочки с асфальта. Потянулись зомби. Сначала по чуть-чуть. Потом гуще. Потом — ПОПЕРЛИ. Пришлось банально драпать, запершись в БТР. Всех сокровищ оказалось — пригоршня грязнючих драгоценностей, да еще с одного из самых первых пошедших к нам зомбаков взяли как-то странно брякнувшую при падении тела сумку. Там оказались серебряные ложки.

На следующий день Ильяс долго искал своего стоматолога, взявшего накануне вечером ценности на стерилизацию и дебактериализацию, как он, оказывается, заявил. Оказалось, что зубодер тем же вечером покинул анклав на микроавтобусе, двинувшись куда-то по Кольцевой автодороге.

Осталась от него только запись на КПП.

А следующим выездом уже командовал новоявленный «пришлый викинг» — тот самый майор Брысь. В итоге Ильяс зияет дыркой на месте передних зубов, стесняется улыбаться — ну и вообще. Плохо ему.

С майором житье у нас стало сильно иным. Были мы вольными казаками, охотничьей командой, а стали скучными регулярами с жестко прописанными задачами и обязанностями. Как не без ехидства заметил мой коллега, артель имени Шарикова. Того, который Полиграф Полиграфович. Только в нашу задачу входит ликвидация не бездомных кошек, а бродячих морфов.

Доля правды в его словах есть. Учитывая, что большая часть в нашей команде — охотнички со стажем, нас и направляют на такие операции, в которых надо угомонить что-либо заковыристое, не вполне подходящее для других боевых групп, которые состоят из всяких собранных с бору по сосенке людей. Во всяком случае, такие следопыты, как пулеметчик Серега, там редкость. И без него у нас вряд ли что-нибудь получалось бы. Вот с Блондинкой облом вышел серьезный. Вроде и следов она оставила везде, и Серега разобрался, что да как — а вышло коряво. Хоть Блондинка и не заяц-русак, а получилось, что запутала она следы на славу, и Серега их не распутал как должно. То, что морфиню уже дважды безуспешно пытались взять мореманы — и одного, которого она утянула, так и не нашли, кстати — утешение кислое. Щуке мышей в амбаре ловить не с руки. А тут не мыши, что уж там говорить.

— Ну, в общем, теперь ты и сам справишься, если рецидив будет, — говорю я уже одевшемуся сослуживцу.

— А ждать зачем было нужно?

— Чтоб размокла пробка. Вымывается тогда проще. Чай пить будешь?

— А насквозь не пробьет? В метро вон гидропушкой землю разносили. Чай буду.

— Если совсем без мозгов струю напрягать, да еще в ухо воткнуть… Хотя нет, не слыхал, чтобы кто так убился. Садись, сейчас вскипит.

Жизнь напоминает несколько ошалелому после нестандартного излечения Ильясу, что клювом щелкать не надо, а надо все время быть на стреме — подходя к столу, снайпер запинается, чуть не брякается на пол, удерживается на ногах с трудом и разражается фонтаном ругательств на нескольких языках — полиглот у нас Ильяс и этим чуточку бравирует. Но сейчас у ругани искренний тон — напугался. Явно.

В ответ на его брань из-под стола злобное шипение и неприятный утробный мяв.

— Это что? — неприлично для мужчины взвизгивает Ильяс.

— Лихо одноглазое.

— Трехногий, что ли?

— Ага. Он самый. Под столом живет.

— Тьфу, кишка волосатая, в поликлинику тебя, на опыты — выражает свое недовольство снайпер.

Понятно, вылез котяра глянуть, что тут такое, а умение у этой домашней скотины попадать под ноги и совать свой нос, куда не надо — яркое и врожденное. И ведь не учится ничему. А уж мог бы — когда мы его подобрали, котейка был на волосок от весьма позорной гибели. Серега на ходу отщелкал троих зомби, которые уже принялись кота живьем жрать, Вовка притормозил БТР, а медсестрица нашей группы выскочила через десантный люк и вернулась с покалеченным котофеем на руках. Думаю, только то, что ему сильно досталось от зомбаков, обеспечило такой легкий захват — характер у животины мерзкий, и в руки он, как правило, не дается. Нас с медсестрой Надеждой терпит и признает достойными служить Его Величеству. Ко всем остальным относится высокомерно и по-хамски.

Потому, наверное, и живет под столом, что тут его лечили — в итоге он остался трехногим, одноглазым, бесхвостым и сильно драным, но живым. Живым и очень прожорливым. Когда обсуждали, как его назвать, начитанный Саша, стрелок и связист в одном лице, предложил назвать его Счастливчиком, но Вовкино предложение понравилось больше, и теперь эта живность уже привыкла реагировать на официально присвоенное ему имя — Лихо одноглазое.

Надо заметить, что кличку свою кот отрабатывает на все сто. Вот чуть снайпера не искалечил.

Чай у меня неплохой, это Ильяс охотно признает. Разумеется — он же мне его и презентовал. С заедками несколько скучнее — только халва с арахисом, твердоватая и староватая, зато ее много — ящик.

Пока пили чай, Ильяс, по-моему, все же кота пнул. Во всяком случае, настроение у него выправилось, и уходил он уже куда как более довольным, чем пришел. И славно. Не знаю, какой из него будет пекарь, а вот как снайпер он весьма полезен. Видел неоднократно. Конечно, второму нашему снайперу он все же уступает: Андрей именно настоящий снайпер, до мозга костей, Ильяс же и сам признает, что именно в снайперской стрельбе он послабее. Правда, это его не очень огорчает, до недавнего времени жил-то он куда как лучше Андрея, да и сейчас, в общем, его семья пристроена неплохо, а Андрей вообще бобыль.

Это позволяет Ильясу примириться с тем, что как снайпер он несколько э-э-э… ну, не хуже, конечно, но как бы превосходит в другом.

В вылазке за Блондинкой Андрей участия не принимал. Уже и лето, а его проблемы с суставами так и не кончились, вот он и остался на острове, благо сегодня очередные стрельбы для подростков, и вместе с нашим сыном команды Демидовым — или как еще назвать приставшего к группе беспризорника — как раз там оба по самые уши и были заняты.

Да и мы, честно говоря, не ожидали от морфини такой прыти. Блондинка, да еще в ошметьях каких-то розовых тряпок, не крупная, зооморфная, то есть передвигающаяся на четвереньках, с чего-то показалась всем совершенно рутинной целью. Потому провал получился крайне неприятный для нашего самолюбия и репутации.

Собственно, только моя собака тут и отличилась. Она еще толком-то и не собака, щенок пока, пухлый и толстолапый, но, как и все живые собаки, зомби чует верхним чутьем и тут же дает об этом знать всем, у кого уши пробками не забиты. Не могу сказать уверенно — щенячья истерика спугнула Блондинку или она и так не собиралась с нами связываться — но обошлось без потерь. А у нас отсутствие потерь — основная гордость.

Правда, не для посторонних — увы, только формально и только во время боевых вылазок. Но и это уже немало, что и говорить.