Перекрестки. Книга вторая. Бриз перед бурей

Николай Колос

Что можно сказать про мою книгу? А вот что — пишущих много, читающих мало! Сегодня это главное. Она, как и другие миллионы экземпляров, будет лежать под завалом чуть лучших и намного худших нескончаемых мириад книг. Но! Вдруг придёт пора, и человек научится читать так, как читал его недалёкий предок. Это надежда, что вдруг придут те люди, для которых будут главным началом не деньги, а наша Великая Россия и её жизнь и чаяния. Поэтому я пишу.

Глава 2. Тревожный Дон

В комнате для приёма пищи новочеркасского депо, после дневной смены и ухода начальства, собрался народ. Со стен комнаты, покрашенных зелёной, непонятного оттенка краской, если присмотреться и немного пофантазировать смотрел весь Дантовский Ад! Но из собравшихся Данте никто не читал, поэтому каждому было понятно, что просто красил горе маляр кое-как, может и «под мухой», пропуская много огрехов и не везде замалёвывал старую краску. Народ на стены не обращал внимания. Привык. Все сидели на не крашенных лавках, засиженных рабочими штанами, испачканными машинным маслом. Поэтому лавки были как отполированные долголетней, сероватой с пятнами полировкой. Со стола смели крошки после обеденного приёма пищи и положили кусок красной, много раз стираной тряпки, как символ нового времени. Дескать — восходит Красное Солнышко — радуйтесь! Для этого и сыр-бор собрали… для грядущей радости!

За столом сидели два человека. Тот что помоложе, заговорил —

— Господа!.. Прошу прощения, оговорился… товарищи! — … Начал свою речь знакомый нам казак Петро Войцеховский, дослужившийся до старшины в полку полковника Дончака. — Он откашлялся и продолжал. — К нам приехал из Ростова представитель статочного комитета, чтобы организовать в нашем городе Новочеркасске еще одну ячейку революционно настроенных, передовых рабочих железнодорожного узла… Таким образом охватить революционным движением и железную дорогу. —

Он откашлялся и посмотрел на своего старшего товарища… Тот кивнул — дескать — правильно начал.

Если честно, то для старшины Петра Войцеховского, донского казака, служившего в полку полковника Дончака, революционный лозунг — «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» был как для барана новые ворота… Он в него не вникал, и не было желания и необходимости вникнуть — ни умом, ни сердцем! Жизнь его протекала без проблем. Но!.. Он был по каким то причинам, как казак, любимцем полковника и местного магната Дончака. Но, как человек, он был им раздавлен, расплющен до основания, где уже исчезает само понятие — человек! Такое Петро простить не мог.

Дело в том, что Петро отказался от беременной девушки Наташи и предложил ей сделать аборт! — Что само по себе бесчеловечно! — Полковник же Дончак наоборот, взял поруганную Петром, совсем бедную, почти безродную, беременную от Петра девушку Наташу себе в жёны. Потом забрал с помпой, фактически сына Петра из роддома, признал его своим сыном, дал свою фамилию — Дончак, и, как издевательство, назвал именем физиологического отца — Петром! — Это было выше сил казацкого старшины переносить такое, по еге мнению — оскорбление. И он начал мстить полковнику… А как? — Да вот так! — Стать революционером и в будущем отобрать его земли, честь, а через огромную череду издевательств и… жизнь. Но… впрочем, тем и отличается великое от малого…

Вернёмся к собранию.

— А передовых рабочих — это как, это каких, по каким меркам, за какие коврышки? — Спросил слесарь Семён. — Вот путеобходчик Митька — он тоже в передовых?!… Так он всегда пьян и прогульщик… для революционной деятельности он и есть передовой? — и усатый мужчина показал пальцем на молодого парня, вальяжно раскинувшегося на скамейке. — По моему он и сейчас под изрядным шафе… — добавил он.

— А ты мне, наливал? — Огрызнулся Митька… и вновь закрыл глаза.

— Товарищи, товарищи, настройтесь на серьёзный революционный лад… У нас представитель из Ростова… Ответственное лицо с ответственным делом… — взмолился казак Петро, — а мы такое себе позволяем… —

Представитель из Ростова, мужчина лет сорока, с небольшой бородкой и порезанным морщинами лицом, сидел за столом напротив собравшихся, рядом со старшиной Петром, пока молчал и рассматривал, изучая всех находящихся в комнате. Тускло горела под потолком, засиженная мухами, электрическая лампочка создавая на лицах присутствующих размытые тени. От многих посетителей, а их собралось двенадцать человек, крепко несло машинным маслом. — Некоторые пришли в спецовке.

— Вот пусть представитель из Ростова и растолкует, зачем нам, рабочим железнодорожного узла нужно революционное движение? — Опять подал голос тот же мужчина с усиками. — Зачем, вот мне, мужику, имеющему четырёх детей нужна язва на заднице? — Представитель из Ростова встрепенулся, как то вроде собрался с идеями, побарабанил пальцами по столу, чтоб усилить идеи, потом показал на усатого мужчину пальцем и спросил —

— Вот скажи, как тебя зовут?

— Ну если это имеет какое то отношение к делу, то зовут меня — Семён… А тебя как зовут, господин — товарищ? — ответил Семён.

— Моё настоящее имя я называть не имею право, а вот революционное моё имя — товарищ Серго… так прошу и называть меня.

— Хорошо, товарищ Серго… будем так называть, если понадобится…

— Вот скажи, Семён, сколько у тебя детей?

— Ну четверо — я же сказал, и все мои… я так надеюсь… — послышался тихий смешок. — Старший сын Николай, уже работает, перешёл на собственные хлеба —

— Вот видишь, сын не успел ещё опериться, а приходится работать…

— Как не успел?! Там такой бугай, что таких как ты товарищ Серго, троих одной рукой скрутит! — Но ты, товарищ Серго, не спросил — нужна ли моему Николаю революция?! — Все засмеялись. Опять вмешался казацкий старшина Петро. —

— Товарищи, давайте по серьёзному, Семён, уважать нужно представителя революционного комитета. — Представитель, как бы в воздухе оттолкнул Петра ладонью и сказал —

— Всё в порядке! Продолжим беседу… Вот скажи, Семён, ты же знаешь, что господа каждый день мясо жрут, а твоя смья, сколько раз может позволить в неделю, или даже в месяц, мясцом побаловаться? — А вот такие парни как твой сын — революции — ой, как нужны!

— Я за господами не наблюдал, так что не знаю. Пусть они хоть подавятся мясом! А я зимой и осенью забиваю по кабанчику, а летом — гуси, курочки, уточки, в этом году баба индеек завела, всё своё, не покупаю, так, что считай каждый день с мясцом. Коровка есть. Так что молочко ежедневно. Главное не лентяйничать. Говорит пословица — «Как потопаешь — так и полопаешь»! — А своего сына я пока не спрашивал и не буду спрашивать нужна ли ему революция? — А вот невеста, наверно, нужна! — Сам вижу. —

Все опять засмеялись. Представитель из Ростова начал нервничать и спросил Петра, понизив голос —

— Кого ты собрал?

— Передовых рабочих! Как и требовалось! — Это один Семён такой трудяга, что всё у него есть. Остальные победнее, лентяйничают, только работают в депо, своё хозяйство почти не ведут, они то наверно мяса и не видят. На них то и вся надежда. С ними и будем, как вы сказали, делать революию…

Вальяжно сидевший Митька, опять как проснулся, выпрямился и подал голос. —

— Я вот, например, не помню, когда мясо кушал…

— Да ты наверно не помнишь когда и картошку кушал. — Снова вставил реплику Семён. — У тебя огород как у меня — 60 соток, но он весь бурьяном зарос. Ты хоть помнишь когда, что-то сажал на своём огороде?

— А что сажать?! — Говорю своей бабе — посадим, а оно опять всё выгорит… и не урожай будет… Моя баба с доводами согласна. — Так что…

После слов Митьки предлагать отобрать землю у помещиков и разделить между собой, было как то не конструктивно. И представитель из Ростова искал альтернативу продолжения революционной беседы. На выручку пришёл тот же Семён. —

— Хорошо, товарищ Серго, отберёшь ты землю допустим у нашего магната Дончака, я ничего против не имею, отбирай, если осилишь — слишком разбогател он… и разделишь между нами, между рабочими железнодорожного узла… и что? Я должен буду эту землю обрабатывать!. Поэтому я уйду со своего депо… кто будет паровозы чинить? Это пол беды. Один я 50 — 60 гектаров не обработаю. Я найму того же батрака — Митьку… и буду хоть и маленьким, но помещиком. А Митькина Земля, как и огород, бурьяном зарастёт, если у него не хватит ума сдать её в аренду не глупому человеку.

— А почему это я буду батрачить? — встрепенулся Митька.

— Да потому, что у тебя натура такая. — Батрачья…Ты и детей воспитываешь батраками. Твой Васька, пятилетний сын, приходит голодный к моему пятилетнему Николке, помогать гусей пасти на леваде. Николка кормит его и колбаской и хлебом. По сути говоря, твой Васька уже батрачит… Такие то дела, товарищ Серго…

— Ну, не совсем так — неуверенно сказал товарищ Серго. — Землю то ведь крестьянам. А вы получите депо, паровозы, вагоны, железные дороги…

— Ну и как я буду делить паровоз и железную дорогу? — Опять спросил Семён —

— Ну ты Семён и въедливый! — не выдержал товарищ Серго и повысил голос. — Как делить — это вопрос уже будущего…первичная наша революционная цель — отобрать!

— Нет, товарищ Серго, так дело не пойдёт! — Ты уж подавай решение в комплексе. Если я у царя-батюшки отниму железную дорогу, то должен знать, что мне за это причитается!.. Может быть Соловки… по этапу… по той же железной дороге… что я отнял. — Все засмеялись.

— Ты, Семён, правильно я назвал твоё имя?

— Имя, то правильно…

— Так вот, царь тебе никакой не батюшка, а душегубец и узурпатор! — Ты, как передовой рабочий, против царизма должен бороться!.. И вот ещё…

— А мне, товарищ Серго, царизм до лампочки! Я своей семьёй занимаюсь. А что у нас царизм, то такое слово я от тебя первого слышу…

— Вот, вот! Кроме своей семьи, кроме своего носа ты дальше ничего не видишь… а вокруг народ бедствует… Товарищи, может еще кто хочет сказать слово, а то кроме Семёна я никого не слышал, а он, как я вижу поддакивает господам. Нехорошо то как…

— А что говорить, товарищ хороший?.. Ты скажи, если я буду революционером, ты мне копейку заплатишь? И какую?.. Прокормлю я семью за революцию? — Спросил здоровенный детина — путеобходчик Пономарь.

— И ты про копейку… Узко ты мыслишь, дорогой товарищ… Будешь бороться — получишь свободу. Она ж как солнышко светит… А победим — там и копейка найдётся. И может не одна. — Отберём у помещиков — всё ваше будет. Ладно, дебаты закончились! Будем считать, что сегодня встреча была предварительная. Приятно было узнать, что и на железной дороге есть приверженцы к революционному движению. Это хорошо, товарищи! Собрание считаю закрытым. Расходитесь по одному.

— Как расходитесь?! — Как бы возмутился тот же «детина» Пономарь. Ты мне растолкуй из за чего я сегодня остался без ужина? За просто так? — Но вмешался старшина Петро —

— Товарищи расходитесь — я завтра подойду к каждому и проведу дополнительную беседу… Всё расскажу как полагается…

Собрание, как бы вздохнуло и все разошлись. Семён ещё что то хотел спросить, задержался на минуту, но воздержался, махнул рукой и вышел за остальными. Остался товарищ Серго и старшина Петро. Заговорил товарищ Серго.

— Петро, как ты мог допустить?! Так не годится вести революционную деятельность. Ты должен был всех предварительно обработать. И пригласить самых бедных — они самые надёжные… ведь именно им хочется всё отобрать и разделить… Я же чувствовал, что все товарищи поддержали скорее Семёна, чем пьяницу Митьку. —

— Подробные инструкции вы мне не выдали, товарищ Серго. — Ладно будем думать и учиться…

— Вот, вот…

На этом разошлись. Первое революционное собрание Петра, закончилось как первый блин — комом.

Над Новочеркасском, как и вчера взошла огромная Луна, ничего не знающая о революционном движении, поэтому светила с той же яркостью, как и всегда… и тускло освещала новочеркасские улицы.

Конечно в Новочеркасске были и другие более удачные революционные собрания. Но такие в 1916 году, как здесь показано, были в преимуществе.

В Новочеркасске, столице казацкого края, народ жил не богато, но и не бедно. Там жили в основном те у кого руки растут из правильных мест, и работают без лени. Поэтому, хоть и воздух Новочеркасска был пропитан грядущей революцией, но в каком — то искажённом гротесковом варианте.

Новочеркассцы, имеющие кусок земли, а особенно жители казацкого роду, имеющие больше десяти гектаров, боялись, чтобы у них не отобрали, то что уже имеют. — Кто имел меньше — надеялись на перераспределение и дополучение. Но никто не думал, что у них отнимут то, небольшое, что уже есть! Такая революция подавляющей массе населения была не нужна! Конечно были и бедняки, что в основном батрачили, и вдобавок пьянствовали. — Те надеялись, что им преподнесут на тарелочке с голубой каёмочкой, за просто так! За то, что они бедные. Вот на них во всех революционных начальников и была революционная ставка! На бедноту! — Главное — красиво врать!

В такой, коротко изложенной обстановке и жил Новочеркасск в 1916 году. Сильно не заморачивался. К сожалению…

А в семье казацкого полковника и помещика Дончака, было заметно некое движение. Не было уже той беспечной лени, где на грядущие годы не предвиделось никаких перемен. Лошади бегали быстрее, работники работали чётче… И те и другие были в каком то ожидании тревожной неизвестности. С тревогой говорили о войне, о царе, о голоде… и лезла в душу непрошеная, непонятная нервная дрожь.

Полковник Дончак был больше на службе, домой, в некоторые дни даже не появлялся. Узнавал о семье, о её настроении через вестового, даже редко говорил по телефону.

Хоть Новочеркасск и был городом зажиточных горожан, но революционная зараза лезла во все щели. Нужно было принимать меры. И полковник их принимал. Он боролся с этим, так называемом новым духом времени. Боролся всем своим полком. Поэтому высшее начальство его полк не спешило посылать на западную мясорубку. Однако микробы революции проникали везде — просмотрел же он старшину Петра — любимого своего казака. А в полку такой Петро был не один. — Об этом дальше.

В субботу полковник приехал пораньше. Переоделся в гражданское, взял на руки обоих сыновей, которые выбежали с весёлым смехом ему навстречу, и после поцелуя Наши сказал, что он хочет обсудить одно очень важное семейное дело. Поэтому Наташа должна пригласить на обед и свою маму. Разговор будет без слуг.

Уже нам известная Аглая, сервировала стол, принесла все положенные блюда и полковник сказал —

— Вы свободны, с остальным мы справимся сами. —

Аглая, как всегда с откровенным декольте, делано улыбнулась и недовольная ушла.

— У нас какая то интрига, господин полковник, — с улыбкой спросила Наташа, встала со стула, подошла, поцеловала его в макушку и продолжила — надеюсь этой платы достаточно за полное разоблачение интриги, если нет я продолжу. —

— На данный момент вполне достаточно, моя дорогая, о дополнительных преференциях мы договоримся позже. —

В это время Наташина мама, Ольга, встала чтоб разлить по тарелкам ароматный перловый суп на грибном бульоне.

— Нет, нет! — запротестовал полковник — сегодня, мои дорогие, за обедом буду обслуживать я — и он отобрал у Ольги раздаточный черпак.

— Значит разговор будет серьёзный — сказала Ольга. — Даже какой то озноб прошёл по телу. — Даже мои внуки стали серьёзные и перестали шалить! — На самом деле мальчики пытались отобрать друг у друга ложки. При этом громко смеялись.

— Вначале пообедаем, потом я сообщу вам действительно важную новость. — Наташа спросила с тревогой —

— Неужели твой полк отправляют на войну?

— Нет, пока нет! — Мой полк здесь нужнее. — Обедаем. — Поели все молча, если не считать невинные шалости маленьких отпрысков.

— Дорогие мои женщины и маленькие мужчины… вы — полковник как осёкся, задумался, и через минуту спокойно продолжил. — настают времена… они может далёкие… а может близкие… в которые я не смогу гарантировать вашу безопасность. — Он опять остановился, закрыл глаза руками, потёр их, открыл глаза и сказал — через месяц, полтора — вы все отправляетесь во Францию… в город Арли. Там уже есть наш дом с маленьким винзаводом и обширные виноградники. Там уже есть наши люди и управляющие хозяйством… — После этого наступило минуты три гнетущей тишины. Первой оправилась Наташа и с тревожными нотками спросила —

— Это, мой дорогой, там где живёт твоя первая жена и ещё твои два сына? — Не рискуешь ли ты… или я… Например —

— Нет не рискую ни я… и никто из вас… они уже об этом знают… и ждут вас с радостью…

— С радостью?! — Это как понимать?! — Меня и моих детей… с радостью?!

— Успокойся, дорогая, — это на самом деле так — там вы будете приняты как самые дорогие люди… А оно так и есть! — К большим братьям приедут маленькие братья с её красавицей мамой! Ближе чем вы у них никого нет! И ближе чем ты Наташа, у них тоже больше никого нет! — Вы приедете домой. Моя бывшая жена женщина совсем другого склада. Когда познакомитесь — поймёте. А впрочем вы можете и не встречаться, ваши дома далеко друг от друга… дело твоё Наташа… Но… ехать прийдётся. Так лучше для вас и для меня. —

Ольга сидела молча, из глаз её катились слёзы… А во дворе играло своими невообразимыми красками на листьях клёнов и акаций, как символ перемен, заходящее Солнце…