Мертворожденная. Книга первая. Пробуждение

Нина Лисова (2024)

Что делать, если темной ночью вы очнулись на кладбище в свадебном платье и совершенно не помните, кто вы и откуда там появились? Дрожа от холода, девушка проснулась рядом с могилой некой Эльвиры Гоффман, а рядом лежала лишь записка: «Ты умерла, и если хочешь продолжать ходить по бренной земле, приходи в ближайшие сутки по этом адресу». И теперь ей необходимо добраться до указанного места, чтобы открыть про себя малоприятную тайну: она — Мертворожденная.

Глава 7 «Зина»

Мы с Ремом ужинали и по ходу дела я поведала про свои подозрения относительно заброшенного дома и пропавшей кошки:

— Может, собаки её утащили. Или гулять ушла? На кой тебе черт эта кошка, а? — плевался от возмущения Рем.

— А ребенок?

— Сдался тебе этот ребенок! Может, маньяк там какой засел, нам-то что?!

— Ты всегда такой гад был или только когда чёртом сделался?

— Ну, утрирую я, мне не прям уж плевать… Я не думаю, что пацаненку реально что-то грозит, тебе просто показалось.

— А нет вероятности, что там нечисть какая засела?

— Да какая нечисть? Вся современная нежить, либо по лесам прячется, либо к жизни в городе приспосабливается, а не по заброшкам шастает. А детенышей человеческих трогать так вообще, хлопот не оберёшься. Лет тридцать назад резонансный случай был, одна Яга решила городской жительницей стать, да так, что пробилась в директрисы детского дома, а уж там, всего лишь сожрала парочку особенно отбытых хулиганов, те у малышни, лет трех-четырех, еду отбирали. И что ты думаешь? Такой скандал учинили, Ягу под утилизацию, а Высшие быстренько указ состряпали, мол, за убийство любых человеческих детенышей утилизация на месте. Не, нервы им потрепать немного можно, у нас даже парочка учительниц есть, эссенции мне приносят о-го-го! Вот убийство себе дороже. Да и жалко их все же, они ж как котята. Так что, не накручивай себя. А если там маньяк какой, так за людей мы не в ответе. Они сами для своего вида такие дикости устраивают, нам и не снилось!

— Ну, может там призрак какой неучтенный… — начала я.

— Да какой призрак? — поперхнулся Рем, откашлялся и продолжил. — Ты ещё скажи — инопланетяне! Ну, как маленькая в сказки всякие веришь, ей-богу!

— Слушай, а есть у нас какая-то база? Ну вроде архива, может про дом там что-то найду?

— Конечно есть. Интернет, называется. Ройся там сколько влезет, главное меня не трогай. У меня вообще, служба завтра, мне готовиться нужно.

— Готовиться соблазнять прихожан на грехи?

— Между прочим, — сердито заметил Рем, — я к своей работе серьезно отношусь. И действую на ней только в рамках канона.

— Даже так. — протянула я. — Какой-то ты слишком положительный чёрт.

— На себя посмотри. — буркнул Рем. Правда, вкуснейший Настин пирог быстро вернул его настроение в нужное мне русло.

— Этот пирог та мамаша делала? — спросил Рем.

— Ага. — подтвердила я.

— И шарлотку обещала?

— Обещала.

— Покопайся там, если делать нечего. Может, реально маньяк какой засел, а может, просто закладки там прячут. В любом случае соседство не самое безопасное.

Я подивилась мудрости старшего товарища и ушла к себе в комнату, валяться на кровати и искать информацию. Правда, вскоре пришлось спуститься вниз, после звонка Рема:

— Забери отсюда свое чудовище, — сердито шептал он в трубку, — я из-за него два пальца порезал, пока лимон к чаю шинковал, и кипятком обварился!

— Ага, конечно все из-за Лиха, а не потому что руки не из того места! — возмутилась я, правда, только в своих мыслях, Рема сердить не хотелось.

На кухне я забрала сделанный мне чай с лимоном и Лихач, который спокойно спал на стуле и совсем не догадывался, в каких несчастьях его подозревают. Бедный кот смотрел на меня сердито и обиженно, а я чувствовала себя безумной виноватой за его потревоженный сон, пока не споткнулась на ровном месте. Чай обжег руку, а разбившаяся кружка рассекла запястье. Пока я валялась на ступеньках, краем глаза увидела поднимавшегося по лестнице Лиха, горделиво вилявшего попой.

— Значит, я сам рукожоп и виноват? — хитро прищурив глаза спросил Рем, он подал мне руку, и я поднялась.

— Извини, беру свои слова об… Подожди! Я же тебе ничего не говорила!

— Будешь знать, как обесценивать чужие проблемы! Между прочим, я очень хорошо слышу, что думают обо мне другие!

Рем помог убрать осколки, перевязал мне руку и сделал новую чашку чая. А я, только и думала, что о своей неблагодарности.

Лих царственно лежал на кровати и вилял хвостом. Я подошла к нему:

— Ну извини, я не должна была тебя будить. — кот обиженно отвернулся, сделав вид, что не замечает меня. — Пожалуйста, прости! — я села, наклонилась к Лиху и чмокнула его в носик. Я очень боялась, что после моей наглости он развернется и уйдет, бросив меня насовсем, но кот внимательно посмотрел на меня и подергал усиками.

— Мир? — спросила я.

Лихач мяукнул и залез мне на колени. А я осторожно сказала, гладя его:

— Только, пожалуйста, очень тебя прошу, не доставай Рема, ладно? А то выгонит он нас и куда мы с тобой пойдем?

Лих молчал, но через несколько минут моих поглаживаний сдался и заурчал. Какое-то время я гладила его, а потом сказала:

— Ладно, нужно работать и искать информацию о доме. Я так понимаю, ты же тоже переживаешь за его обитателей?

Лих не ответил, но слез с колен и устроился неподалеку от меня, на кровати. А я принялась шерстить интернет на предмет интересующей меня информации. Наконец, я опустила руки, ничего не найдя, и огорченно уставилась в потолок. Думала-думала, набралась наглости и взяла телефон снова:

— Алло. — бодро ответила Маша.

— Привет, ты не на работе?

— Нет, выходной, отсыпаюсь. А ты чего хотела?

— Дело у меня к тебе. У тебя нет знакомых в соседнем городе? Кого-то из полиции или риелторов?

— А тебе зачем?

Я коротко рассказала ей свою историю, не сильно надеясь на то, что она проникнется ей. Но она прониклась:

— В чуйку твою я ни на каплю не верю, но вот то, что лихо потревожилось… Они существа очень чувствительные, сильные эмпаты, патологически настроенные на распознавание всякой несправедливости. Вот ему я очень даже верю. Есть у меня знакомые в том городке. Вот что, а поехали завтра вместе? Я может тоже что-то учую, а?

— А работа?

— Попрошу сменщицу подменить, она мне должна как колхоз народу.

— Чувствуется, что тебе триста лет. Колхоз уже давно никому ничего не должен. — хмыкнула я.

— Тебе помощь нужна или нет, я не поняла?

— Нужна конечно, это я так, вредничаю.

— Не надо. Я тоже вредничать могу. Только сдерживаюсь. Помнишь присказку про хамов? Не вступать с ними в полемику, они все равно задавят опытом. Так вот, триста лет опыт приличный, так что тоже учись сдерживаться со мной.

— Приму сей совет старой и мудрой женщины к сведению.

— Вот же коза. — беззлобно выругалась Маша. — Давай, до завтра. Адрес в телеге скину.

Утром я потратила минут десять на поиски Лихача, но тот как сквозь землю провалился. Рем ещё спозаранку ушел на службу, а я уже начинала паниковать, как позвонила Маша:

— Между прочим, я сижу и жду тебя. Я это время могла бы провести с гораздо большей пользой.

— Прости, Лихача нигде найти не могу.

— Лихо одноглазое, что ли? И чего ты переживаешь, по своим делам ушел, что ему будет?

— А вдруг он потеряется в чужом городе или обидит кто…

— Лихо? — засмеялась Маша. — Я б на это посмотрела. Короче, хватит дурью маяться и дуй ко мне.

Машка вышла из подъезда в лёгкой курточке и примерно таких же джинсах, как у меня, и в этом облачении мы выглядели с ней как сестры. Она села в машину и сказала:

— Трогай.

Мы ехали в тишине минут пять, и, несмотря на слова Маши, я все равно переживала за кота, и думала, как он там, и что делает без меня.

— Как ты, — спросила наконец Маша, заглядывая мне в глаза, — пока вроде нормальная. Держишься?

— А есть выбор? — хмыкнула я.

— Ну, тебе его при рождении не оставили. — согласила Маша.

— А зачем вообще? Ну, то есть, зачем меня родили? Мертворожденные же воплощение зла и все такое, и смысл им рожать, если после этого их ждет только вечная боль или смерть?

— А люди зачем рожают? Их после рождения детей ждет то же самое, с тем отличием, что боль не вечная.

— Мертворожденные же не люди.

— Конечно нет. Мертворожденные творят зло потому, то питаются им, а люди для чего?

— Интересная логика. — разозлилась я. — Не ты ли сама говорила, что мертворожденные все поголовно твари и ничего хорошего в них нет? Вот я и удивилась, зачем им оно нужно. А ты говоришь, мол на людей посмотри.

— То, что они твари — не их вина. Скоро поймешь какого это, когда неведомая хрень тебя раздирает изнутри, а ты можешь только подкармливать ее, чтобы она не сожрала тебя окончательно. Представь, что тебе в кровь запустили тысячу тараканов и они одновременно выедают тебя изнутри и щекотят своими усиками. А тебе ещё нужно как-то жить и поддерживать баланс, чтобы, с одной стороны, не кидаться на всех подряд, а с другой, чтобы тебя не сожрали окончательно, и ты хоть немного могла оставаться собой. Поэтому, девчонки живут как могут. Кто-то уходит в себя, а большинство просто не справляется и полностью отдается на откуп силе. А у той нет ни моральных ориентиров, ни жалости. Только постоянная злоба и пустота.

— Но с этим можно бороться? Ты же нормальная?

— Я — сильная, но далеко не все такие, и глупо их за это винить. Все равно, что винить в том, что кто-то рождается блондином, а кто-то брюнетом.

— Получается, мне нужно просто ждать? Поломает меня или нет?

— Почему, не только. Все равно нужно бороться со злобой и подавлять ее. Она как пустыня — то хорошее, что отвоюет себе, уже никогда не вернет обратно. Нужно постоянно держать себя в ежовых рукавицах. Это очень сложно, но посмотри на меня? Я за триста лет хоть немного на человека похожа, а есть девчонки, от которых за год ничего не остается. Вот они точно бы рожать не стали. Зачем им, они погрязли в своей злобе, им кроме новой дозы и не нужно ничего. А те, кто как я… Даже не знаю, может надеются, что у них все будет по-другому, хотят просто жить и получать хоть маленькую дозу обычной человеческой радости.

— А они любят? Я думала, мертворожденные любить не могут.

— Это почему? И вообще, что такое любовь? Если ты про ту мистическую любовь, о которой фильмы и книги снимают, в которых миллионеры в простушек влюбляются без памяти, то я в такую вообще не верю и не могу сказать, кто там её чувствует, а кто нет. А если ты про нормальную любовь, которая про привязанность, про терпение, про компромиссы — то, почему мертворожденные не могут так любить? И детей своих они любят так же, как обычные матери, и влюбиться в кого-то вполне могут. Просто любовь, как и любые эмоции, требует большого ресурса. А у большинства мертворожденных его не остается, они как рыбки пираньи, пожрал побыстрее дальше пищу искать. И как можно любить того, кого ты воспринимаешь как колбасу или сосиску?

— А ты, хотела бы? Ребенка и всё такое…

— Нет. — резко ответила Маша, но чуть спокойнее добавила. — Я бы никогда на такое не пошла, и даже не в том дело, что я боли боюсь. На мой взгляд — чудовищно обрекать своего ребёнка на такое существование как у меня… Ладно, давай тему сменим на то-то повеселее, ты почему себе никак нормальную одежду не купишь?

Дальнейшая поездка прошла в отвлеченном разговоре о мелком и разном, и когда мы подъехали к городу, то обе были в весьма благодушном настроении.

— Так, даю инструкцию. — сказала Маша, когда мы подъехали и добротному дому из белого кирпича, возле которого пышным кустами цвели сентябринки. — Зинаида Антоновна бабулька специфическая, ты с ней поспокойнее будь. Никаких шуточек и смешков, поняла? Я, чтобы с ней связь наладить, много сил и времени потратила, и мне этот дипломатический мостик терять неохота, ясненько?

— А кто она?

— В плане сферы деятельности? Пенсионерка.

— А по сути.

— Мертворожденная она.

— Это как?

— Как-как, все как у всех. Умерла, обратилась, живет своей счастливой вечной жизнью.

— Я думала, мертворожденными только молодые могут быть…

— Это в честь чего, фейсконтроль не проходят?

— Получается и дети могут быть мертворожденными?

— Детей, к счастью, немного. У нас на всю область несколько штук всего, а по стране чуть больше сотни. Они при «родителях» живут, те создают семьи на двух-трех человек разного возраста, не больше, потому что утихомирить этих маленьких зверят та ещё задача. Бабульки — тоже отдельная категория, у них свои дома и свои смотрители. К таким как Рем попадают девушки и женщины от шестнадцати и до пятидесяти, в зависимости от внешнего вида на момент окочуривания. Если на вид и по психологическому состоянию совсем ребенок, то и в восемнадцать могут под родительское крылышко запихнуть. И будет она в каком-нибудь институте королевой улья, треплющей мозг преподавателям и однокурсникам. Короче, сугубо индивидуально.

— А бабульки?

— У тех целое раздолье: плодить и создавать очереди, устраивать толкучки в час пик, следить на лавочках за всеми, рассказывая соседке кто бегает к её мужу, пока соседки дома нет. Если дети, шустрые, но не особенно злобные, то эти… Короче, ещё раз говорю, веди себя поприличнее.

— Зинаида Антоновна, — расплылась Маша в улыбке, когда бабулька открыла калитку, — как я рада…

— Ты так скалишься, что мне твои моляры видны. Постеснялась бы. А это что за пигалица? — кивнула бабулька на меня.

— Новенькая, Элька зовут. — ответила Маша, ничуть не обиженная приветствием своей знакомой.

— Элька-Гелька, — передразнила бабулька, — Ну заходите.

Мы прошли в довольно светлый, но очень заставленный дом. Нельзя сказать, что он был грязный, наоборот, но почти на каждом свободном квадратном метре, рядом со стенами, что-то да стояло. И чего там только не было! Коробки из-под техники, какие-то клетки и безмерные килограммы кормов для животных.

— Зачем вам столько корма? — не выдержав спросила я.

Маша скорчила несчастную мину и покрутила мне у виска, бабулька резко развернулась ко мне, всмотрелась и ответила:

— Уж не золото-брильянты прячу, а тебе что? Украсть у меня чего думаешь, присматриваешься?

— Да нет. Я просто животных люблю, поэтому интересно.

— Это правда, она даже лихо одноглазое приручила. — закивала Машка подтверждая мои слова.

— Лихо приручила? — прищурилась Зинаида Антоновна, глядя на Машу. — Ты совсем болезная, али как? Лихо тебе не зверь какой, чтобы приручить, оно поумнее вас, дурех, будет. Это правда? — обратилась она уже ко мне.

— Ну он со мной ходит все время и дается погладить.

— Чудно. — на лице старушки появилось что-то вроде улыбки.

Мы прошли на кухню, а старушка принялась наливать нам суп из стоящей на плите кастрюли.

— Мне не надо. — заикнулась было я, но старушка грозно зыркнула на меня.

— Суп — всему голова. — переиначила бабулька народную мудрость. — Я специально к вашему приходу наварила, ешьте.

Перед нами поставили две тарелки лапшичного супа, салат и по паре кусочков хлеба. Мы принялись есть, а старушка рассуждать.

— Диво это, что лихо к тебе прониклось. Оно существо особенное, я думаю, не зря его высшие до сих пор гонят туда-сюда, боятся. Оно к тебе в каком обличье пришло? — обратилась ко мне бабулька.

— Кота.

— Они часто его принимают. Этих существ на свете немного осталось, я на своем веку лишь парочку встречала, но и с теми не задалась встреча. О них вообще известно немного, я находила записи в которых говорилось, что они раньше главными были и следили за порядком. Часто в кошек обращались, например, в Египте их чтили как богов. А потом к власти пришли конъюнктурщики, и все покатилось по наклонной. А лихо одноглазое, как их у нас на Руси называли, поубивали и почти все знания о них уничтожили, будто и не было их вовсе, лишь крупицы информации оставили, и то переписали. Пустили о них дурную славу, будто они из чувства гадливости вредят и ничего не умеют больше. Наглый поклеп! Кому нужно, чтобы у власти были существа со своими принципами и обостренным чувством справедливости?

— Баб Зин, — фыркнула Машка. — Ты где этого набралась? Рен-тв что ли насмотрелась? Ещё скажи, что они с Нибиру и построили пирамиды.

— Ну, этого я не знаю, а у тебя Машка мировоззрение узкое, как очко у мышки.

Мы с Машкой рассмеялись, а потом она спросила:

— Антоновна, ну мы по делу к тебе, на помощь надеемся. А то Элька уже не спит от беспокойства второй день.

Я кратко поведала бабульке свою историю.

— Я ей говорю, это у нее глюки от стресса… — влезла Машка в мой рассказ.

— Это у тебя глюки, болезная, не лезь, когда взрослые говорят!

— Я тебя на двести лет старше. — хихикнула Машка.

— А ну цыц! Лихо, говоришь, тебя направило?

— Оно самое, да и мне тревожного как-то.

— Твои чувства меня мало волнуют, но… — бабуля замолчала и притихла. — Так, поели и дуйте отсюда.

— А дом?

— Буду узнавать. Ты мне адрес напиши, сама аккуратно подсмотрю, у умных людей поспрашиваю. Идите-идите, скоро дед мой придет.

— Бабуля живет полной жизнью. — фыркнула Машка. — в ее-то годы, а любовника завела.

— А она будет что-то узнавать?

— Баб Зина? Конечно, она вообще очень сентиментальная. Внучков своих помнит, вот и откликнулась сразу, как ты про мелкого сказала.

— Подожди, как это помнит?

— Есть такая фишка, у пожилых новорожденных. Чем длиннее и ярче жизнь, тем сложнее силе человеческие воспоминания подавить. Дети обычно никогда ничего не помнят, к нам, мертворожденным среднего возраста, воспоминания могут приходить обрывками, но целиком никогда. А вот пожилые люди, которые умирают без деменции и прочего, с ними все сложно. Бывали такие, что помнили все как при жизни. От этого им и сложнее, и озлобляются сильнее. Во-первых, осознание того, что вечность ты проведешь дряхлой старухой не вызывает оптимизма, а во-вторых, видеть, как умирают твои дети и внуки… — голос Маши сорвался и она замолчала. Мы сели в машину и поехали, но я, не выдержав своего любопытства спросила:

— А ты помнишь что-то из прошлой жизни? — спросила я.

— Я? Конечно нет, — засмеялась Маша, но, как мне показалось, довольно неестественно, — я же умерла молодой и красивой. Не то, что ты.

Я улыбнулась Маше в ответ, но какой-то червячок начал есть меня изнутри. Похоже, я здесь не единственная со своей тайной.