Вороная. Золотой Мотылек на Серой улице

Нока Соул (2024)

Дополнение магического мира «Пушиночки», представленного с обратной стороны. Главными героями становятся уже не беспризорники, а вполне обычные взрослые звери, которые сталкиваются с Системой Предопределения — глобальной Программой, заменяющей животный естественный отбор в настоящем. В том мире, где бродит множество поговорок о судьбе, рано или поздно должна возникнуть подобная «Судьба», которая предрешит будущее для тех, кто попал в сети. «Вороная» представляет собой нелинейно развивающуюся историю с множеством загадок, начиная от невидимой черты, отделяющей мир Смерти от Неизвестности, и заканчивая жуткими Проводниками, которые когда-то еще вернутся, набрав силы и зализав раны. Уже знакомая волчица Равенна Софтер вступает в борьбу с самой собой и с тем, кто полностью подчинил себе ее разум. Будучи Сильнейшей от природы Аурой, она перемещается между двумя мирами, ломает механизмы лжи и ищет способ стать той, кем она была прежде — обычной фурри, у которой есть немного любви к жизни…

8. Что нужно делать?..

… Вот уже несколько дней оставалось до того дня, когда решится моя дальнейшая судьба, а я чувствовала такую пустоту и такое безразличие с отстраненностью, что вся остальная команда тоже постепенно заразилась от меня опасным отчаянием и медленно погрузилась в него с головой. Я знала, что так не должно быть; знала, что сейчас моим друзьям, как никогда, был нужен сильный лидер… Но я пребывала как раз в том состоянии, когда смертельная тоска уже перемешалась с противоестественным, казалось бы, для данной ситуации умиротворением, с ласковым насилием опуская лапы… Я не смогла оправиться от травмы, что нанесли мне веревочные изверги, убив мою учительницу, мою героиню, фактически прямо у меня на глазах… Я была такой бесполезной в эти дни… Ничто не возвращало меня в эту искаженную Реальность, и я жила в своем же прошлом, по замкнутому кругу просматривая потертую киноленту, изображающую последние секунды жизни Амадины… если бы не я и не моя глупость, овладевшая мной в секундном порыве, то ничего этого не было бы. Я была виновата во всем, что произошло. Виновата в смерти невинных фурри, и эту вину нельзя искупить. Я брала нож, который так и не взялась отмыть, и часто-часто чиркала им по всей лапе: может, хоть физическая боль вернет меня в тот мир, где я должна быть? может, осознание потенциальной опасности этих взаимодействий? Мои капельки крови мешались с запекшейся корочкой алой субстанции на лезвии… Я отбрасывала нож, кидала вещи, приводя свое временное жилище в полное разрушение, позволяла себе слезы… Киллер молчал. Команда пыталась делать хоть что-то, чтобы не пребывать в бездействии, и бессмысленно разрозненно шаталась по всему этому нереальному миру Системы, час от часу все больше теряя последнюю надежду найти Блюбелла и предложить подходящего Четвертого… Я сдавалась. Этот мир умудрился почти полностью сломить меня как живое существо. Я чувствовала тягу Пропасти; она с каждым мгновением все громче звала меня и манила в заветную пустоту, сулящую долгожданный эгоистичный покой и отстраненность от чужих ничтожных, в общем-то, бед… Я сходила с ума… Алани увядала… Лукас тоже метался в какой-то агонии… Мы все умирали… Просто по-разному… Но я же обещала… Обещала всем им… всем нам жизнь… Я не хочу уже ничего… Когда-то же я обходилась лишь тем, что не хотела становиться убийцей для той команды, которая выбрала меня главарем, а сейчас… Я ничего не чувствую, кроме собственной бесполезности; ни о чем не думаю, кроме смутного понимания того, что сделала со мной Судьба, которая так убедительно обещалась на пороге проникновения в мою жизнь; я даже не борюсь с ощущением, что хожу кругами по единственному уцелевшему клочку рваной мертвой земли, в то время как весь остальной мир уже обвалился в Пропасть без дна и прогорел, оставив для меня лишь этот пятачок, что не проживет долго. Все это чересчур тянется, давно пора бы с этим покончить и забыть.

Впервые за долгое время я начала нормально есть. Мои друзья все уже знали обо мне, поэтому ужасно переполошились, разведав о новообретенной моей живой потребности, от которой я раньше имела обыкновение быть отстраненной, как и от своей собственной жизни. И теперь, когда я возвращалась домой, они бегали за мной, как за маленьким фурренком, и с тревогой смотрели, как я поглощаю еду, от которой ранее была готова отказываться более чем на сутки. Мои сокомандники тоже чувствовали, что моя сила воли летит под откос… Вряд ли кто еще видел, и увидит, как я делаю то, что делают все нормальные фурри, которым бывает знакомо чувство голода. Друзья знали, что во мне была эта стальная решимость, которая позволяла мне забыть лечь спать или забыть хоть раз в сутки поесть, но никогда не позволяла остановиться. Благодаря ней я шла напролом через всю боль… до этого момента. А теперь, когда ко мне вернулось что-то живое… После этого я начала спать. Из тех пяти дней, что оставались у нас на тот момент, как эти странные изменения нашли себя в моей жизни, во второй я уже вернулась к тому, что всем нужно хотя бы восемь часов сна. В первый раз я проспала все восемнадцать без пробуждения, пока меня в панике не растолкала Алани.

Весь мир Судьбы уже погрузился в черноту прототипа ночи, и я бы продолжила отсыпать заслуженные неделями бессонницы ночные часы, когда поручения переставали поступать заместо тех, что были выполнены, если бы Уиллоу не вмешалась в мои планы.

— Равенна?! Равенна, ты меня слышишь?! — бледная хаски поймала мой заспанный взгляд, и ее серьезные глаза цвета «медовой обманки» тут же отогнали мою сонливость. — Ответь мне, если слышишь!

Я приняла вертикальное положение и взглядом обежала помещение на предмет аномалий этого измерения, ничего, однако, не обнаружив, кроме такого же встревоженного, как и Уиллоу, Лукаса.

— Что случилось?

— Нам нужно поговорить. — Слегка отодвинувшись от меня, Алани не отвела глаз, а только сконцентрировала все свое внимание на мне. — Расскажи нам. Что происходит?

— В каком смысле? — я попыталась понять, что имеет в виду хаски, но спросонья даже не определила примерное направление ее мыслей.

— Ты можешь поделиться с нами всем, что тебя тревожит. Мы твои друзья, в конце концов. Ты правда можешь нам верить, если у тебя еще остались какие-то сомнения спустя столько времени, — заметил Лин, подключаясь к нашему… не вполне состоявшемуся диалогу.

— О чем вы, я не понимаю? Что-то случилось? Объясните толком.

Лис и хаски переглянулись, и мне на миг показалось, что они очень похожи между собой. Недосып влияет на меня абсолютно непредсказуемо…

— Я о том, что ты вызываешь у меня некоторые подозрения, — осторожно начала Уиллоу. — Не подумай, я доверю тебе и свою жизнь, не в этом смысле! Просто… Мы все остро чувствуем резкие перемены в твоем состоянии… Тебе внезапно потребовался земной отдых? Я, конечно, всеми лапами за сбалансированный распорядок дня, просто…

— Она о том, что ты ешь и спишь, хотя раньше тебе это не было нужно от слова совсем, — прямо сказал Лукас, перебивая ее до того, как с ее стороны начнется очередная лекция о пользе сна и свежего воздуха. — Но она боится обидеть тебя прямым вопросом. Что случилось с тобой?

Что случилось? По правде говоря, я даже себе не могла этого объяснить и не отдавала отчет тому, что со мной творится. Как я могла объяснить, что заставляло меня мучиться каждый час, что я не была при деле?

— Я сама не знаю. Что-то разве поменялось?

Слова теряют смысл еще до того, как я произношу их вслух, надеясь на жалкую вероятность оправдаться и хоть на время отвести от себя затратные тревоги, каких я не стою своим существом. По мере того, как я произношу все эти слова… что-то поднимается в моей груди, подобно огромной волне, которая с такой силой обрушивается на мое «я», что хочется выть, биться на полу, бессмысленно лишь слезы в этой серой Реальности, из которой вытянули все цвета и оттенки, ровно так же лишив ее для меня всякого смысла. И я как-то не нахожу в себе такой необходимый сейчас вой, не могу заставить себя упасть, не могу выдавить ни слезинки… Могу только сорваться с места и побежать, оттолкнув Алани, увернувшись от Лукаса, будто бы я — обиженный на весь мир непонятый фурренок… Тоска и так душит меня не хуже истерики, не дает дышать, путает мысли, опять и опять мешает идеи с эмоциями и чувствами, переходя в замкнутый круг, переворачивая всю Судьбу вот уже в который раз… Сколько это будет продолжаться? Как мне справиться с собой, если во мне еще бьется в своих жалких, как последние произнесенные слова, попытках встать из тины души тот фурренок, какой жил со мной до того, как Лайлакк попыталась покончить с ним раз и навсегда?

Я не знаю себя. Не знаю, что хочу. Не знаю, на что способна. Знаю, что эта тьма никогда не кончится. Я не могу выбраться из этой трясины, которая тянет меня на дно, что едино с Пропастью. Глупо. Очень глупо с моей стороны. И хотя, отдалившись достаточно, я и перехожу на более спокойный шаг, все-таки не нахожу этого маленького фрагмента, который потерялся в моей буре из общего рисунка. И этот самый элемент… Это ведь я сама… в общей картине Зеркала Реальностей. Оно к лучшему, я никому не могу быть нужна по-настоящему. Поздравляю с избавлением…

«Мне нужно успокоиться,» — я останавливаюсь у перил моста и гляжу вниз, быстро принимая решение. — «Я должна найти Блюбелла. Пусть даже и без Киллера и без друзей. Пусть хоть они будут жить, если я слишком слаба и не могу. С меня хватит. Как это на меня не похоже…»

Вопреки всем ожиданиям, я очень быстро вновь обретаю спокойствие, даже будучи преследуемой навязчивыми мыслями, уводящими меня в другую сторону от истинного направления. Наверное, дело всегда в том, что такие навязчивые мысли, доведя меня до действий в действительности, и в прошлом всегда дарили какое-то необъяснимое умиротворение… И когда я уже падаю вниз, придумывая, куда хочу переместиться, в голове внезапно просыпается почти позабытый голос… Но другой, неродной мне. Это не голос моего разума, который я обычно представляю, как свой собственный. Он изменился… будто бы кто-то вдруг взял меня под свое крыло и решил спонтанно помочь…

«Такое уже было. Помнишь?» — со сдержанным дружелюбием интересуется не кто иной, как Киллер вышеупомянутый… много раз.

«В мире много фурри с куда более выраженными отклонениями, чем у меня. Но нравится ли мне всякий раз вновь и вновь убеждаться, что я нормальнее, чем кажусь самой себе и окружающим?..» — думаю я совершенно не по теме, но — неужели! — получаю вполне оправданный разумный ответ.

«Как бы мне ни хотелось признавать это, но… Черт возьми, ты абсолютно права! Держись!»

Я продолжаю лететь вниз, но уже у самой поверхности лавы, что привычно пышет жаром в мордочку, какая-то неведомая сила вдруг резко швыряет меня влево, и вот я вновь продолжаю полет вниз.

«Что это такое было?» — не то с тревогой, не то с притворным «дружеским» раздражением думаю я.

«Ты узнаешь,» — даже по интонации понятно, что Киллер должен бы улыбаться. — «А пока расслабься и смотри…»

Что-то вновь заставляет меня повернуться и переворачивает в полете, после небольшой паузы возобновляя то состояние, которое я уже не могу охарактеризовать ни как падение, ни как полет. Сначала я как будто бы тону в непроглядной темноте, но потом из мрака начинают вырастать завораживающие цветовые облака с легкими летящими очертаниями, наполненными маленькими белыми звездами. На серый мир словно бы выливают несколько банок яркой краски, ведь все свободное пространство вокруг меня внезапно наполняется не только туманностями и галактиками, которые излучают нежный свет всех существующих оттенков, окуная меня в живой ритм существования, но и полярным сиянием, которое переливающейся лентой ложится на Млечный Путь и подсвечивает существующие вокруг меня созвездия изумрудными и бирюзовыми цветами. Кто-то будто бы просто передвинул выключатель и убрал из другого измерения черно-белый фильтр, возвращая всему живое великолепие. И я лечу в бесконечности сих величественных видов, а они живут для одной, разве что, меня. Жаль, что я не могу разделить этот миг с теми, кто уже стал мне ближе обычных знакомых. А как я хотела бы, чтобы пришибленные Числа видели бы над собой именно эту версию небосклона, а не ту, что загружена в Систему.

«Так выглядит мир вокруг тебя,» — подсказывает голос Киллера. — «Не забывай, что ты ведь вместе со всеми находишься на пересечении измерений. Подумай, нужны ли были бы такие точки пересечений, если бы они ни были прекрасны для земного глаза?»

И отчего-то согласна с этим мнением. Жалко, что другие даже не подозревают, что скрывается сразу за металлически серым небом Судьбы… Как бы это знание облегчило и изменило бы прохождение на том основном уровне, если бы все видели над собой эти звезды… Я пролетаю мимо живых огненных светил, мимо небесных тел, скоплений света и энергии и всего, что только ни водится за пределами атмосферы нашей планеты… А вокруг все длятся и длятся прекрасные волны света и цветов, которые окружают меня какими-то вдохновением и свободой, окончательно отстраняя от моего предыдущего унылого состояния, в котором я пребывала все отведенное на личную свободу время… Я была глупа и неосмотрительна, но… Может быть, никогда не поздно исправиться? Может, в этом какой-то знак, что искра пролетела рядом со мною именно тогда, когда я действительно нуждалась в помощи? А может, это все мои неосознанные сновидения и фантазии… Но мне действительно лучше, и я готова вернуться и продолжить с новыми силами. Я — та, кто нужен этой команде. Мы обязательно справимся и выберемся из этой Программы, и тогда все смогут увидеть то, что вижу ныне я…

«Я вижу, тебе помогло это,» — да, Киллер, оказывается, все же умеет улыбаться по-доброму. — «Помнишь, ты всегда верила тому, что видишь, когда сама была фурренком вместе с тем, кто жил в тебе? Теперь это я. Но и теперь же не поздно верить в магию, верно?.. Прислушайся, Равенна. Я все это время с тобой…»

Цвета и оттенки вокруг меня начинают сначала бледнеть, а потом белеть и освещать собой открытое пространство до ослепительного света. Я перестаю куда-либо двигаться и просто зависаю, начиная парить, как в невесомости. Белое пространство не имеет ни одной грани, просто окружая меня сплошным светом, не поддающимся описанию формы. Но мне больше не страшно. Я верю теперь тому голосу, что вел меня в Судьбе. Доверяю Киллеру, который оказался тем, кого я так долго знала и кому всегда верила… Пустота вокруг расширяется, и откуда-то издалека выплывает фигура. Она приближается ко мне до тех пор, пока между нами не остается пара-тройка метров, а потом останавливается. Сколько я ни пытаюсь разглядеть ее, напрягая свое зрение, она не становится четче.

— Ты увидишь меня. Обещаю тебе. Но сейчас… Пока ты еще не готова к тому, — спокойный голос, размеренный темп речи — все это вводит меня в умиротворение, но не то, что я испытывала, будучи ослепленной горем и утратой, а то, какое я испытывала в тот солнечный день, когда пришла на побережье моря, еще не зная угрозы завтрашнего дня, маленькой свободной для самой себя девочкой со своим «душевным» фурренком.

Я понимаю, что так, наверное, должно выглядеть состояние счастья, когда жизнь не посылает на твою долю испытаний, и ты можешь просто любить день, которым живешь, без страха и опаски идя в новый. Я счастлива сейчас. Да, это правда. Киллер протягивает вперед лапу, и я вижу, как белая пустота сворачивается по осколкам, отливающим золотом. Где я уже видела этот блеск?.. Я не по своей воле закрываю глаза, и в этот момент продолжаю падать вниз в темноте, а белые фрагменты светлой пустоты меркнут и исчезают, ускоряя то, что зовется в привычном мне мире падением…