Разговор не состоялся

Олена Притула, 2005

Грустный и трогательный рассказ о жизни старого человека: его горестях, маленьких радостях и непростых отношениях с дочерью.

Шел последний абзац промозглого вечера моей жизни.

Катерина позвала меня сама. Я нахожусь в состоянии ее зависимости и вынужден идти.

Вот дом Кати: прибранная прихожая пахнет лекарствами; за дверью что-то мычит старшая дочь — умственно отсталая Анюта.

В ее комнате играет громкая веселая музыка. Слышно, как грохочут стулья — видимо, Анюта танцует.

Я не спеша прохожу в кухню. Катя там уже суетится, и я вижу, какую силу будет иметь мое одобрение — единственную силу, которую она признает за мной. На столе появляются чай, баранки, зачем-то бутылка «Мартини».

— Зачем спиртное, Катерин?

— Ой, прости, Коля! Я не подумала: заждалась тебя, закрутилась… — и она улыбается так, что жалость уничтожает все мои никчемные назидания.

— Ну все-все, успокойся, — отыскиваю у себя крохотный комочек нежности — расскажи-ка лучше, что там у тебя…

Я зовусь Прохоров Николай Григорьевич. По мнению коллег, я — талантливый ученый, достигший многого. Банальные, ничего не значащие слова…

За свою научную карьеру я открыл закон в области ядерной физики, за что получил дачный участок в кооперативе «Дружба». Но это официальная версия — та, с которой можно ходить в гости и заносчиво выпячивать талант перед коллегами. Истинная же причина появления в моем скарбе шестиста метров земли заключается в том, что я участвовал в разработке Чернобыльской атомной станции, судьба которой известна всем. Моей вины там около четырех процентов, но мне хватает. Так или иначе, дача у меня есть и перейдет она к моим внукам.

Внуков у меня двое: девочка и мальчик, Алина и Андрюша. Алина уже взрослая — красивая, бесстыжая, к тому же курит. Дурной пример заразителен: ее мать, насмотревшись на меня, не выпускает изо рта сигарету вот уже двадцать лет.

Андрюша маленький еще, нет и семи. Шустрый такой, но стеснительный.

Они меня не любят, боятся. Видно, что им в тягость мое общение.

Как-то раз пришел в гости, повидать захотелось. Купил там мандаринов, конфет, орешки: побаловать хотел. Сидим с Алишкой, чай пьем, Андрюша вроде как руки помыть пошел. Вернулся. Встал посреди комнаты и так, по-детски, непосредственно, говорит:

— Дед, а ты уже уходишь?

Алишка, ясное дело, раскричалась, пожурила братца, да только я не остался. Как тут останешься? Ну да что же я сделаю?! Какой есть, такой есть…

Так сложилось, что я — нелюдим. Только этого никто не понимает; всем зачем-то обязательно что-то требовать от меня, выпендриваться. Конечно, бывают моменты, когда хочется к людям: сидеть в шумной компании, смеяться, да и просто тепла. В таких случаях я сочиняю длинные стихи: нечто, напоминающее эпиграммы. Сложно объяснять, но вот, например. Это я для Алишки написал в день ее паспортизации:

Пришел твой день столь желанный,

Порог меж юностью и детством.

Российский паспорт! Ты — гражданка,

И полноправная при этом.

Права тебе сегодня дали,

Конец ознакомительного фрагмента.