Я (убью) люблю тебя, Воскресенский!

Ольга Арунд (2024)

— Куда летим?– Ты — никуда.– Ну, что ты, милый, ближайший год куда ты, туда и я. Волею и деньгами остальных Воскресенских.Он — Есений Воскресенский, гениальный программист, который успешно сбегает от старших братьев и неприятностей из прошлого. У него есть план на пять лет и девушка по переписке, которую он очень хочет найти.Она — Анастасия Полякова, нянька по найму для неугомонного гения. Она кормит его обедами, считает малолеткой и точно знает, кто скрывается под ником WelcomeToTheHell.А ещё они связаны одним прошлым и делом всей жизни. Только ещё не знают об этом…

Глава 11

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Умыться и правда проблема. Вдвойне — потому что косметика на мне стойкая, яркая и размазанная.

Сама едва не пугаюсь, опознав себя в зеркале — удивительно, как Воскресенский смотрел на всё это и не вздрагивал.

Поперёк ванной лежит деревянная доска родом из моих воспоминаний. Подвисаю, но быстро смаргиваю ностальгию и поворачиваюсь к раковине. Вот это… красота.

Вздыхаю.

Нет, думать о бабушке я не буду. Тем более, она мне и не бабушка.

Но как не думать, если уже сутки я не занималась ничем, кроме этого. Думала и лежала, лежала и думала.

Тряхнув головой, проверяю чувствительность руки. Удачно проверяю, от стрельнувшей резкой боли на глазах слёзы. Выдыхаю, со злым смешком стираю капли на щеках.

Чёртов Бес со своей компашкой! Да, расстались мы не очень хорошо. Да, я подтащила из общака приличную сумму. Но не настолько, чтобы все эти годы меня искать и, тем более, стрелять до того, как задать вопросы.

Хотя это могла быть инициатива Пашки, зря я тогда над ним издевалась и динамила. Но кто бы не динамил, если пикаперские замашки тот свистнул из «Бригады», а догадаться, что жизнь несколько отличается от бандитских сериалов, мозгов уже не хватило.

Открываю кран, бездумно сверлю взглядом струю, что с перебоями и шипением льётся в санфаянс.

Прибил бы, а Бесу сказал, что так и было. Попытка к бегству и всё такое. Раз слава о моём характере уже тогда облетела всю группировку.

И по всему выходило, что меткость Воскресенского спасла мне жизнь. Ему тоже, но мне особенно.

Усмехаюсь.

Мой счёт к младшенькому всё растёт и плевать, что он об этом даже не догадывается.

Вода, наконец, становится похожа на тёплую, притом, что кран с холодной я даже не трогала.

Окей, как теперь убрать волосы в хвост?

С трудом и тихим матом правой рукой кое-как держу волосы, пока левой пытаюсь хоть как-то забрать их наверх. Устаю, отступаю и сажусь на край ванны.

Уговорили. Пусть придёт герой и спасёт меня.

Но по закону подлости гений не торопится. Позвать? Да щас же! Пусть потом страдает от моей бледной физиономии. Тем более, на контрасте со снятыми румянами она и правда не фонтан.

— Долбанный случай! Гадская косметика! Да чтобы я ещё раз… лучше сдохнуть!

Потому что любая знает, насколько хреново оттирать ультрастойкую тушь. Моя взялась только с третьего раза. Порадовала, блин, пандой в отражении. Но если китайская панда добрая и милая, то русская — с налитыми кровью глазами и ненавидящая жизнь в целом.

— Р-р!

В десятый раз наливаю смывалку на ватный диск и кое-как возвращаю себя к нормальному виду. Кто бы мог подумать, что без одной руки настолько плохо!

Выдыхаю, выпрямляюсь. Встречаюсь взглядом с Воскресенским.

— Что? — хмуро.

Но тот не реагирует, тот залипает. И это оказывается чертовски приятно для либидо, что в момент очухивается под блуждающим взглядом. И оно же не даёт нарушить момент очередной колкостью. А мне жарко! И душно, и враз натирает… да везде!

Пока невозмутимый Есений стоит, привалившись плечом к косяку двери, и разглядывает. А я физически чувствую, как его взгляд скользит от моего лба, по линии бровей и к носу. Ниже, обрисовывает пухлость губ, чертит по резкой линии подбородка, касается шеи…

Да твою же! Приди уже в себя, иначе…

Иначе кранты. Потому что из меня уже вырывается горячий вздох, а он… он всё ещё виснет. Но вот неожиданно мужской, чертовски тяжёлый взгляд напарывается на кружево, под которым я вся уже в боевой готовности. Настолько, что пропорола бы бюстье, будь это возможно.

И Есений вдруг приходит в себя. Веки закрываются, а в следующий миг являют адекватного, только недовольного гения.

— Помочь?

Хриплый голос отдаётся вибрацией в теле, приходится прикусить губу. И именно это привлекает внимание.

Бракованный Windows!

— Помоги, — собственно, мой голос недалеко ушёл.

Про мозг молчу, раз уж не смогла противиться плохой, ОЧЕНЬ плохой идее. И простреленная рука не спасёт, есть много поз…

Да твою же!

Едва слышно шиплю матом.

— Что? — полностью очухивается гений и подскакивает ко мне.

Хотя какие прыжки в этих трёх метрах! Его полшага, и вот мы стоим фактически прилипнув друг к другу. Воскресенский обеспокоенно, а я… мне срочно нужно принимать хоть какие-то меры. Или душ.

— Всё нормально… — «милый» встаёт поперёк горла. — Я сама.

— Тебя ранили из-за меня, — упрямо дёрнув подбородком, гений роет нам могилы.

Потому что не знаю, как он, а я отчётливо ощущаю свежий, с нотами сладости и чего-то восточного, аромат.

— Допустим. Но это не значит, что…

Затыкаюсь на вдохе. А кто бы не, если малолетка, которого только что считали хлюпиком, в два удара сердца ставит меня в ванну. И ни разу при этом не задыхается. А если взять за факт, что моя грудь весит как половина его, то выйдет, что гения я недооценила.

Убийственнее только то, что он залезает в ванну следом за мной.

— Обойдусь. Без. Помощи.

Да потому что мыться с ним это как бы за гранью. Особенно в свете недавних открытий.

— Не обойдёшься, — невозмутимо. — Хотя подожди…

Воскресенский выпрыгивает обратно, но даже выдохнуть с облегчением не успеваю. Гений возвращается, да не один, а с мусорным пакетом в руках.

— Это что? — поднимаю бровь.

— Защита от воды, — словно само собой разумеющееся.

Интересно, а от меня у него защита есть?

— Зачем?

Но строить из себя прежнюю няньку, стоя в одном белье на крохотном пространстве чугунной ванны — проблема.

— Милый, — всё-таки с шипением, — а скажи-ка мне, что ты собрался делать?

— А ты угадай, — фыркает он и одним движением стягивает с себя футболку.

Долбаный ты… Воскресенский! Потому что после этого он невозмутимо стаскивает джинсы, оставшись в одних боксёрах. Хотя, вообще-то, мог снять и их, раз у нас такой интим.

— Ты рехнулся, идио…

Шорох, скотч, пакет. Вместо достойного ответа стою и хлопаю глазами, глядя, как профессионально он обматывает и заклеивает простреленную руку. А потом аккуратно приподнимает её на стену, выше моей головы.

— Так точно не навредим, — поясняет Воскресенский.

И пока я прикидываюсь рыбой — бессмысленно таращу глаза и открываю рот, гений прижимает меня к стене своим телом. Классным, кстати, так что всё моё в восторге и требует продолжения. Один лишь мозг — объяснений, но он в явном меньшинстве.

— Вос-скресенский! — выдыхаю, на время забыв про руку.

Всем телом чувствую широкую грудь, подкачанный живот, предвкушаю сильные руки, что опираются по обе стороны от моей головы. И закидываю голову, чтобы поймать взгляд этого… уже не знаю кого.

— А теперь главное веселье, — заявляет малость поплывший гений.

А я… я пищу и визжу от потока холодной воды, что извергается мне на голову.

Конец ознакомительного фрагмента.