Без тепла. Повесть

Ольга Барсукова

Мы бережно храним в памяти воспоминания детства, юности, помним дорогих нам людей. Но если мы не запишем их, они исчезнут вместе с нашим уходом.В повести я поделилась историями из детства, которые рассказала мне мама, и использовала её дневники. Там все её подростковые переживания, значимые события и мечты.Я начала искать ответ на вопрос: почему не сбываются мечты человека, разбиваются его благие намерения?Ответ я нашла. Продолжение в книге «Москва в дыму. 2010-й».

Глава 6. Свои и чужие

Мать и не догадывалась, что время, проведённое с бабушкой, испортит дочку, пагубно повлияет на всю её жизнь. Один случай был доказательством.

Обычно бабушка одна ходила на барахолку, но Ольгу оставить было не с кем, и она повела её с собой. Выход за ворота дома был радостным событием для девочки, новым миром, с которым надо было познакомиться, рассмотреть, узнать и принять.

А барахолка в этом отношении была центром круговорота людей, вещей, красок, запахов и звуков.

Пройдя через несколько улиц, они оказались в шумной бурлящей толпе. Ольга растерялась: она никогда не видела так много людей, не слышала одновременно крики десятков людей, предлагающих свои товары. Обычно девочка улыбалась каждому встречному, тянула для рукопожатия пухлую ручку и дружелюбно говорила «дратути».

Ольге 2, 4 года

Бабушка шла быстро и Ольга не успевала здороваться с людьми, как учила мама. Она пыталась улыбаться всем, ища ответной улыбки, но люди быстро проходили мимо. Ей хотелось остановиться у каждого прилавка и рассмотреть эти интересные вещицы, разложенные пёстрыми кучами.

Только один раз Ольге удалось протянуть руку незнакомой женщине и улыбнуться.

Бабушка одёрнула её:

— Ты что? Быстро иди!

Женщина удивлённо посмотрела на бабушку.

— Идём, идём, — потащила она Ольгу, — с чужими здороваться нельзя.

— Тему?

— Чужие! Не наши!

Эти слова воздействовали на Ольгу как ушат холодной воды. Она оглянулась вокруг:

— Все не наши?

— ВСЕ!

«Чужие» «враждебные» люди сновали туда-сюда. Во взгляде Ольги проскользнули недоверие и неприязнь. Бабушка это заметила:

— Вот и хорошо. Никому не говори, как тебя зовут, где ты живёшь.

— Все чузые, — повторила девочка.

Она верила бабушке, ведь она была взрослая и всё знала. Все домочадцы слушались её и верили её словам.

Бабушка, не замечая растерянности внучки, тащила её вперед, привычными шагами пробиралась сквозь людской поток, кивая на ходу знакомым.

Она хотела купить платье для Лоры, которая этой весной заканчивала школу. Вдоль дальнего забора на длинных верёвках болтались на лёгком ветерочке разноцветные платья. Бабушка остановилась, стала рассматривать, щупать их, спрашивать у торговок цену. Ольга с восторгом рассматривала буйство красок и цветов. Наконец, два раза обойдя все ряды, бабушка в раздумье остановилась и задумчиво сказала:

— Вот, всё обошли. Что же купить?

— Этя! — ткнула Ольга пальцем в светло-зелёное шёлковое платье с маленькими розовыми розочками.

Бабушка с удивлением взглянула на неё:

— Что? Нравится тебе? А Лоре понравится?

— Этя!

Бабушка пощупала ткать платья: натуральный шёлк из Китая. Коконы шелкопряда распутывают, собирают нити-паутинки одну нить, ткут ткать. Лучше её нет в мире.

— Ну, ладно. Размер, вроде, подходящий. Возьмём.

Торговка сняла платье с верёвки, свернула в рулон, подала бабушке:

— Сносу не будет. Девочка — умница, сразу товар оценила! Хороша! Может, и ей платьице подобрать?

— Да, много у неё платьев. Мать шьёт! Спасибо.

Бабушка положила платье в холщёвую сумку и повела девочку сквозь толпу обратно. По дороге прикупила масла в бутылке, сахара в кусках и баранки на верёвочке.

Ольга уже освоилась и с удовольствием рассматривала незнакомых людей. Ей хотелось со всеми поздороваться, всем улыбнуться, но бабушка быстро тащила её вдоль рядов, стараясь поскорее выйти за ворота, так как очень не любила находиться в толпе среди гама и шума.

За воротами она замедлила шаг:

— Ну всё. Пойдем потише. Устала?

Ольга была тихая и грустная.

— Угомонилась наконец, — радостно подумала бабушка.

Вечером мать не узнала дочь: она была невесёлая, задумчивая.

Бабушка с гордостью рассказала, как Ольга помогла ей выбрать на барахолке платье для Лоры, как оно подошло ей по размеру и очень понравилось. Обычно сдержанная и скромная Лора бросилась матери на шею, а Ольгу закружила по комнате, радостно смеясь и хваля её:

— Умница ты наша, Ангелочек светлый!

Но мать заметила что-то неладное.

— Мама, как Ольга себя чувствует? Не заболела?

— Нет, всё хорошо. Устала на барахолке в толчее.

— Может, не надо было её туда водить-то?

— Ну, дела у меня. Лорке вот платье надо было купить. Куда мне Ольгу деть-то? Да, ничего, отдохнёт, поспит, всё пройдёт.

Ольга еле дождалась, пока мать дочитает ей любимую сказку на ночь, свернулась калачиком и отвернулась к стене. Она не смогла бы рассказать матери, что в её сознании произошла странная пугающая подмена. Мир вокруг неё оставался таким, как прежде, а вот её отношение к нему поменялось на противоположное. Теперь он казался ей чужим и враждебным!

На следующий день мать заметила странное поведение дочки, когда они шли по улице в сельпо. Мать вежливо и дружелюбно здоровалась со всеми встречными соседями, а Ольга опускала глаза, сжималась, жалась к матери и старалась побыстрее пройти мимо человека.

— Олечка, надо с соседями здороваться! — напомнила Нина.

— Нет, они чузые! — буркнула девочка.

— Кто чужие? Я их с детства знаю!

— Они не наши!

— Не понимаю! Со всеми надо здороваться!

— Нет! Чузые!

Так мать ничего не смогла объяснить дочери, а с этого момента радостная и беззаботная Ольга «исчезла». Иногда она веселилась, резвилась, но проскальзывала скрытая закрепощённость, как бы смех сквозь слёзы. Мать не знала, что бабушкина «наука» открыла дверь духам недоверия, которые своей тьмой заслонили от неё радостный цветущий мир, отгородили от открытого радостного общения на долгие 30 лет.

Вот это была первая реальная трагедия для Ольги!

Хмурая и злая старуха действовала на Ольгу подавляюще. В её присутствии она переставала прыгать и веселиться, как обычно, тихо играла у своего ящика с игрушками, сидя на лоскутном одеялке на полу, не шумела и не пела. Больше тянулась к Лоре, которая училась в восьмом классе у по утрам уходила в школу. Она пугалась бабкиных окриков и сердитого голоса.

Мать работала бухгалтером в Центральном сбербанке в центре Читы, и пока она добиралась домой на окраину пешком, если не было автобуса, наступал поздний вечер.

Как-то вечером она увидела Ольгу слабой и больной, лежащей неподвижно на кровати.

— Простудилась наверное, — констатировала бабушка. — В русской печке бы попарить.

— Подождите, мама, сейчас посмотрю.

Нина осмотрела дочь.

— Ну, точно, ангина!

Заболевание привязалось к Ольге давно, когда она была пышной розовенькой восьмимесячной пампушкой.

— Ой, какая хорошенькая! — часто говорила соседка, забегая в комнату Нины то за солью, то за заваркой, а то ещё за чем-нибудь. — Можно я её подержу?

Она брала Ольгу на руки, целовала в пухлые щёчки и губки, весело смеялась и сюсюкала с ней.

Через месяц поднялась высокая температура, покраснели и наполнились гноем миндалины, и врач определил ангину. Нина елё-еле выходила больную дочку. Она смазывала ей горло ваткой со стрептоцидом. Ольга вертелась, но терпела. Несколько ночей Нина не спала, сидела у кроватки мечущейся в жару дочки. Когда ей стало лучше, она встретила соседку и рассказала, как Ольга тяжело перенесла ангину.

— Ничего страшного, — сказала та, — У меня ангина всю жизнь! Как-то живу!

Мать ничего не ответила ей, только с горечью подумала, что так бездумно отдала ребёнка в руки больной полу-знакомой женщины, которая на всю жизнь искалечила её дочь.

С того времени Нина стала закрывать дверь в комнату на крючок, и больше никогда не давала Ольгу на руки соседям. Сама она стала замкнутой и подозрительной. От весёлой и общительной Нины не осталось почти ничего.

Болезнь тоже сыграла свою роль: Ольга немного похудела и перестала «сиять».

Мать переживала за здоровье дочки, и купая в ванночке, поливая из ковша её худенькое тельце чистой водой, говорила:

— С гуся вода, а с Олечки вся худоба!

В этот раз Ольга выздоравливала тяжелее: высокая температура, озноб, боль при глотании долго не проходили.

— Ангина. Опять! Проклятие какое-то!

Нина заплакала. Ей так было жаль дочку: видно было, как ей плохо.

— Подожди, не плачь. Слезами горю не поможешь. Заговор знаю. Сейчас проведу, болезнь и пройдёт.

Бабушка полезла за икону, достала бутылочку со «святой» водой, налила в гранёный стакан, села и зашептала слова заговора над водой. Потом она достала из коробка спички. Нина не понимала слов, только слышала их урывками:

— Беду отведи,… тебе отдам…,

сила твоя…, дитя тебе…, судьба…

Бабка зажгла свечку. Сера быстро вспыхнула, задымила. Она бросила спичку в воду и та… утонула! Бабка зажгла три спички, и все они легли на дно.

Нина очень сильно удивилась, но расспрашивать побоялась.

— Видишь, сильной будет, — сказала бабка, — Сильнее дерева, сильнее воды, как металл! Видишь, спички утонули? Это сила к ней пришла!

Иди, выплесни воду во двор!

Нина взяла стакан, вышла через сени во двор, выплеснула воду на землю. Над домом висела полная луна, огромная, темно-жёлтая.

Как мало они понимали в то время! Никто не смог бы объяснить им тогда, что через бабкино колдовство придёт к Ольге сила тьмы, которая будет управлять ею. По сути, она сама и отдала внучку в руки тёмных сил, дьявола и его бесов.

Маленький и светлый Ангелочек внутри оказался запертым в «тёмной комнатушке» её души, «без окон», без возможности помочь или успокоить девочку, так как отныне голос одного тёмного духа она только и будет слышать: духа отвержения. Голосок же её Ангела настолько тих, что услышать его будет невозможно! Сколько же лет предстояло ему там томиться в ожидании освобождения?