Самой не верится

Ольга Безденежных (2024)

Перед читателем детские, юношеские годы, первая любовь, радости, разочарования и потери Анны Михайловой; странные, даже необыкновенные, случаи из жизни членов семьи этой женщины. Анна Андреевна уже бабушка, но ещё молода душой, активна. После смерти супруга она посвящает всё своё время воспитанию внука Владика, помогает семье дочери по хозяйству. Неожиданная любовь меняет привычный жизненный уклад Анны. Избранник героини — писатель, которому она понемногу рассказывает о своём прошлом. Анне Андреевне самой не верится, что из нехитрых историй, которыми она делилась с Егором Андреевичем, получилась целая книга из двух частей: «Красивая Фрекен Бок» — о судьбах разных людей, порой странно переплетающихся, но неизменно имеющих отношение к семье главной героини, «Про Владика» — рассказы из жизни внука Анны Андреевны, которые с удовольствием прочитают как сами дети, так и взрослые, заскучавшие по детству. Семья — главное, что ценит главная героиня и все герои книги.

Личный писатель

Когда в первый раз Егор Андреич принёс один из блокнотов, которых у него было штук сто по всем углам и столам, я непонимающе уставилась на него. А он запросто предложил:

— Ну, давай, расскажи чего-нибудь про Владика, а я напишу рассказ.

— Ой, — отмахнулась я, — какой там рассказ? Я же не записывала за ним.

— Просто расскажи случай. Хотя бы пару предложений, — настаивал Егор Андреич.

Я задумалась, а потом вспомнила, как Владик скормил бездомному коту огромный кусок палтуса, привезённого его родителями друзьям в качестве гостинца.

Егор Андреич терпеливо ждал, даже карандашом не постукивал:

— Тебе выпала удача, у тебя есть личный писатель. Всё стирается, превращается в пыль, а…

Я перебила его:

–…что написано пером, не вырубишь топором.

— Вот именно, — обрадовался он.

Я пересказала всё, что помнила:

— Однажды Владик с родителями поехал в село к знакомым семьи. Пока папа с мамой сидели за столом в качестве гостей, он вышел во двор, увидел на улице кота, который показался ему голодным, и решил его накормить. Он зашёл в дом, открыл холодильник, увидел кусок рыбы и скормил всё коту. А это было полтора килограмма палтуса горячего копчения. Его Ленка с Ромой привезли в качестве гостинца.

Егор Андреич что-то записал в блокнот, улыбнулся и пообещал, что к утру напишет историю. И что вы думаете, и вправду утром меня ждал рассказ «Куда уплыл палтус?».

Я хохотала, перечитывала. Словно Владик оказался рядом.

Из числа реальных событий в рассказе было только то, что я рассказала, остальное — художественное воображение, но каким оно было гармоничным и читалось правдоподобно! Словно Егор Андреич тоже был там и всё видел.

Я с любовью смотрела на экран планшета, потому что там было написано про любимых мной людей.

Егор Андреич спросил:

— Ну, что, написать книжку про Владика?

Я закивала, вытирая набежавшие вдруг слёзы:

— Боже, какое у тебя замечательное художественное воображение! Какой ты талантливый!

Тут я замолчала, потому что вспомнила ещё один случай:

— Знаешь, а ведь есть ещё одна история, как раз про художественное воображение.

И я, тщательно припоминая детали, стала рассказывать, как моя школьная подруга Любочка учила Владика развивать художественное воображение. Попутно я рассказала и про саму Любочку. О ней Егор Андреич сделал отдельные заметки.

Потом я спохватилась:

— Егор Андреич, мы ж ещё не завтракали, я тебя загрузила своими прибаутками.

Егор Андреич успокоил:

— Я прошу тебя запомнить раз и навсегда, что я твой личный писатель. Ты можешь даже среди ночи меня разбудить и рассказывать свои истории.

— Ещё чего, — хмыкнула я.

Но он перебил меня:

— Ты даже не представляешь, как мне нравится писать. Вот даже сейчас для меня важнее написать истории, которые ты вспомнила, чем всё остальное.

— А завтрак? — обескуражено спросила я.

— Вначале было слово, — поднял палец вверх мой любимый человек.

Я вздохнула и принялась заправлять постель, а Егор Андреич ушёл в кабинет.

Мне такое отношение к завтраку было непривычно. Много лет, да что там лет, всю жизнь я жила с девизом «С утра поел — потом всё остальное». Нас с Валерой даже перед тем, как отвести в детсад, кормили. Мама говорила:

— А вдруг в садике каша пригорела, все голодными будут. На всякий случай покушайте дома.

Я послушно съедала завтрак, заботливо приготовленный мамой, и шла в садик «наетая и напитая», как любила говорить. В садике я тоже всё съедала. Гляжу на свои детские фотографии, с которых улыбается пухлощёкая «Фрося», и понимаю, откуда эти ямочки и нос-пуговка.

Выйдя замуж и начав самостоятельную жизнь, я также трепетно продолжала относиться к процедуре завтрака. Витя мой был человеком абсолютно не творческим, и единственное, что мог по этому направлению — прочитать стихи с поздравительной открытки. И то делал это, смущаясь и коверкая напечатанный текст. Цитируя Виктора, скажу, что для него «завтрак был первичен». Поэтому я очень расстроилась, что Егор Андреич расставил приоритеты не в пользу завтрака.

Я тоже решила не спешить, сначала приняла душ, затем уложила чёлку, нарисовала на веках стрелки чёрной подводкой и вышла в сад.

Из окна внезапно выглянул Егор Андреич:

— Иду в столовую.

За столом он поведал мне о том, что просто ему потребовалось время, чтобы сделать набросок сюжета. Пока он слушал меня, в голову пришло несколько мыслей, которые он записал. Егор Андреевич предложил про Любочку тоже написать рассказ.

Я удивлённо распахнула глаза:

— Это я должна у неё спросить. Разрешение, в смысле.

— Спроси, — просто сказал Егор Андреич, откусывая большой кусок от бутерброда.

Надо сказать, что я никогда не поощряла разговоры за едой. У нас за столом было правило «Когда я ем, я глух и нем». И только за чаем можно было поговорить.

Егор Андреич со смехом выслушал про молчание за едой и ответил так:

— Я же лопну, деточка.

Он поднял брови, потряс головой в знак того, что в шоке от некоторых моих предложений:

— Аннушка (только ему я разрешила так себя называть), ты пойми, я писатель. Я думаю, пишу, говорю, и это моя сущность. Я люблю говорить и буду говорить, хоть ты мне рот заклей. Это совсем не значит, что я плевал на твои правила. Просто обещать того, чего не сумеешь сделать, глупо. У нас, у каждого, свои привычки, устои. Но сейчас, когда мы стали жить вместе, нужно чем-то поступиться, что-то в себе изменить. Давай не будем пытаться изменить друг друга. Не такая уж она длинная, жизнь.

Он резко замолчал. Он всегда замолкает, когда в разговоре упоминаются слова «жизнь» и «смерть». Потерявший в одночасье семью, он пережил ад первых минут, часов, дней и лет. Едва не оставшись без ноги, всё же сумел найти в себе силы учиться ходить, превозмогая боль. Перенёс четыре операции. Продал всё, что напоминало о любимых сыновьях и жене, уехал в Калининград. В неизвестность. Писал, писал. Не всегда хорошо. Несколько рукописей не были опубликованы, но он не сдавался.

Мог бы, конечно, в соцсетях создать себе «Оазис успеха». Это где счастливые фотки, оптимистичные посты, только позитив. Врать, короче. Но не стал этого делать. Обещал мне неоднократно, что расскажет о своей семье, о жене, имевшей неземное имя Аэлита. Но пока не рассказал.

Зато вот теперь назвался моим личным писателем. Попробую вспоминать побольше. Только как это — «пробовать»? Как я поняла, одно воспоминание цепляет другое. Я просто буду рассказывать. Сейчас, вспомнив столько всего за одно мгновение, я с любовью посмотрела на Егора Андреича:

— Если я Владика привезу на лето, ты не будешь возражать?

Он аж поперхнулся:

— Это же твой дом, во-первых, а во-вторых… Нет, не так: во-первых, не буду ни за что я возражать, а буду очень даже рад. А во — вторых, дом-то твой.

Он отпил глоток кофе, поморщился:

— Остыл.

Отставил малюсенькую чашечку, сложил руки домиком:

— Аннушка, я твой личный писатель, имею право на всякие фантазии, придумки, так?

Я, не понимая, к чему он клонит, кивнула.

— Аннушка, выходи за меня замуж.

Увидев, как я встрепенулась, он добавил:

— Я понимаю, что дом ты планировала продать, деньги нужны детям. У меня деньги есть. Бери, отдай детям, сколько нужно, а мы будем тут жить. На весь дом, конечно, не хватит, но на половину точно есть.

Я была в растерянности и сидела как истукан:

— Ты серьёзно?

— Да, — он вроде как смутился. — Я так боялся тебе это предложить. Я ведь знаю, как ты любишь Москву, как хочешь жить там.

После этих слов я не могла смолчать:

— Да, жить я хотела бы в Москве.

Он понуро опустил плечи и вздохнул:

— Итак, что в итоге?

Я поднялась, обошла большой стол, в центре которого стояла приземистая ваза с букетом, села на стул, что стоял рядом с ним:

— Егор Андреич, я тебя люблю. Мне нравится твоё предложение, но я подумаю, можно?

Он вскочил со стула, встал передо мной на одно колено:

— Выйдешь за меня?

Я улыбнулась:

— Выйду, любимый. А про остальное подумаю.

Он уже ходил без трости, но всё же пока не очень быстро. А тут прямо побежал в кабинет, принёс оттуда коробочку из розового бархата:

— Это подарок в честь помолвки.

Я раскрыла коробочку и хмыкнула, потому что там ничего не было.

— А я-то подумала, что ты серьёзно подготовился.

Он удивленно заглянул в футляр от исчезнувшей драгоценности:

— Ну вот, как теперь жениться?

Я продолжала молчать, так как оказалась в неловком положении.

Но тут новоиспечённый жених вынул руку из кармана шёлковой пижамы, которую с утра ещё не снимал. На раскрытой ладони блеснуло золото.

Закрыть глаза он не предложил, как обычно это делают в фильмах.

Держа за застёжку, протянул мне тонкую цепочку с подвеской.

На мою ладонь легла золотая книжечка, на раскрытых страницах которой слева было выгравировано «Егор», справа — «Анна».

На секунду я выпала из действительности, меня словно окатили ледяной водой, смыв все мои прожитые годы. Я будто снова стала молодой.

Я взяла эту книжечку, висевшую на изящном золотом «ушке», перевернула и увидела цифры. Это была сегодняшняя дата.

Ничего не понимая, уставилась на него:

— Как это?

Егор Андреич, надевая цепочку мне на шею, пояснил:

— Теперь у тебя есть доказательство владения личным писателем.

Я повторила вопрос, но иначе:

— Дата. Как ты узнал?

Егор Андреич поднял глаза к потолку:

— Я не просто писатель, я ж ещё и волшебник.

Потом, конечно, он рассказал мне, что книжечку изготовил сразу, как только понял, что влюбился. Сделать предложение долго не решался. Вчера зашёл к ювелиру, благо мастерская находилась в пяти минутах от дома, заказал гравировку. После этого не осталось возможности отложить вопрос.

Такой вот он, Егор Андреич, мой личный писатель.