ИнтернатовскаЯ. Повесть

Ольга Брюс

Изгнанная из семьи собственной матерью, она смогла встать на ноги и доказать свою значимость и силу. Правда, ненадолго. Гордыня, зависть и самовлюблённость опустили её даже не на землю, а на дно самой глубокой ямы под названием «самопожертвование ради ребёнка». Бесконечные истязания хрупкой души привели женщину к отчаянному шагу – шанс остаться на улице. Кто поможет беззащитной женщине, и чем сердце успокоится?История основана на реальных событиях. Все имена изменены. Все совпадения случайны. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 9

Прошло пять лет.

За это время Катя повзрослела и многое поняла: на самом деле мама желала только добра своим детям. Вдоволь насмотревшись, как Ирина устаёт после работы, с хозяйством и воспитанием своих отпрысков, Катюша решила никогда не осуждать мать. Многие живут подобным образом в Починке, отдаваясь полностью труду и не уделяя должного внимания своим детям. Трудности закаляют, дают повод лишний раз подумать и обрести цель, чтобы крепко встать на ноги и не знать голода и лишений.

— Машка приехала! — заметив из окна сестру, Катя выбежала на улицу. — Ма-аша-а!

— Тише, раздавишь, — улыбаясь, Маша обняла Катю. — А ты за последний год ни капельки не изменилась.

— Ты тоже, — шепнула на ухо девушка и прижалась ещё сильнее. — Красивая какая.

— Нравится? — Маша отпрянула от Кати и взялась за подол цветастого платья. — Сама сшила.

— Ну ты и мастерица! Умница, — похвалила сестрёнку Катюша. — Я тоже научусь, — почувствовав, как кто-то схватил за ноги, обернулась. — Ой, Валечка! Напугала.

Подняв на руки темноволосую девчонку, потрепала её за щёчку и сказала:

— Видела, как Валя подросла?

— Ага, — не обращая внимание на младшую сестру, Маша подняла чемодан и вошла в дом.

Катя немного оторопела. Устала, наверное, поэтому ведёт себя отстранённо. Ну, ничего, сейчас отдохнёт и снова-здорово: на речку и… и с Гришей на свиданки.

— А где все? — не поворачивая головы, спросила Маша.

— Мамка с отцом на работе, а Егор и Федя помогают в колхозе, — отпустив ребёнка, Катя присела на табурет. — Ты голодная?

— А есть жареная картошка? — улыбнулась Маша, разглядывая новые занавески на окнах.

— Конечно, есть! — Катя включила керогаз. — Сейчас подогрею.

Маша жуть как любила жареный картофель с луком. Ничего не надо, даже конфет, подавай картошку, и всё тут.

— С каких это пор Егор таким работягой стал? — занырнув в горницу, Маша решила проверить, что изменилось за год в родном доме.

— Да давно уже… — помешивая поджарки, отвечала Катя. — Он и папке помогает в сарае и…

— Папке, — с ехидством повторила Маша, выглянув из-за штор, разделяющих комнату от кухни. — Помню-помню, как я им восхищалась, письма писала… А в ответ — тишина.

— Маш, — отключив керогаз, Катя взяла тарелку. — Зачем ты так? Он ведь и правда писал, я сама видела.

— Значит, не отправлял, — утверждала девушка. — Одна видимость отцовской любви. Всё с ним ясно.

Поставив на стол полную тарелку жареной картошки, Катя позвала сестру ужинать. Маша уселась за стол, ещё раз осмотрела кухню и вздохнула.

— М-да, хоть бы ремонт сделали, — взяла вилку и, переведя взгляд на чемодан, крикнула. — Не лезь! Тебе кто разрешил?

Маленькая Валюша отпрыгнула в сторону в тот момент, когда чемодан раскрылся, и несколько вещей упали на пол.

— Напугала ребёнка, — сложив одежду на место, Катя обняла девочку. — Ты чего так кричишь?

— Что за привычка совать свой нос куда ни попадя? — положив в рот вкуснющие жареные брусочки, Маша закатила глаза. — Каждый день бы её ела.

— Какая-то ты злая стала, — Катя, пожалев ребёнка, усадила девочку за стол. — Будешь молоко пить?

— Буду, — обиженно взглянув на Машу, Валя застучала снизу по столешнице.

— Ты можешь хоть минутку посидеть спокойно? — занервничала Маша. — Только приехала, уже обратно хочется!

— Хватит тебе, — Катя налила молока в кружку из крынки. — Я всё спросить хотела, ты почему зимой не приезжала?

— А зачем? — пережёвывая пищу, спросила Маша. — Чтобы ещё раз услышать от матери: «Сидела б ты в интернате, чего сюда таскаешься?» Приехала пару раз, с меня хватит.

— Это она не подумавши сказала — выгораживала маму Катя. — Ты же сама видела, как она ангиной болела. Боялась, что и тебя заразит.

— Ой, да ну! — стукнув пальцами по столу, Маша отодвинула тарелку. — Наелась. Спасибо.

Приподнявшись, поправила поясок на талии, взялась за чемодан и громко объявила:

— Я сейчас ухожу. Буду поздно.

— К Грише?

— Какая разница? К Вере с Нинкой, — вильнув бёдрами, скрылась за шторой. — Матери скажи, что ночевать буду на сеновале. Сейчас тепло и дождей нет.

— Хорошо, — наблюдая, как Валя с удовольствием потребляет молоко, Катя вдруг вспомнила. — А ты куда после интерната? Сюда, в деревню?

— Ага, сейчас, — зажав зубами шпильки, Маша закручивала волосы на затылке. — Есть шанс попасть на завод ученицей. А там и получу квартиру, статус и уважение.

— А институт?

— Сдался мне ваш институт. Я и без институтов удачно устроюсь. Терять пять лет за книжками? Нет уж, дудки. Сами пыхтите. Я и так начальником стану. Это уж точно.

— А нам Агриппина Марковна говорила, что без высшего образования не попасть в руководители, — задумчиво произнесла Катя.

— Ваша Агриша — старая и недалёкая. Сейчас другое время. Не надо иметь диплом или родню в верхах, чтобы стать кем-то. Работай на совесть, и тебя заметят. Правильно Светка говорит, слушай поближе, смотри подальше — авось выгорит.

— До сих пор удивляюсь, как вы с ней подругами-то стали.

— Она умнее меня, хоть и взбалмошная. С детства знает, как нужно дорогу прокладывать, — хихикнула Маша. Натянув модные туфли, выбежала на улицу.

— Даже тарелку за собой не помыла, — нахмурила брови Катя. — Нет, не обвыкнется. Изменилась моя сестрёнка и очень сильно.

Подходя к плакучей иве, Маша остановилась, прислушалась, а после чуть слышно спросила:

— Гри-иш, ты тут?

— Тут, — отозвался молодой парень, лёжа на траве. — Почему так долго?

— Я не кобыла, чтоб через всё поле галопом бежать, — Маша присела рядом и улыбнулась. — На танцы-то пойдём?

— Пойдём, — юноша привстал на руку, разглядывая лицо подруги. — Не передумала ещё оставаться в городе? А то у нас тут работы хватает. Да и вообще, бежать из родных мест — это как-то…

— На предательство похоже? Ты это хотел сказать? — Мария подобрала колени под себя и нахмурилась. — Моя жизнь. Где хочу, там и живу.

— Никто и не спорит, — Гриша отвернулся, перевернувшись на живот. — А я думал, мы с тобой дом здесь справим, поженимся и…

— Что? — Маша ощутила холодок в горле. — Ничего себе…

— А что? Не пошла бы за меня? — повернул голову Гриша и сощурил глаза.

— Я даже не знаю, — щёки девушки налились румянцем. — Рано ещё думать об этом.

— Ничего не рано, — вскочил на ноги Григорий и упёрся вытянутой рукой в иву. — Через два года тебе восемнадцать. Уже можно будет подать заявление.

— Иди ты, — расхохоталась Маша, откинув голову назад.

— Что смешного? — Гриша сложил руки на груди и, обиженный, отошёл в сторону.

Поднял несколько мелких камней, прицелился и запустил их по водной глади один за другим. Маленькие гладкие «пули» четыре раза проскальзывали по прозрачному полотну, подныривая под тонкий слой воды, и, теряя силу толчка, на пятый — тонули, опускаясь на дно.

— Замуж и остаться в деревне, — поднявшись на ноги, девушка отряхнула подол платья. — Завести хозяйство и идти работать… Кем? Дояркой?

— А что здесь такого? — не поворачиваясь, парень спустился к песчаному берегу. — Другие работают, и ничего.

— Угу, и мне, значит, тоже надо, — Маша последовала за другом. — А может, я не согласна.

— Почему? — Гриша продолжал запускать камни в воду.

— Может, я хочу быть, как твоя мама — бухгалтером.

— И в чём же дело? — бросив последний камень, Гриша повернулся. — В райцентре есть ПТУ. Иди, учись.

— Ты не понял, Гриш, — взяв любимого за руку, Маша зашептала. — Я в городе останусь.

— А я? — округлив глаза, парнишка прижался грудью к Маше. — А что делать мне? Я не хочу переезжать из Починка.

— Либо со мной, либо без меня, — хитрый взгляд девушки заставил Гришу вытянуть губы вперёд. При виде нелепой рожицы Маша вновь расхохоталась. — Ты такой смешной! Догоняй!

Отпустив руку парня, метнулась вверх по склону. Гриша махнул рукой и побежал за подругой.

— Стой! — погоня развеселила парня. — Стой, говорю!

— Не догонишь! — дразнила разгорячённого Гришку Маша, петляя по поляне. — Силёнок маловато!

— Ма-ашка! — услышала девушка издалека знакомый голос и остановилась. — Ма-аша! Иди домо-ой! Ма-амка зовё-от!

— Ну что ещё? — тяжело дыша, прошептала Маша, приглядываясь к женскому силуэту. — Сказала же, не ждите.

Разглядев в молодой девчонке сестру Катю, Маша попросила Гришу сопроводить до дома.

— Накрылись танцы, — откашливаясь, Григорий медленно шёл рядом с подругой. — Не пустят, да?

— Куда они денутся, — в горле пересохло, и Маша почувствовала першение. — Я им не нянька. Наверняка за малой попросят приглядеть.

Катя, отмахиваясь косынкой от надоедливых мошек, шла навстречу.

— Что надо? — недовольным голосом спросила Маша.

— Мать просит в сарае помочь.

— Ого! — опешила девушка, бросив короткий взгляд на Гришу. — А ребята где?

— Уставшие они. Поели и на боковую.

— А отчим? Или ты, наконец? Не можешь помочь? — голос Маши был настолько удивлён, что сестре стало не по себе.

— Маш, я весь день на хозяйстве и за Валей приглядываю. Мать устала, а ты…

— А что я? Нянька, что ли? — Маша изменилась в лице. — Вы ж как-то справлялись весь год без меня и сейчас справитесь, — схватив друга под руку, громко объявила. — Я гость в этом доме и сегодня намерена отдыхать!

— Маш, корову надо доить, а мне ещё крапиву цыплятам и свиньям рубить. Помоги, пожалуйста. Лишние полчаса ничего не решат.

— Угу, сейчас. Полчаса ещё как решат. Может, сегодня моя судьба решается. Поняла? — развернув Гришку в сторону дороги, Маша зашагала бравыми шагами.

Всё-таки отдохнуть не получилось. Как только медленный танец закончился и Маша с Гришей решили проветриться на улице, на пороге клуба появились Ирина с огромным прутом в руках.

— Выросла, как я погляжу? — запыхавшаяся мать сжимала в правой руке хворостину. — А ну! Бегом до хаты!

— Мам, ты чего? — от страха у Маши задрожал голос.

— Кому говорю? Домой! — замахнулась на девушку мать. — Отец спасу не даёт, ещё и ты кобенишься!

— Видимо, опять твой отчим напился, — шепнул Гриша, стоя за спиной напуганной Маши.

— Я долго буду ждать? Бегом! — грозным голосом приказала Ира. — Сейчас отхожу как Сидорову козу!

— Да иду я, иду, — опустив голову, Маша поплелась в сторону дома.

«Опять отчим напился», — промелькнули в голове слова Гриши. Как напился? Он же трезвенник. Или? Да ну, не может быть.

Друг не пошёл провожать Машу. Он остался в клубе. Да ну его, не хватало ещё попасть под горячую руку тёти Иры. Вон, какая злющая прибежала. Прутом размахалась. И чего она так взъелась на Машку? Хорошая девчонка, красивая.

— Иди, иди, — подгоняла мать, шоркая калошами по пыльной дороге. — Совсем от рук отбилась. Ни совести, ни желания помочь. Тебе что Катя сказала, а?

— Корову подоить, — опустив голову, Маша плелась впереди и бурчала себе под нос. — И ещё чем-то помочь…

— Чем-то, — корявым голосом повторила Ира. — И не стыдно тебе? Ускакала на гулянки, а дома дел по горло. За сестрой хотя бы присмотрела, Кате тяжело одной и в огороде, и с Валюшкой.

— С Валюшкой, — прошептала Маша, передёрнув плечами. — Меня Машенькой ни разу не называла.

— Говори громче, — услышав обрывки слов, прошипела мать. — Хватит бубнить.

Маша ничего не ответила. Дойдя до дома, переоделась и пошла в сарай.

— О, пришла уже? — Катя закончила с дойкой. Повесив маленький табурет на гвоздь, поволокла полное ведро молока на улицу. — Всё, уже не надо. Я сама справилась. Лучше огород полей.

— Кать, — перегородив сестре дорогу, Маша проверила, что матери позади нет. Убедившись в её отсутствии, тихонько спросила. — Отчим пить начал? Это правда?

— Ничего не начал, — девушка отодвинула сестру в сторону. — Было пару раз…

— А чего это он? — Маша хотела узнать всё до подробностей. — И давно?

— Недавно, — нехотя ответила Катя, поставив тяжёлое ведро на пенёк для рубки дров.

— Как недавно? А в деревне говорят, что давно, — слукавила Маша, пытаясь выпытать правду.

— Ну, с осени, а что?

— Так что случилось-то?

— Сестра его нашлась, — Катя махнула головой, приглашая пойти следом. Подняв ведро, понесла к крыльцу. — Банки вынеси.

Маша резво вбежала в сени, схватила пару трёхлитровых банок и выбежала на улицу. Накрыв чистую банку куском марли, Катя зашептала:

— Год назад после того, как ты уехала, к нам заявилась женщина и сказала, что она сестра дядь Мити, — наклонив ведро, девушка следила, чтобы молоко не пролилось мимо. — Он так обрадовался. Видела бы ты его лицо…

— Ну? И что дальше-то было? — не терпелось Маше.

— Пьющая она оказалась. Старая и пьющая. Побыла у нас два дня, и мамка её выгнала, — наполнив банку, Катя перекинула марлю на следующую. — Отец сначала ругался, а потом и сам начал: раз в месяц, потом в неделю и далее по нарастающей.

— Ничего не поняла, — Маше надоело стоять, и она присела на ступеньку. — И кто ж с этого пить начинает? Глупость какая-то.

— У него ж из родни никого. На войне пропали, а тут — сестра, — продолжая наполнять стеклянную тару, Катя объясняла суть вопроса. — Первый раз с ней выпил, а после её отъезда с соседом наловчился «чаёвничать».

— С дядь Толей?

— Ага. Сама знаешь, как соседский муж по выходным отдыхает.

— А-а, за баян и с песнями по деревне? — догадалась Маша.

— Да. Но самое странное — мамка его не ругает. Молча укладывает спать и уходит убираться в сарае. Сейчас работы в колхозе много, поэтому нам приходится самим всё делать.

— Подожди. А куда он на работу-то устроился?

— В колхозе помогает: сено косить-ворошить, где сторожем позовут, коров попасти и коз. Халтурщик, одним словом, — закончив процеживать молоко, Катя бросила марлю в ведро и подошла к бочке с водой.

— Ха! Действительно, халтурщик, — усмехнулась Маша, не услышав, как Ирина вышла в сени.

— Чего расселась? Огород сам себя не польёт! — грубо отреагировала мать на бездействие дочери. — Хватит лясы точить! Бегом за работу!

Мария нехотя поднялась, взяла лейку и набрала воды.

— Не ругается, значит, на отчима. А батьку гоняла на сеновал, — прошептала себе под нос, поливая грядку с огурцами.

Проснувшись утром от разговоров в кухне, Маша обратила внимание, что Кати уже нет.

— Ох, эта деревенская жизнь, — потянулась девушка и зевнула. — Сейчас начнётся: «Чего разлеглась, петухи давно пропели…»

— Проснулась уже? — в комнату заглянула Катя. — Посиди с Валюшкой. Я сейчас дела доделаю и в магазин. А хочешь, сама сходи.

— Ой, нет. Лучше уж ты, — Маша чувствовала усталость в теле. — А где все?

— Ребята убежали в поле. Мать — на дойку, а отец… — наклонив голову сказала вполголоса. — Сидит на крыльце, взявшись за голову.

— Чего это он?

— Ему всю ночь плохо было. Я слышала, как его тошнило. Видимо, бодяги какой-то обпился.

— А-а, — Маша встала и ещё раз потянулась. — Так ему и надо.

Катя сделала вид, что не слышала последние слова. Задвинув шторы, позвала младшую сестру.

— Валечка, ты покушала? Иди сюда. Побудь пока с Машей, а мне отлучиться надо.

Маленькая девчушка отодвинула пальчиком край шторы и сунула голову.

— Привет, — негромко поздоровалась и улыбнулась. — А у меня вот что есть.

Вытянув руку вперёд, девочка показала кусок цветной ткани.

— Это платочек для куколки.

— Угу, — сквозь зубы процедила Маша и остолбенела. Вглядевшись в огрызок ткани, выхватила его у девочки. — Ты где это взяла?

От хамоватого тона Валя замерла.

— Там, — показывая под кровать пальцем, девочка отошла назад, понимая, что сейчас будут ругать.

— Где? — у Маши вытянулось лицо. Наклонившись, она вытащила из-под кровати чемодан, который оказался открытым.

Заглянув внутрь, начала раскидывать платья и блузки, разглядывая на предмет порчи.

— Тебе кто позволил сюда лезть? — закричала Маша, тряся испорченными вещами. — Когда ты успела?

Опустошив чемодан, девушка скинула в кучу несколько платьев. Схватив Валю за ухо, дала увесистый шлепок по попе.

— Дрянь такая! Кто разрешил лазить в чужих вещах? — кричала Маша, не отпуская ухо. — Да я тебя сейчас…

Девчушка завизжала от боли.

— Ты что делаешь? — шторы раздвинулись, и в комнату вошёл Митя. Увидев плачущую дочь, двинулся на падчерицу. — Тебя не учили, что младших обижать нельзя?

Подхватив Валю на руки, попытался успокоить.

— Тише-тише, моя хорошая, — устремив взгляд на Машу, громко спросил. — За что ты её так? Чем не угодила?

— Она мне одежду порезала, — показав рукой на валяющиеся у чемодана платья, Мария сама чуть не расплакалась. — Говорила же не трогать. Четыре платья испортила.

— Ох, — разобравшись в причине недовольства падчерицы, Митя поставил Валюшку на ноги, опустился на колено и вопросительно посмотрел ей прямо в глаза. — Зачем ты это сделала?

Девочка держалась за раскрасневшееся ухо и всхлипывала, глядя то на отца, то на сестру виноватыми глазёнками.

— Я больше не буду, — выдавила из себя, пуская маленькими ноздрями прозрачные пузыри.

— И зачем ты туда полезла? — покачал головой папа. — Нельзя брать чужое, слышишь? Ни в коем случае нельзя.

Кивнув головой, Валя обхватила Митю за шею и заревела. Маша стояла и смотрела на печальную сцену, чувствуя себя неловко. С одной стороны, недопустимо так грубо поступать с ребёнком, а с другой — будет знать, как портить чужое добро. Да и отчим молодец. На его месте мать распустила бы руки и отшлёпала обеих, как и делала раньше, не разбираясь кто прав, кто виноват. Хотя, Маша всем нутром ощущала, Валя — любимая дочь от любимого мужа, досталось бы только старшей дочери, скорее всего. Почувствовав облегчение, Мария собрала одежду. Присев на кровать, начала разглядывать степень убытков.

— С этим уже ничего не сделать, — тяжело вздохнула, откинув белое платье с широкими карманами. — Только на тряпки пустить.

— Маш, — Митя встал и присел рядом, усадив Валюшку на колени. — Купим новые. Только запомни, ни одна одёжка не заменит родного человека. Важнее всего — человек.

— Я это знаю, — разглядывая следующее разрезанное платье, ответила Маша. — У меня столько никогда не было. Мне воспитатель отрезы подарила, которые она хранила много лет. Я эти наряды сама сшила.

— Вот тут ты умница. Большая умница. Шить научилась — в жизни всё пригодится, — похвалил девушку отчим. — А новые платья будут. У меня заначка есть…

Митя подхватил дочь под мышки и поставил на пол. Хромая, ушёл из комнаты и сразу вернулся.

— Вот, держи, — положил рядом с Машей деньги. — Пусть будут подарком на твой день рождения.

— Не надо! — вскочила девушка от неожиданности. — Забери, дядь Мить! Маме это не понравится!

— Ну вот, — выходя из комнаты, отчим состроил обиженное лицо. — А раньше папой называла…

Задвинув за собой шторы, Митя загремел крышками от кастрюль в поисках съестного.

Недолго думая, Валя спрыгнула с постели и убежала. Положив деньги на дно чемодана, Маша сложила вещи обратно, а испорченные разноцветные «тряпки» закинула на печь.

— Горе луковое, — сказала вслух, выходя в кухню.

— На, бери, — откуда ни возьмись, перед девушкой возникла Валя. С улыбчивым видом и заплаканными глазами ребёнок протягивал платье, похожее на кукольное. — Дарю.

— Что это? — ноги Маши вросли в деревянный пол. Глаза широко распахнулись. Сердце заклокотало так сильно, что Маша услышала стук в голове. — Это же твоё платье…

— Бери, мне не жалко.

Детская наивность и природная манера сиюминутно забывать о плохом растрогали Машу. Некогда переполненная ненавистью и злобой к этому беззащитному маленькому человечку Мария не смогла подавить в себе эмоции. Подхватив девочку на руки, крепко обняла её и зарыдала.

— Прости, сестрёнка. Прости меня.

Не понимая происходящего, Валюшка также обняла Машу за шею и заплакала. Сидя за столом, Митя наблюдал за сёстрами и молчал. Вот оно как, помирились. И слава богу. Тряпки — дело наживное, а родственные отношения беречь надо. Вспомнив о своей сестре, мужчина поднялся и медленно вышел во двор.

— Ну всё, хватит, — успокоившись, Маша отпустила сестру. — Очень прошу, не бери больше ножницы.

— Ага, — Валя сунула в руки Маши платье и убежала за отцом на улицу.

Положив наряд сестры на место, Мария поняла, как глупо поступила, обидев девочку.

— Нет, я свою дочь буду воспитывать по-другому. Никогда не буду наказывать.