На сцене – ведьма Марьяна

Ольга Васильевна Чемерская (2023)

Марьяны долго не было в родном селе, и, вернувшись, она поняла, что здесь совершенно ничего не изменилось. Её магические способности по-прежнему необходимы односельчанам. Кто ещё, если ни она, потомственная ведьма, сможет справиться с духами, проклятиями и нежитью разного толка? Избавить от вечный мук навьи, вернуть потерянную душу жене ольгинского миллионера, побывать в логове Карачуна и, конечно, разгадать все тайны Ольгинки.Более тридцати историй: мрачных, сентиментальных и захватывающих из жизни Марьяны познакомят вас с традиционными славянскими верованиями, а также окунут в мир собственных фантазий автора на тему славянской мистики.

Спасти любовь

Ушла баба Настя. Срок её пришел. Одно Марьяну утешало, что можно теперь учиться спокойно: не о ком ей теперь переживать, не о ком больше заботиться. Ушла с головой в учебу. А спустя несколько лет вернулась после защиты обратно в родное село. Не могла не вернуться: здесь её корни, могилка бабушкина. Старый дом.

За лето ожили былые воспоминания: мама, отец, баба Настя, Васенька. Каждый раз после работы (она работала скрипачкой в оркестре местного Дома Культуры) томилась её душа в беспричинной печали, нагоняя хмурь на всю Ольгинку. Может, колдовство, а может, антициклон кружил всё лето и не отпускал, заливая село дождями. Крыша протекала, и круглые сутки играл в доме свой оркестр. В тазиках и ведрах звенели, стучали тяжелые дождевые капли.

…Мутная вода с примесью зелёной речной плесени мерцала в холодных лучах солнца. Со дна вверх поднимались крупные пузыри, словно последний вздох человека, попавшего в беду. И звучали в голове слова бабушки Насти, будто из далёкого далека: «Перегорит любовь. Пеплом осыплется, ветром развеется, с дождём в землю уйдёт, да новым ростком сильным взойдёт…».

— А-а-х, — Марьяна проснулась в поту, со страхом оглядываясь по сторонам и хватаясь за грудь, словно сдавило её так, что невозможно вздохнуть."Опять этот сон! Уже третий раз подряд. Что бы он мог значить?" — сама себя спрашивала в который раз Марьяна. Но в голове всплывали одни догадки.

"Слова бабушки про мою первую любовь. Любовь должна вернуться. Но я всегда думала, что вернётся она с другим человеком. Что это будет уже не Вася. Где же мой Васечка? Встреть я его сейчас, проснулись бы прежние чувства? И река эта мутная. Тени, отблески от чего-то огромного. Может, это Вася? Он в беду попал, — думала Марьяна, третий день, разбирая вещи в бабушкином доме.

Четыре года в музучилище, пять — в консерватории, и вот она снова здесь. Марьяну распределяли в городской симфонический оркестр, но она мечтала вернуться в свой старый дом. Снимать жилье в городе пока всё равно было делом неподъёмным.

В бабушкином доме толстым слоем лежала пыль, пахло сыростью и запустением. Бабулину кровать Марьяна решила вынести в сарай и, взявшись за матрас, перевернула. Под матрасом лежала кукла. Тряпичная кукла, какие используют для магических обрядов. Марьяна отпрянула, попятилась и упала на пол.

Кукол они с бабушкой в своей магии не использовали. Изредка видела Марьяна подобные вещицы по телевизору в репортажах о вуду. Африканские маги использовали такую куклу по принципу симпатической связи для нанесения вреда человеку. Эта, обернутая в клок от бабушкиной любимой юбки, имела сугубо местный колорит. Грубо сработанное подобие сарафана, волосы из пакли… кукла вызвала у Марьяны спорадический приступ тошноты.

— Кто же мог… такое с бабулечкой… Она ведь никому ничего плохого не делала, только помогала…

Захотелось встать и выйти на воздух.

— Странно это, — она переступила порог, пытаясь упорядочить дыхание, и бросила взгляд на улицу. У калитки соседнего дома стояла тётя Зоя, Васькина мать, и, прикусив кулак, вглядывалась в Марьяны окна.

— Неужели это всё из-за Васьки? Из-за меня и Васьки? Неужели тётя Зоя пошла на такие крайние меры? Не могла сама-то! Куда ей до такого колдовства. Кто же тогда это был?

Марьяна вышла во двор и глубоко вдохнула свежий деревенский воздух с ароматом цветущих трав. Осматриваясь, растеряно побрела через огород: всё сплошь заросло незнакомым ей сорняком. «Вёх? Лебеда росла раньше, колючка, крапива, горец птичий. Бабушка говорила, горец — помогает от рака. А этой травы я никогда в глаза не видела». На дальнем конце огорода, за забором стоял Трофимыч.

«Тоже чудик. Если что-то где-то происходит: он там!» — хмыкнула Марьяна, завидев деда и, помахав рукой, пошла к нему.

— Как дела? Как ноги, Трофимыч?

— Помаленьку. А ты что, ревизию в огороде устроила? Что-то у тебя тут не то.

— Трава какая-то. Всё ею заросло.

— Амброзия.

— Ну вот! У кого борщевик, у кого крапива всё заполонит, а у меня амброзия. И много у нас на селе её развелось? Сорняк, похоже, знатный.

— Почитай только у вас и растёт. Видел я как-то на рассвете, Настя ещё жива была, ходит кто-то в огороде и семена разбрасывает. Туман стоял тогда и толком не угадаешь, кто сеял. Думал, бабка твоя сидерат раскидывает.

— Что за сидерат?

— Выучил словцо новомодное. Трава такая: горчица или ещо что. В землю по осени кидают для плодовитости, да чтоб сорняками всё не заросло.

— А ты продвинутый, Трофимыч! Думаешь, амброзия и есть тот сидерат? Сомневаюсь я в её полезности.

— Есть такое. С помощью неё порчу наводят. К тому же накануне видел я Зойку с каким-то мужиком чужим на остановке. Встречала она его. Странный мужчина. Дух от него нехороший шёл. Тёмный дух. Тогда я не придал значения всему этому. Только после… всё встало на свои места.

— Эх, Трофимыч! Вот и делай добро людям. Ничего не помнят. Или не хотят.

Вернулась Марьяна к дому, села на лавку и задумалась, глядя, как солнце за горизонт садится. Устала она за день. Что в голову только не лезло. И вот всё поплыло вдруг перед глазами, затуманилось, а потом…

…Здание появилось, словно из тумана: «Кировский районный суд». Во дворе суда машины — одна другой круче, и братаны в чёрных костюмах стоят. Под козырьком светится зелёными цифрами электронное табло часов — 15:09. Из здания суда выходит красивый молодой человек в сером костюме и направляется на стоянку автомобилей. Открывает дверцу винного цвета Шевроле и садится внутрь, закидывая на заднее сиденье портфель. Братаны косо поглядывают и лыбятся, хитро переглядываясь между собой…

Автомобиль несётся вперёд, и вот у поворота на мост он начинает паниковать. Судорожные попытки жать на педали, газ-тормоз-газ-тормоз…и вот машина летит с моста вниз. Мутная зелёная вода, пузыри бурно поднимающиеся со дна реки, и туман красный, как закатное солнце. В тумане бабушка, как бледный призрак, и голос её: «Поторопись, а то не спасти будет твоего Ваську. Поторопись, Марьянушка».

Марьяна очнулась, как и прежде: неровно, прерывисто дыша. Сердце заходилось от страха. Подскочила и побежала со двора вдоль по улице на остановку общественного транспорта, но на полпути остановилась.

— Куда ж это я? Ночь скоро. Где он живёт, не знаю. А вдруг не один… Нет. Завтра поеду. До трёх успею ещё двести раз.

И вернулась в дом.

Ночь стояла душная. В дом проник гнус и жужжал под ухом, не давая заснуть. Перед глазами появлялся то Вася, красивый, как греческий бог, то баба Настя, больная: такая, какой запомнила её Марьяна в последние дни перед смертью.

Но когда всё же удавалось забыться, во сне опять являлась одна и та же сцена падения Васькиного автомобиля в реку. Пузыри на поверхности и мутная, затягивающая на самое дно мгла.

Марьяна проснулась разбитой. Голова трещала, как целое поле сверчков летом на закате, и Марьяна еле стояла на ногах. Подчиняясь ежедневному ритуалу, навела красоту и вышла за калитку. Навстречу ей тётя Зоя с авоськами.

«Сказать ей, чтоб позвонила, предупредила сына? И что? Послушает её Вася и не сядет в машину?» — думала Марьяна, а сердце так и колотилось, металось в груди. «Правда ли, что судьбой назначено встретиться с первой любовью? И как спасти Васю? Не зря же выпал мне этот крест. Только в сказках, бывает, рукой махнёшь и готово, а в простой жизни… нужно рассчитывать исключительно на себя».

Как ведьма Марьяна немногое умела. Бабуля сильно-то учить внучку не задавалась. Что схватила юная ведьма на ходу, то и запомнила. А после того, как на внучку затаила злость соседка, баба Настя вообще задумалась, передавать ли ей своё искусство. Словно и нет у внучки сил колдовских. Если и помогала кому баба Настя, то перед внучкой старалась свои действия не афишировать. Колдовство творила молча. Украдкой. И зелья варила, и всё, что положено по ритуалу, делала скрытно.

А в годы учёбы Марьяна и вовсе забыла, кто она есть на самом деле. Гадала, конечно, ворожила на удачу и на хорошую погоду, как и все другие подружки по общежитию. Однажды сняла сглаз с соседки. Случалось, и огонь разжигала во время похода в горы. С огнём у неё была дружба и согласие. Словно птица Феникс, являлся огонь по первому её зову.

Всё остальное не всерьёз. Всё невзначай.

Как-то вышло, что спасла одногруппника от смерти. Парень сидел в холле общежития с пакетом сухариков и задремал. Лето. Студенты разъехались, вахтёрша в своей кабинке храпела так, что звук эхом разносился по всему первому этажу. Во рту лежал не дожеванный сухарик, и когда парень вздохнул во сне, то подавился. Всё произошло мгновенно. Он схватился за горло и захрипел. Вокруг никого. Лишь в самый последний момент увидел он Марьяну, словно ангела в конце коридора. Она выходила из душа, и парень с трудом прохрипел её имя, как заклинание. И упал.

Марьяна его, конечно, не слышала и не видела, но в голове прозвенел серебряный колокольчик, и смутное предчувствие заставило вернуться. Она шла наугад, оглядываясь по сторонам, пока не увидела этого студента. Действия, которые она совершила тогда, были тоже спонтанными. Как раз в конце года на ГО проходили оказание первой помощи. Возможно, окажись на её месте другой, тоже бы смог почувствовать немой зов о помощи и оказать первую помощь. Такое бывает. И Марьяна не думала об этом случае, как о чём-то из ряда вон выходящем.

Но вот кукла, найденная под матрасом, оживила в памяти Марьяны глубинные воспоминания. Она напомнила ей, кто Марьянка есть на самом деле. Кто ей друг, а кто враг. Ничего она не сказала тётке Зое и, сделав вид, что не заметила соседку, заперла на задвижку калитку и, глядя вдаль, гордо прошла мимо.

Ровно в половину третьего она стояла напротив суда, притаившись за толстым стволом тополя, и наблюдала. Братки вышли из здания злые. То ли суд был проигран, то ли наказание оказалось излишне строгим. Холки у мужиков приподнялись, кулаки сжались, и после минутного совещания двое из них, прикидываясь поребриком, оказались у машины районного прокурора Василия Строкова.

Через пятнадцать минут вышел и сам Строков. Он сел в машину, и тут соседняя дверца внезапно открылась, а на сиденье рядом плюхнулась Марьяна.

— Вася, бандиты копались в твоей машине. Ехать нельзя!

— Марьяна. Это ты? Глазам своим не верю. Как ты здесь очутилась?

— Я вернулась в бабушкин дом. В оркестре буду играть. А ты?

— Я тоже лишь два месяца назад вернулся из Владивостока. Вот прокурор, — он слегка подтянул галстук. — Я был в Ольгинке. Сказали, что ты пропала и в доме уже семь лет не появлялась.

— Это правда. Но теперь я снова дома.

Василий завёл мотор и двинулся с места. Сердце Марьяны стучало, как часы на башне кремля — она уже и забыла, зачем наведалась к своей первой любви.

— Марьян, а я до сих пор не женат. Берёг себя для любимой. Теперь родители в мою жизнь не вмешаются. Давай…

Марьяна, сбитая с толку его речами, застыла на месте вместе со всеми своими мыслями. А он уже набрал скорость, и Марьяна, наконец, будто очнулась ото сна. Поняла она, что это была сила пророчества, заставляющая исполнить хоть часть событий. Но было поздно, машина была неуправляема, и Василий тоже это видел.

— Да что ж такое!

— Говорю же, бандиты в ней покопались, — воскликнула пассажирка.

Впереди появился мост, и Марьяна на миг задержала дыхание, соображая.

— К обочине. Съезжай к обочине. Прыгать будем! — воскликнула она.

Уже на подъезде к мосту, съезжая с полосы движения, машина оказалась на обочине, и пассажир с водителем выпрыгнули буквально за минуту до столкновения.

Шевроле с размаху въехал в рябой ствол раздвоенной берёзы и накренился так, что стало видно глубокую вмятину.

— Вмятину можно выправить, а вот после затопления не знаю, годилась бы она на что-то… — пробормотала Марьяна, оправдывая себя.

— О чем ты?

— Мне приснилось, что вы с ней на дне речном, рыб кормите, — улыбнулась Марьяна.

— Вот почему ты здесь. Спасительница моя, — протянул он руки для объятий.

— Вась, давай пока с этим повременим. А? Твоя мама сегодня на меня так глянула — думала, сквозь землю провалюсь. Не хочу, как бабушка…

— Ты думаешь, моя мамка руку приложила? — вскочил он на ноги.

— Я, Вась, ничего не думаю. Только прошу, будь внимательнее. Работа у тебя опасная.

Марьяна отряхнула джинсы и пошла на остановку. На завтра ей предстояло снова ехать в город.