Мне карты встречу обещали

Ольга Игоревна Ярыгина (2024)

«Саша Боб. Сертифицированный таролог. Прогноз событий, разбор ситуаций, решение проблем в бизнесе, отношениях и других сферах жизни. Прием по предварительной записи». Решение проблем в отношениях? Ты Сашка лицемерка. Ничего, говорить клиентам о своей несостоявшейся личной жизни она не обязана. Но как быть если все запросы женщин звучат: «есть ли у нас будущее?», «по судьбе ли он мне?», «когда я выйду замуж? Такое ощущение что женщина — это курица, и весь ее мир крутится вокруг двух яиц! А сама Саша — тридцатипятилетняя женщина с лишними килограммами, сомнением в отношении своего интеллекта и женской целостности, внебрачным ребенком и прочей атрибутикой, присущей рядовой современной женщине? Как, как! Начать наконец-то думать о себе! И первым делом отправиться в отпуск с подругой, подальше от бывшего, его любовницы и надоевшей работы! Встретиться там с настоящей собой, распотрошить забытые мечты и попасть в передрягу, из которой может спасти лишь настоящий яйценосец!

Глава 7. Тяпки и чувства

— Я принимаю только онлайн, мне жаль… потому, что у меня нет специального кабинета… я не говорю о вас лично, просто поймите… У меня однокомнатная квартира, я не могу приглашать к себе клиентов… Расклад онлайн ничем не хуже, чем если бы мы… я живу одна, и никто нас не услышит! Девушка… в любом случаи, я сейчас не дома…

С ума можно сойти. На редкость въедливая клиентка попалась. Удивительно как популярны стали таро. Только онлайн Сашка сделала уже три расклада за неделю, и записала на завтра еще двоих человек. Сегодня разложила этой девушке, а через час она уже обрывала телефон, теперь ей просто жизненно необходима очная встреча и более подробный расклад.

— Опять накупила и даже не спросила…

Саша грузила пакеты с продуктами в багажник Аринкиной Demio 2007 года.

— С тебя колеса и бензин, с меня продукты для стола.

— Ты из-за этого такая кислая?

— Ты даже не представляешь насколько сильно я не хочу туда ехать, Ариш.

— Ну, рано или поздно придется ей рассказать. Я думаю, она больше тебя самой хотела, чтобы свадьба с Индюковым все же состоялась.

— Разумеется, она надеялась, что хоть с ним у меня что-то да сложится. Я как альбинос в нашей семье, работа не подходящая, уже за тридцать, а все еще одна.

— Ну… в отличии от меня ты хотя бы была замужем.

— Ага… около десяти часов…

— Прекрати, никакой ты не альбинос. А когда ты ей баню откапиталила, она была не против твоей работы.

— Про такие случаи вроде говорят — политика двойных стандартов.

Саша и Арина посмеялись. Миниатюрная машина медленно вырулила на шоссе.

— В задницу себе бибикни, гондон!

— Блин, Арина! Знаешь, ты когда водишь… На тебя руль действует как луна на оборотня, ты же превращаешься ну… знаешь, — Сашка пристегнула ремень, — пусть и не в кровожадного волка, но в суку точно.

— Это не руль, это мужики. Увидели девушку за рулем маленького автомобиля, так думают можно начать самоутверждаться за мой счет! Обгонять — уступит, подрезать — не ответит. Мне бы тачку помощнее, я бы им тогда показала, где раки зимуют. Крузак хочу!

С этими словами Арина выдавила педаль на всю.

— Да… Крузак машина что надо, — Саша схватилась за ручку над дверью.

— Ты не собираешься колесами обзавестись?

— Я скорее пассажир, не водитель. После Ромки Терентьева начала копить, да папа умер. На похороны потратила… А дальше не до машины было. Потом квартиру родительскую продавали, себе купила, ремонт… С Вовкой познакомилась, он на колесах был… я и забыла вовсе, что когда-то своими обзавестись хотела…

— Индюков… Не плохо устроился этот петух гамбургский. Два месяца на севере, месяц у тебя, в твоей же квартире, отремонтированной на твои деньги.

— Перестань, будто не знаешь, как сейчас тяжело своим жильем обзавестись. Если бы нам от родителей не досталось, чтобы делали? Тут конечно еще бабушке огромное спасибо, что уговорила мать продать квартиру и между нами поделить. Все равно ведь на даче круглый год живет.

— Но он мужик или как? Он то что зарабатывал куда тратил? — Арина тут же осеклась, понял, что лезла не в свое дело.

— Откладывал, говорил.

— А Ромка Терентьев… Интересно, он прикус так и не выправил? Может от того и повелся на ту…

— Юлю. «Ту» звали Юля.

— Она вегетарианка? У Терентьева в роду точно грызуны были, с его-то зубами, — Арина изо всех сил постаралась изобразить то ли суслика, то ли кролика.

— Да уж… Она отбила и мужика, и мою самооценку прямо в той студии йоги, куда я чуть ли не силком притащила Ромку. Хотела прокачать наши энергии… прокачала блин…

— Да брось ты, столько лет прошло.

— Она вся такая чистенькая, беленькая, духовная. Ни грамма жира, загара или косметики. Не удивлюсь если она ни разу не с кем до него… Наверное, и минеты диетические делает, обогащенные минеральным комплексом…

— Органические?

— Органические минеты! — Саша и Арина взорвались. Арина даже отвлеклась от вождения и снова схлопотала гудок от пролетевшей мимо тойоты. — Знаешь, что бесит больше всего? Он ведь как-то мне ляпнул, что хотел бы жениться на девственнице. Это был звоночек, который я упустила.

— Боялся, что не выдержит сравнения? А еще строил из себя обольстителя!

— И не говори, даже предлагал секс втроем.

— Дайка угадаю, он один, а женщин две?

— Естественно!

— Наверное, думал, чем больше клиторов, тем легче их найти!

— Ха! На третьем свидании пошутил, что проснулся утром, а у него стояк и на члене мое имя. А я только после пятого свидания узнала, что оно бы там точно не поместилась. Разве что в сокращенном варианте из четырех букв.

— Хах!!! Ой, блин! — еще один гудок. Арина хохотала до слез в глазах.

— Смотри на дорогу! Я не хочу предстать на том свете с лицом похожим на лепешку!

— Думаешь Сатане есть дело, как ты будешь выглядеть?

— Не знаю. Кстати, он сам то спутницей не обзавелся. Получается сам владыка теней, прародитель боли и ужаса не согласен на этот пиздец в виде отношений. Уверена, мои бывшие — его проделки. Ну уж нет… я собираюсь в рай. Вселенная мне должна, знаешь ли.

— Что именно?

— Списать все грешки. А их не так много к твоему сведению. Моя жизнь и без того… превращается в ад… — Саша тяжело выдохнула, когда Арина зарулила в ограду. — У нас еще есть время развернуться. Давай же, включай заднюю!

— Не паникуй. Нужно сорвать этот пластырь. Она не отстанет, ты же ее знаешь.

— Черт, она идет…

— А ты думала, она так и будет в воротах стоять? «Девочки пышки созданы из стали и диет, их не сломить!» Ну, повтори!

— Сколько лет прошло, а ты все помнишь?

— Представь себе, еще помню тебя веселой, безрассудной девчонкой, бросавшей вызов всему и каждому. Даже ей…

— Так и будите здесь сидеть?!

— Привет мам! Уже выходим.

Женщина с советского плаката “Не растить барчуков”. В глаза сразу бросалась морщина между бровей, нависшие веки и плотно сжатые губы. Мать перестала красить волосы, поправилась.

Сестры посмотрели друг на друга.

— Мне чур тяпку!

Опередила Арина. Обе поняли, что инструмент у забора: тяпка, грабли, лейка и прочее, предназначался для них.

— Коза!

— Оп-па! — мать ошарашенно уставилась на Сашку, когда та вылезла из машины. — Я и забыла, что ты у меня брюнетка. Дайка посмотреть… — она заставила Сашу вращаться вокруг оси.

— Мам… перестань.

— Будто старше стала, взрослее.

— Как и ты.

— Ну… никто из нас не молодеет. Вовку дома оставила что ли? Я думала он мне с навесом поможет…

— Сами справимся, мам.

— Что у тебя с лицом? — спрашивая Сашу, мать посмотрела на Арину. Та сделала вид, что очень сосредоточена на пакетах в багажнике.

— А что с ним, мам? Теперь тебя и лицо мое не устраивает?

— Тебя какая муха укусила?

Сашка взяла сумочку с переднего сиденья и размашистыми шагами направилась в дом.

Каждый угол здесь напоминал об отце. Нет, он не строил его своими руками, но руководил. Маленькой девчонкой она пряталась за юбкой матери, когда отец гонял строителей по участку. У него был низкий твердый голос, большие волосатые руки, с возрастом появился живот. Сашка смотрела на него с трепетом и благоговением. Его же любовь к дочери была условной. Сашка до самой смерти отца надеялась, что он примет ее такой какая она есть — рассеянной, застенчивой фантазеркой, но этого не произошло. Им так и не удалось достигнуть гармонии в отношениях.

На комоде в гостиной так и не появились ее фотографии. Лишь на одном снимке, где родители сидели на диване с новорожденной Ариной на руках, а Саша стояла сбоку. «Так сбоку и осталась», каждый раз повторяла она, когда видела это фото. Ряд белых снимков: родители в больнице, с коллегами, Арина в халате с красным дипломом, затем шли бабушка и дед на фестивале помидоров, гордо державшие килограммового победителя. Каждый раз, глядя на эти снимки она чувствовала боль, словно ее предали, бросили как бракованную. В ряде африканских племен испокон введен обычай выгонять ребенка, если он показался родителям больным, не соответствующим принятым в племени стандартам. Его просто вышвыривали из семьи, и он скитался сам по себе, пока наконец не погибал. Изгой, вот кем она в действительности ощущали себя с самого детства. «Башкой соображать надо», «косорукая, все через задницу», «потом не приползай за помощью», со всех снимков на Сашку посыпались излюбленные фразы отца. С каждым годом теплых воспоминаний о нем оставалось все меньше. Поэтому она приезжала сюда все реже.

Мать занесла продукты.

— Дождь собирается. Я пошла белье сниму.

Саша стала выкладывать продукты на стол. Она наблюдала в окно, как Арина с матерью стягивают простыни с бельевой веревки. Ветер усиливался, Арина пыталась убрать с лица растрепавшиеся волосы. Мать показала на дом, но та направилась к машине за оставшимися вещами. Сашка накинула местный плащ, вышла под дождь и начала собирать по огороду садовый инвентарь.

— Черт с ними с лопатами, — Арина взяла сестру за руку. — Пошли, не на шутку разошелся!

— Жалко их, промокнут.

— Думаешь у лопаты есть чувства?

— Ха-ха… не смешно, — Сашка составила под навес все что смогла выловить в огороде.

— Все еще наделяешь любой предмет душой? Это так мило… — подшутила над Сашкой сестра.

— С ума так сойдешь, трястись над каждой тяпкой. В детстве не могла заставить ее избавиться от растрепанной куклы. Все плакала: «как же ее бросить», — вспоминала мать.

Сашу кольнуло в самое сердце. В этом была суть ее детства. Все глупости и фальшь, бунтарство.

— Даже у той лопаты чувств больше чем у тебя! Может я от того была так привязана к бездушным куклам, что собственные родители и в грош не ставили мои чувства?!

— Ты что такая дерганная сегодня, слова нельзя сказать!

— Сказать можно, и даже нужно, мама. Ты бы хоть раз спросила, как мои дела! Все ли у меня хорошо на работе, со здоровьем! Вместо этого, едва мы заехали во двор началась критика!

— Я пошла… — Арина вся съежилась и побежала на крыльцо, продолжая оттуда наблюдать за разыгравшейся драмой.

Стена дождя обрушила Сашкины чувства, шлюзы прорвало. По ее лицу вместе с каплями стекали слезы. Раскаты грома перекрывала надрывы голоса, но она скажет все, сейчас или никогда!

— Тебя интересует где Вова?! Он мне изменил. Да мама. Меня очередной раз кинули и в этот раз самым унизительным образом! Подробностей хочешь? Он трахал ее прямо в моей квартире! Моей мама!!! Вся моя гребанная жизнь летит в тартарары!

— Саша, мама, идите домой!

— Хватит, я больше не намерена это слушать! Если ты и у себя дома так орала, ничего удивительного!

Мать засеменила в дом.

— Так это я виновата! Я?!!!

— А кто, я что ли?!

Сашка залетела на крыльцо вслед за матерью

— Ты и отец, вот кто! Нет ты меня выслушаешь, сегодня я скажу все что нужно было сказать уже давно!

— Бессовестная! Здоровая девка, а мы с отцом виноваты? Постыдилась бы винить покойного!

— Надеешься заткнуть мне рот чувством вины? Так тебе будет легче жить с ощущением того, что вы были для меня холодными и равнодушными родителями?

— Замолчи!

— Хватит затыкать мне рот. Все детство ты и отец приказывали мне молчать! Арина, убери руки!

— Саша, ты перегибаешь…

— Я?! А ты сюда посмотри, сестренка! Да, да, смотри! Кто здесь? Арина, вот она новорожденная, на фото где я с краю, будто случайно забрела и испортила семейный кадр. А вот Ариночка на первом сентября с букетом цветов, а тут последний звонок, окончание университета… — Сашка поднимала и опускала рамки с фото, Арина внимательно наблюдала за сестрой. Мать повернулась спиной, разбирая сорванные с веревки вещи. — Родители вдвоем, с коллегами, семьей… а вот это хороший семейный снимок, знаешь почему? На нем нет меня!!!

— Хватит орать!

— Нет не хватит! Ты и правда не замечала этого, Ариш! Скажи, признайся глядя мне в глаза! Должно быть это приятно быть любимицей? Поделись, а то мне родительской любви едва с наперсток накапало! Что ты молчишь? — руки Саши тряслись, она толкнула сестру в грудь, и та отступила. — Это не тебя вышвырнули из дома, так что закрой свой рот. Мама! — Саша дернула мать за плечо. Сжав челюсти и зажмурив глаза, та застыла. — Какого черта! Язык проглотила, а?! Пока отец был жив ты была куда разговорчивей!

— Хватит, прекрати!

— Это ты сломала мою жизнь, ты и отец!!! Вы наградили меня синдромом брошенки, благодаря вам я всю жизнь чувствовала себя отродьем! Я живу с абсолютным убеждением что меня невозможно полюбить! А как иначе если даже родителям я была не нужна!!! Каково жить с чувством собственной неполноценности, когда сомневаешься в каждом своем шаге, грызешь себя годами за малейшую ошибку, и все по одной простой причине, это вы таковой меня считали, вы вбили мне в голову!

Сашка вылетела из дома так шибанув дверью, что с крыши посыпались шишки, упавшие с сосен еще по осени. Дождь лил как из ведра. Она добежала до машины. С трудом перебралась на заднее сиденье и свернувшись калачиком, заревела во все горло. Сквозь слезы Сашка кричала как жалеет, что не нашла в себе смелости на такой же откровенный, но уже цивилизованный разговор с отцом. Она любила его и ей так хотелось донести до него что с ней все в порядке, просто она другая! Ей так хотелось, чтобы он наконец принял ее, признал достижения, которые несравненно были, пусть даже Александра сама не замечала их, чтобы просто, тихо-тихо, наедине, сказал, что всегда любил ее только потому что она его дочь, и она есть на этом свете… Отца не вернешь, ничего не изменишь. Не такой вечер она себе представляла. Саша собиралась подписать декрет о мире, а вместо этого нарушила Гаагскую конвенцию, и спровоцировала бой. Мать была следствием, слепым подражателем отца. Саша отчаянно пыталась вспомнить, когда мама проявляла к ней поистине материнские чувства. Когда она болела? Нет, те теплые руки в воспоминаниях Александры принадлежали бабушке. Зубную боль, преследовавшую ее все детство, Сашка давила в подушке, раскачиваясь из стороны в сторону, в попытке убаюкать ноющие семерки. На 1 сентября в 1 классе она стояла в толпе незнакомых людей. На линейку ее проводила соседка, бабуля в тот день лежала в больнице. Сашка уже вознамерилась начать наступление на собственно Я, которое посмело так бесцеремонно вырваться наружу и обвинять мать во всех смертных грехах. Но не смогла. Она приветствовала незнакомое доселе чувство пустоты и легкости. Горечь сказанного еще давила на сердце, но откликалась не болью, а пустотой, и Саша окунулась в нее целиком. В семейной иерархии правом голоса наделен не один лишь родитель. По крайне мере в современной русской культуре. И вот парадокс, до определенного детского возраста мы учим детей ходить и говорить, а после сидеть и помалкивать. Без сомнений, второму пункту ее родители уделили особое внимание.

Сашка открыла глаза. Дождь уже стих и теперь моросил едва заметно. За стеклами автомобиля была непроглядная тьма. Сашку знобило. Она вылетела из дома в одной футболке. В окно машины постучали.

— Кто?

— Дед Мороз! Я, кто же еще!

— Ц…, че хотела?

— Дверь, блин, открой, дождь идет.

Сашка дернула ручку и вернулась в положение кокона.

— Если ждешь извинений или душевной беседы — этого не будет.

— Ничего я не жду. Принесла успокоительное… Красное/белое?

Сашка развернулась и взглянула на сестру, у которой в руках было по бутылке вина.

— Белое.

— Знаю, это я так… Слушай… Я хочу сказать тебе кое-что и это вовсе не потому, что мы сестры, честно. Я…, просто у меня не выходят из головы твои слова, ну про то, что тебя нельзя полюбить… Это же бред, Саш. В смысле бред что нельзя! Ты умная, веселая, привлекательная!

— Такая привлекательная что жизнь при каждом удобном случае спешит меня трахнуть… Я тупица…

— Ты не…

— Да, да, тупица. Я ведь только сейчас поняла, что висла на каждом своем мужике. Я в каждом встречном парне видела потенциального жениха, любой жест вежливости воспринимала как флирт. Словно я…, каждый раз так отчаянно надеялась, что меня кто-то полюбит! А ведь большинство парней мне даже не нравились по-настоящему, я была с ними лишь от того, что они ко мне проявили какой-то интерес, понимаешь? Они выбирали, не я! — слезы опять стекали по щекам. Арина потянулась к сестре, но Сашка отвергла этот жест. — Где-то глубоко в душе я думала «Неужели я ему нравлюсь? Кто, я? Быть этого не может!». Я сомневалась каждую минуту в чувствах своего парня, ты хоть знаешь каково это? Я всегда ждала подвоха… ведь я неправильная, поломанная. Родители регулярно доказывали это, и я верила. А когда ту би континиут не было, винила себя, поскольку если даже собственные родители считали меня бракованной, что говорить о других. Я подстраивалась не только под мужиков, но и подруг. Я думала если буду удобной, с таким же вкусом, мнением, макияжем, то от меня не отвернуться. Та-дам! Это совсем не так! Оказывается, вероятность что тебя пошлют нахуй даже больше… Не знаю, ты не поймешь…

— Я понимаю, о чем ты. Правда, клянусь!

— Прям уж.

— Клянусь. Прости меня, Саш.

— Да без проблем, — Сашка открутила крышку и стукнула своей бутылкой о бутылку сестры.

— Нет, я серьезно. Прости меня. Я не думала, что все так глубоко.

— Все проблемы из детства, слыхала?

— Может… к психологу сходить? Это дорого, но говорят действенно.

— Не хочу, ничего не хочу.

— Срок еще не вышел.

— Срок… — Сашка устало хмыкнула, показывая, что не видит в нем никакого смысла.

— Я поеду с тобой в Питер, Саш.

— Если в качестве извинения…

— Хватить все анализировать и оценивать! Поеду потому что хотела с самого твоего приглашения! И не хочу оставлять тебя одну.

— Серьезно?

— Чего бы мне это не стоило. Я решу вопросы на работе, я сама оплачу билет, и даже не начинай! Я в состоянии купить себе билеты, правда. И вот еще что… клянусь, ты запомнишь эту поездку! Я сделаю все, чтобы ты была счастлива каждый день, проведенный там. Я в твоем распоряжении, все что захочешь…

— Ты поедешь?

— Я же сказала, — твердо подтвердила Аринка и стукнулась своей бутылкой о Сашкину. — Смотри, что стащила у мамы… — она достала из-под кофты пачку Винстона. — Как в детстве.

— Спятила, она дым увидит.

— Ты серьезно? Все еще боишься, что тебя застукают?

С этими словами Арина вальяжно развалилась на переднем сиденье и подкурила.

— Очкарик.

— Сама очкарик, — Сашка выхватила сигареты и подкурила. — Меня уже накрыло…

— Ага…

Они курили и запивали вином горечь никотина. Дождь наконец-то закончился, небо становилось ясным и с каждой минутой звезды все ярче загорались на небе.

— Падающая звезда! Смотри, смотри!

Сашка проследила за рукой сестры. Обе зажмурились, а через несколько секунд одновременно открыли глаза и взглянули друг на друга.

— Я сделала кое-что плохое, — проскулила Арина.

— Что?

— Я слышала, как ты говорила по телефону… ты гадаешь да, опять?

— И не проси.

— Ну пожалуйстааааааааааааааааа!

— Арин, да пойми, а если выпадет что-то не очень хорошее, как в прошлый раз! Я не смогу тебя снова расстроить, а если не скажу буду волноваться за тебя.

— Расстрой меня, пожалуйста!

— Дрянная затея.

— Ну Сань, я уже взрослая, честно. Я готова! К тому же ты сама говорила, таро — это вероятность, зависящая от выбора человека, своего рода подсказка, а не предначертанное будущее!

— В прошлый раз ты пропустила это мимо ушей. А потом я была виновата, что едва не сбила тебя с пути истинного.

— Мне было двадцать, восемь лет прошло! И знаешь… я по-прежнему считаю, что из меня вышел бы отличный ЛОР.

— Все одно…

— Между прочим совершенно другой профиль.

— Что там, что там мокрая дырка, тут сверху там снизу, велика ли разница.

— Как ребенок, ей богу. В человеческом теле все органы прекрасны, особенно узкая мокрая дырка. У тебя она тоже есть, между прочим, и нет в женском теле ничего постыдного.

— Так вот чему тебя научили в универе…

— Не только, мой научный руководитель по диплому говорила, что каждой женщине необходимо, чтобы раз в год кто-то смотрел на нее там.

— Ха! Огонь у тебя профессора были!

— Серьезно. Я уже могу узнать своих пациенток по влагалищу. Хватит ржать! Знаешь, как там интересно и по-разному устроено. Ц… вот дурочка…

Сашка ржала, как степная кобыла.

— Ой, блин…

— Угомонилась?

— Да, вроде.

— Тогда вернемся к моей просьбе.

— У меня карт с собой нет.

— Не ври, есть. Еще раз, прости… — Арина достала из кармана колоду и увидела, как лицо сестры каменеет. — Они сами вылезли из сумки! Торчали, такие одинокие, и манили, Ариночка, Ариш!!!

— Кх… взрослая, тоже мне. Дай сюда и никогда не трогай чужую колоду! С тебя чай, пирожное и плед, я в конец задубела в этой машине. И еще, я скажу все что увижу. Остальное целиком твоя ответственность.