Незнакомцы в поезде

Патриция Хайсмит, 1950

В поезде встречаются два совершенно незнакомых человека. Они вместе ужинают, болтают, выпивают. И тут один из них признается, что уже давно вынашивает мысль об идеальном преступлении. Он знает, как можно совершить убийство, да так, что никто не подкопается. Второму пассажиру эта идея кажется дикой, да и сам попутчик ему не слишком нравится. На следующее утро второй пассажир сходит с поезда, и вчерашний разговор начинает ему казаться лишь дурным сном. Но маховик преступления уже запущен… Роман «Незнакомцы в поезде», ставший классикой жанра психологического детектива, был экранизирован Альфредом Хичкоком в 1950 году, с Фарли Грейнджером и Робертом Уокером в главных ролях.

7

Приподнявшись на локте, Гай смотрел на адресованное ему письмо, надписанное карандашом.

— Когда теперь мне придется будить тебя… — вздохнула мать.

Гай отложил письмо и взял другое, отправленное из Палм-Бич.

— Может, и скоро, мама.

— Во сколько завтра самолет?

— В двадцать минут второго.

Она наклонилась и с ненужным старанием поправила у него в ногах сбившуюся простыню.

— У тебя ведь не найдется времени заглянуть там к Этель…

— Ну конечно, я к ней загляну!

Этель Питерсон, давняя подруга матери, когда-то учила Гая играть на пианино.

Письмо из Палм-Бич было от мистера Брилхарта. Руководство компании решило поручить работу Гаю. Мистер Брилхарт также убедил их в целесообразности слуховых окон.

— Я сварила отличный крепкий кофе. Хочешь позавтракать в постели?

Гай улыбнулся:

— Еще бы!

Он внимательно перечитал письмо мистера Брилхарта, вложил его обратно в конверт и медленно разорвал в клочки. Затем распечатал второе. Оно представляло собой одну страницу, исписанную карандашом. Гай снова улыбнулся, обнаружив внизу пышный росчерк: «Чарльз Э. Бруно».

Дорогой Гай!

Пишет Вам Ваш случайный попутчик. Вы забыли у меня в купе книгу. Нашел Ваш техасский адрес, полагаю, он еще верный. Книгу выслал почтой. Кстати, почитал немного. Кто бы мог подумать, что у Платона столько диалогов!

Было очень приятно с Вами пообщаться. Надеюсь, что могу считать Вас другом. Буду рад видеть Вас в Санта-Фе, если соберетесь.

Мой адрес: Нью-Мексико, Санта-Фе, отель «Ла Фонда». Пробуду здесь еще по крайней мере две недели.

Все-таки не могу выкинуть из головы нашу идею двойного убийства. Это вполне осуществимо. Вы даже не представляете, насколько я в этом уверен! Хотя знаю, Вам неинтересно.

Кстати, а как все прошло с женой? Пожалуйста, напишите мне. У меня тут тишь и гладь, помимо утраты бумажника (сперли в баре из-под самого носа!), никаких происшествий. Не понравилось мне в Эль-Пасо, уж извините.

С нетерпением жду ответа.

Ваш друг,

Чарльз Э. Бруно

P. S. Простите, что проспал и не попрощался с вами.

Этому письму Гай в какой-то мере даже обрадовался. Приятно было думать, что на свете есть кто-то свободный.

— Яичница с овсянкой! — воскликнул он, когда вернулась мать. — На севере так нигде не готовят.

Он надел свой любимый старый халат, слишком жаркий для такой погоды, и устроился завтракать в постели, раскрыв свежий номер местной газеты и поставив тарелку на поднос с шаткими ножками. Потом принял душ, оделся, будто планировал куда-то идти, хотя идти было некуда. К Картрайтам он заглянул вчера, Питер Риггс, друг детства, уехал работать в Новый Орлеан. Интересно, чем сейчас занимается Мириам? Наверное, красит ногти на веранде или играет в шашки с какой-нибудь соседской девчонкой, которая боготворит ее и стремится во всем ей подражать. Мириам никогда не унывала, если что-то складывалось не так.

Гай закурил.

С первого этажа то и дело доносилось негромкое позвякивание — мать или кухарка Урслин чистила столовое серебро, один за другим перекладывая в кучку чистые приборы.

И почему он не улетел в Мехико сегодня же? Как тоскливо будут тянуться следующие двадцать четыре часа! Наверняка опять зайдет дядя и какие-нибудь подруги матери. Все хотят его увидеть. Не так давно в местной газете вышла статья о нем и его работе, о грантах на учебу, о присужденной ему Римской премии,^[4] которой он не смог воспользоваться из-за войны, о спроектированном им универмаге в Питсбурге и небольшой пристройке к чикагскому госпиталю. В газете все это выглядело впечатляюще. Он даже ощутил прилив гордости за самого себя в тот одинокий день в Нью-Йорке, когда получил от матери письмо с вложенной вырезкой.

Повинуясь внезапному желанию написать Бруно, Гай сел за стол, взял ручку и понял, что писать ему нечего. Он представил, как Бруно в ржаво-коричневом костюме и с ремнем фотоаппарата через плечо карабкается по выжженному солнцем холму в Санта-Фе, чему-то улыбается, демонстрируя гнилые зубы, нетвердой рукой поднимает фотоаппарат и щелкает затвором. Как Бруно сидит в баре с тысячей не заработанных им долларов в кармане и дожидается свою мать. Что Гай мог сказать этому человеку? Он закрыл ручку колпачком и бросил на стол.

— Мама! — позвал он и сбежал вниз по лестнице. — Не хочешь сегодня вечером в кино?

Мать ответила, что на этой неделе ходила в кино уже дважды.

— Ты же никогда этого не любил, — проворчала она.

— А сегодня схожу с удовольствием!

Примечания

4

Римская премия — французская награда в области искусства. Лауреаты получали возможность проживания и художественного совершенствования в Риме в течение нескольких лет.