II. Аннеска

Поветрие, 2022

Во времена, когда мост Юдиты соединял пражские берега воедино, юная монахиня по имени Аннеска покидает родное аббатство, дабы исполнить великую миссию. В ее руках – чудотворная реликвия, которую надлежит вместить в десницу Помазанника Божьего. Покинув монастырь, Аннеска попадает в мир, полный символизма и контрастов – где переплетаются явь и сон, святость и суетность, ясность и кромешная тьма, где безумие стремиться поглотить страждущую душу. И только Божественное Провидение дарует свет надежды, оборотная сторона которой – стремление к недостижимому спасению собственной души.

XVI

«Перед тем, как покинуть дворец, я воспользовался одной из своих привилегий, дабы исполнить наконец задачу нахождения реликвии, которая могла бы стать украшением Фаранской часовни. Дело в том, что в ту пору я сблизился с одним из смотрящих за королевской сокровищницей по имени Юсуф. Меня подкупила в нем способность к красноречию, благодаря которому едва ли не каждая наша беседа на свободную тему оказывалась для меня весьма ценной. Очень скоро именно благодаря Юсуфу я смог разнообразить те истории, которые уже рассказывал самому широкому кругу слушателей, и впечатлить их своими историями на новый лад. — За счет использования иных слов, выражений и оборотов, повествования мои раскрылись слушателям совершенно с другой стороны, обнаружив сотню многозначительных подтекстов и сокрытых смыслов. Все это существенно изменило то дело, которому я посвящал так много времени.

Впрочем, я немного отвлекся. Обратной стороной красноречия Юсуфа была его болтливость. Часто он был столь словоохотлив, что нужно было иметь немалую стойкость, чтобы выслушать все, что он хотел рассказать. Так, облачая однажды как обычно все возможные и невозможные детали бытия и инобытия в вычурные костюмы из слов, он обмолвился, что в одной из находящихся в его ведении комнат сокровищницы хранятся предметы, подаренные правителям города в те времена, когда он находился под властью христиан и королей-крестоносцев. Юсуф сказал, что ему приказано поскорее избавиться от них любым возможным и невозможным способом, ибо они нечисты и на них кровь сынов Пророка. Впрочем, он тут же заметил, что прежде все равно попытается продать их уличным торговцам, чтобы выручить себе на жизнь хотя бы что-то. Разумеется, я поддержал его в этом и выразил готовность в любую минуту осмотреть предлагаемые им вещи, чтобы помочь ему стать немного богаче. Вот так, без всяких уговоров и за весьма умеренную плату я стал в скором времени обладателем перстня святого Гильома Желонского. По преданию это кольцо даровало силы немощным и душевную крепость беснующимся, хотя с виду сие произведение ювелирного дела, увенчанное небольшим топазом, было весьма невзрачно. Признаться, из перечня «великих» предметов, оказавшихся во владении Юсуфа — святого оружия, разящего без промаха, нагрудников, благославленных самими апостолами, множества окостенелых фрагментов тел мучеников, источающих мед — сие кольцо было единственным разумным выбором. Символические тридцать монет даровали мне право владеть им…»

— Печать святого Гильома?! — воскликнула я, прерывая рассказ Арама. По моему телу пробежала дрожь.

— Да, именно сего достопочтенного мужа, доблестного воина света и страстного защитника веры, — подтвердил Арам. — Вас что-либо связывает с ним или, быть может, он является вашим покровителем?

— Не совсем, — в задумчивости молвила я. — Однако, занимаясь переписью манускриптов в родной обители, я регулярно встречала это имя… Пожалуй, мне хотелось бы узнать об этом человеке больше, если уж его незримый образ вновь возник в моей жизни.

— Увы! — опустив голову, проговорил Арам. — Я вряд ли знаю об этом человеке — кузене самого Карла Великого — что-либо, кроме того, что он обладал невероятной храбростью и фанатичной преданностью своему Господину…

Помолчав немного, калека добавил:

— Если мне не изменяет память, к концу жизни он ушел в монастырь, но буйный нрав воина не позволял ему наладить отношения с другими монахами. Тогда, дабы обуздать свой гнев и сохранить праведность, он основал свое собственное аббатство, а также занялся ювелирным делом. Говорят, что некоторые из его работ высоко ценились монархами со всего Христианского мира и были разосланы в самые разные части мира. Впрочем, не берусь утверждать, ибо сей факт может быть не более, чем плодом моего воображения.

— Значит, быть может, он был ювелиром… — вслух повторила я мысль моего спутника. — Что бы все это могло значить?

— Это вполне вероятно. Святых великое множество. Они оставили после себя не только свое слово, но и предметы, которые охраняют нас от невзгод и творят чудеса, а потому любимы и желанны нами, храня отблеск праведности их владельцев, — ответил Арам. — К несчастью, я мало что знаю о Гильоме в подробностях — кроме того, что это имя теперь упоминается в богемских окрестностях чаще обычного… Однако, позвольте я продолжу свою историю, пока я не потерял нить своего повествования…

«Итак, став обладателем заветной реликвии, со следующим рассветом я покинул Иерусалим. Мой обратный путь в Фаранскую часовню лежал через местность, именуемую Гефаим, где испокон веков жил ужасный лев невероятных размеров, пожиравший всех, кто рискнет ступить на его территорию. Мне также не удалось избежать встречи с царственным животным. Однако, едва узрев меня, зверь принял смиренную позу, даровав возможность пройти скзвозь его владения. Я объясняю это исключительно волей Господа, который продолжал верить в меня и в который раз даровал мне защиту и возможность узреть новый день. Не покинул меня Господь и тогда, когда мой путь преградила орава головорезов. Они пытались убить меня, но стоило им обнажить свои изогнутые клинки, как с небес раздался звук ангельского горна, обративший их в бегство. Пока длился мой путь в фаранскую часовню, произошло и третье чудо. Чтобы скорее пересечь пустыню, отделяющую меня от храма, я присоединился к каравану, надеясь, что в сообществе подобных мне путь не окажется столь изнурительным. Как же я ошибался! На следующий день поднялась столь яростная песчаная буря, что торговая процессия сразу же сбилась с пути. Потерянные среди бескрайних просторов, мы были обречены на медленную смерть в борьбе с потоками песка и пылевыми смерчами. Один за другим от жажды и зноя рядом со мной гибли люди. Те, кто сумел избежать смерти от обезвоживания, исчезали в пучине зыбучих песков вместе с животными и скарбом. И твердь, и небеса возроптали тогда на нас, и не было надежды пережить их гнев.

Собственно, третье чудо и заключалось в том, что мне удалось пережить сие ненастье. После того, как буря рассеялась, я был, наверное, единственным выжившим из всего каравана, обнаружив себя погребенным под тушей верблюда, что верой и правдой служил мне все путешествие. Вряд ли подобное спасение могло свершиться без вмешательства свыше, и я до сих пор не устаю благодарить за него Создателя в моих обращениях к нему.

Вот так, после всех этих злоключений я наконец достиг порога Фаранской часовни. Ее облик ничуть не изменился с тех пор, как я впервые узрел ее — массивное здание из желтого камня, с продолговатыми окнами по всему периметру, с довольно большим черным куполом. Я не сомневался в том, что сами горы укрывали это святое место от ветров пустоши, что своим дуновением обращают в прах даже камень. Все, что мне оставалось теперь — это войти внутрь и водрузить на алтарь реликвию, которой предстояло на долгие века найти здесь свое пристанище».