II. Аннеска

Поветрие, 2022

Во времена, когда мост Юдиты соединял пражские берега воедино, юная монахиня по имени Аннеска покидает родное аббатство, дабы исполнить великую миссию. В ее руках – чудотворная реликвия, которую надлежит вместить в десницу Помазанника Божьего. Покинув монастырь, Аннеска попадает в мир, полный символизма и контрастов – где переплетаются явь и сон, святость и суетность, ясность и кромешная тьма, где безумие стремиться поглотить страждущую душу. И только Божественное Провидение дарует свет надежды, оборотная сторона которой – стремление к недостижимому спасению собственной души.

V

Протяжный волчий вой прервал мою дрему. Очнувшись и увидев пред собой багровое мерцание тлеющих поленьев, я попыталась изгнать из сознания сей зловещий звук. Однако он становился все навязчивее. Проклятые звери рыскали прямо под окнами дома, яростно рыча от жажды крови. Затем я услышала отчаянные человеческие крики полные ужаса. Они становились все громче и истошнее, и вдруг прекратились, сменившись лязгом зубов. Смерть забрала очередную душу, воплотившись в звере, чей облик ввергал в страх, а глас заставлял кровь леденеть.

Человеческая погибель побудила многих деревенских жителей воспрянуть ото сна и выйти из своих убогих жилищ. Уже через миг сквозь узкий оконный проем я увидела множество стенающих и размахивающих руками фигур с пламенеющими жердями в руках… И жерди эти освещали мертвое тело юноши, истекающее кровью, но не лишенное красоты. Собравшиеся близ убитого громко переговаривались между собой о произошедшем, но казалось, что их больше занимало сохранение собственных жизней, нежели скорейшее погребение растерзанного. И это не удивляло меня. Я уже понимала, что действительный уклад и лик бренности намного ужаснее, чем в рассказах сестер Господних, вскормивших меня.

Тщетные споры и причитания разгоряченного люда утихли лишь тогда, когда несколько мужей взяли на руки растерзанную плоть и унесли ее прочь. Ночная тьма тут же поспешила возвратить свои позиции и вновь овладела сущим. Властвование ее должно было продолжиться до самой зари… Лишь один факел, затухающий на глазах, брошенный в бессилии кем-то на землю, напоминал о произошедшем несчастии. Он был своеобразным символом души истерзанного, которая вероятно еще долго не могла поверить, что ее жизнь во плоти так нелепо завершилась, пав под дланью ненавистной несправедливости.

Решив вновь отдаться сну, я вдруг поняла, что рядом со мной нет хозяев обители, в которой я получила ночлег. Не желая искать этому вразумительного объяснения, я направилась к очагу и, разворошив в нем угли, возродила пламя. Не имея сил противостоять обострившемуся чувству страха перед неизвестным, я так и оставалась у едва горящего огня до самого рассвета, без конца шепча молитву, боясь вновь сомкнуть глаза, не осмеливаясь позволить себе блаженный отдых…

Мое одиночество не было нарушено никем даже тогда, когда первые лучи тусклого дневного света ударили мне в спину сквозь щели в дощатых стенах лачуги. Не желая более оставаться в этом убогом жилище, в этом проклятом селении, где люди исчезают с той же легкостью, что и славные воспоминания минувших дней, я поспешила покинуть злосчастное место.

Лишь только ступив за дверь, я вновь ужаснулась небесам. Вопреки моим потаенным надеждам одеяние небосвода сохраняло свою бесцветность, став еще более навязчивым, довлеющим, порождая в душе моей богоборческую печаль. Облик сферы, обремененной тонами невыносимого уныния, вызывал у меня чуть ли не ручьи слез, стоило лишь устремить взор к далеким звездам, таинственное мерцание которых невозможно к созерцанию и оттого столь страстно желаемо. Землю же укрывала дымка, оттенок которой мало отличался от оттенка небесного. В ее белесом нутре возвышались потемневшие стены ветхих домов и уродливые силуэты скрученных в узел деревьев, по неизвестной мне причине лишившиеся своей листвы.

Сущее выцвело снова. Каждый отзвук моей поступи утопал во всеохватывающем недвижении. В конце концов, я перестала ощущать даже собственное дыхание, готовясь поверить в то, что его и не было вовсе. Став невольной гостьей обители Небытия, я не различала более жизнь и смерть.

Вдруг зов сотряс застывшее пространство, и миг спустя из вязкого утреннего тумана возник незнакомец, один из местных жителей. Лицо явившегося было покрыто зарубцевавшимися шрамами, а голова почти лишена волос. «Что значат все эти уродства?» — подумала я, вспоминая лик пастуха, испещренное угрями. В этот раз свое отвращение мне удалось скрыть лишь благодаря вездесущей дымке, пронзающей собою бренность.

— Милосердная сестра, прошу вас, помогите! Ради страданий Христовых, помогите! — вскричал крестьянин, падая предо мною на колени в грязную лужу, отчего потоки нечистот пали и на меня.

— Что случилось, милый человек? — едва сдерживая неприязнь, молвила я.

— Благословите мертвецов наших, растерзанных волками, милосердная сестра. Даруйте их душам покой. Избавьте нас от их присутствия, ибо они проклинают наше бессилие, — пролепетал земледелец.

— Разве у вас нет священника? — изумленно вопросила я, ужаснувшись гибельности места сего.

— Он мертв, убит зверьем, как и все мы вскоре будем. Прошу вас, пойдемте за мной, — крестьянин схватил меня за руку и, поднявшись на ноги, повлек за собой.

Возжелав поначалу воспротивиться земледельцу, я усилием воли отогнала сии надменные мысли. Самоотверженное служение Господ у и помощь страждущим несмотря ни на что — по-прежнему оставалось моим долгом и единственным предназначением.