Танец в пламени дракона

Полина Гриневич (2024)

Реальность, напоминающая наш мир в шестнадцатом-семнадцатом веке. Мир, в котором кипят страсти, интриги и войны. Мир, в котором любовь может быть уничтожена жестокой рукой политиков и внезапно родиться среди тех, кто назначен быть смертельными врагами. В этом жестоком мире несколько мужчин и женщин стараются отстоять свое право на жизнь, на человеческие чувства и на власть.

Глава 15. Гаэлль

— В этом кристалле твоя кровь будет жить вечно. И кусочек твоей магии тоже. По ней можно будет всегда определить, где именно ты использовала свои способности. Где ты находишься и… ээээ… не замышляешь ли чего против Короны. Магия течет в нас как кровь в наших сосудах. Вернее, наша кровь и порождает нашу магию. Позднее тебе объяснят подробнее, моя дорогая.

Маг аккуратно опустил зацветшую всеми оттенками красного цвета пирамидку в черный бархатный мешочек и спрятал внутри своего портфеля вместе с заполненными бумагами.

Гаэлль проводила его взглядом полным нескрываемого презрения. Этот человечек, раздувшийся от своей никак нескрываемой ложной важности, даже не мог подозревать насколько он смешон.

Обращаться к ней на ты! К ней, графине, хозяйке одного и жене наследника другого графства. Внучке сарматского кагана, правнучке парсидского сатрапа! И этот сын мельника, не умеющий ничего, или практически ничего в магическом ремесле смеет разговаривать с ней таким тоном!

Маги, колдуны, академики темных искусств, все они считали себя выше обыкновенных людей. И все же и на них найдется управа. Как же ничтожны угрозы этих престидижитаторов для нее!

— Вам рано носить траур.

Собравшаяся уходить графиня с удивлением повернулась и замерла, как кролик, заметивший тень коршуна. Некоторое время женщины стояли и молча изучали лица друг друга, не отводя взгляда и никак не показывая своего волнения.

Наконец, Гаэлль улыбнулась, неуловимо, самыми кончиками губ.

— Солдаты моего мужа идут в бой в черном.

Ведьма покачала головой. Выражение ее лица не изменилось, только зрачки расширились и скрыли почти всю радужную оболочку. Сквозь эти черные дыры графиню внимательно изучала бездна.

Эта противница была опаснее только что сбежавшего отсюда человечка. Гаэлль внутренне перебрала все заготовленные для такого случая выражения лица. Вот показная безмятежность, кажется, подойдет. Или невысказанная угроза?

— Говорят этот цвет хорошо скрывает кровь от полученных ран.

Сестра ответила не сразу, как опытный фехтовальщик не показывает всех своих сильных качеств, но каждым движением только провоцирует врага.

— Разве ваша рана настолько кровоточит, что ее нужно скрывать таким образом?

Гаэлль сжала руку на рукоятке висящего на поясе кинжала. Ее рана? Необыкновенный камень на мгновение вспыхнул глубоким синим цветом и что-то дрогнуло в лице Сестры.

— Не стоит. Время еще не пришло. И потом, я не хотела вас обидеть. Наоборот.

Пальцы, стиснутые на единственном подарке мужа, заныли и Гаэлль не веря самой себе медленно, разжала стиснутую до боли ладонь. Эта молодая женщина угрожала ей! Руки словно почти достиг укол раскаленной на медленном огне спицей. И только благодаря подарку ее ненаглядного Терье этот удар не пробил ее защиту. Однако тепло, жар раскаленного воздуха она успела ощутить и продолжала ощущать даже сейчас, когда внезапную атаку удалось не отразить, нет. Приостановить.

— Не пытайтесь. Это все зря.

Николь совсем не выглядела разочарованной. Она только бросила короткий взгляд на кинжал сейчас ничем не напоминающий магический артефакт, улыбнулась каким-то своим внутренним мыслям и продолжила беседу.

— Ваша светлость, вы зря не доверяете мне. И даже пытаетесь пустить в дело этот предмет.

Здесь она сделала небольшую паузу, во время которой графина постаралась как можно внимательнее изучить внешний облик служительницы Коллегиума. Иногда малейшая деталь одежды, аксессуар на который большинство не обратит никакого внимания может сказать о человеке больше, чем допрос с пристрастием в руках самого лучшего специалиста заплечных дел.

Особенно это верно в отношении женщин. Мужчины настолько небрежны к себе, настолько мало или чрезмерно много уделяют внимания своему внешнему облику, что выделить что-то по-настоящему имеющее значение бывает очень трудно. А многие вообще доверяют формировать свой внешний облик совершенно посторонним людям. Слугам!

Но в отношении к жизни этой неизвестной ей Сестры она пока не могла сделать ни малейшего вывода. Она не пользуется духами? Как многие сестры. Предпочитает скромное серое официальное платье? Как требует устав во время формальных визитов. Не носит украшения? Никто не знает, позволяет ли ее статус на такие послабления?

Единственный вывод, который Гаэлль сделала, нужно подождать.

— Надеюсь, графиня вы закончили? Мне очень приятно что в своем докладе я не ошиблась в отношении вас ни разу. Меня зовут сестра Николь.

За окном мерные удары молотков сопровождали подготовку виселицы к завтрашней казни.

— Мы с тобой встречались. Ты разве не помните? Давно. Во время зимнепраздника, пять лет назад… В замке у вашего отца, ночью, у камина.

Гаэлль сложила руки домиком и приложила к губам. Ведьма, как есть ведьма. Очень возможно, что это правда. И то, что тогда с ней казалось разговаривать не ровесница, а умудренная жизнью женщина… Все было обманом. Цвет волос, эта улыбка, веснушки, весело танцующие на щеках.

— Но тогда вы выглядели несколько иначе.

Николь вновь подарила ей скромную, но такую очаровательную улыбку.

— Конечно. Но разве женщина не может время от времени что-то менять в своей жизни. Пускай это касается только внешнего облика. Ведь на самом деле внутри мы остаемся прежними, что бы не происходило вокруг нас. Или с нами.

— Люди меняются. Со временем.

— Тебе действительно так кажется?

Гаэлль изо всех сил старалась справиться с раздражением, которое вызывал внезапный переход в обращении на “ты”. И этот вкрадчивый, доверительный тон.

— Мы с вами не подруги.

Николь продолжала улыбаться, сейчас она больше всего походила на кошку, уже запустившую коготки в добычу, но еще не решившая как долго она будет играть с несчастной мышкой.

— Но вполне можем ими стать.

Графиня по-прежнему следила за своей собеседницей поверх сложенных у лица рук. Сестра Николь определенно что-то скрывает. Что-то таится у нее в рукаве, как кинжал убийцы или карта у шулера. Нужно быть настороже, все это не зря.

За окном внезапно раздался тревожный удар колокола в соседнем храме. К нему присоединился второй, потом третий. И вот уже тревожный колокольный звон охватил все пространство за окном, весь город.

Что-то случилось. И эта женщина рядом с Гаэлль знала что. Из-за этого она и пришла сюда. И пришла именно сейчас.

Какая-то сцена из старинной драмы. Не трагедии. Только не это.

Из-за окна донеслись истошные вопли.

— Пожар! Пожар! Скорее!

Николь покачала головой. Крохотные, почти незаметные лучики собрались в уголках глаз.

— Казни не будет.

Сердце графини забилось в бешеном темпе, и она ощутила, как ледяная струйка скатилась по спине. В этой комнате определенно слишком холодно для нее.

— Пожар в замке Ансьен-Нид.

— Но ведь это место…

— Королевская тюрьма для особо важных преступников. Вы не ошиблись моя дорогая.

Это был удар, который вынести было невозможно. Но и показать свою слабость графине не могла себе позволить ни при каких обстоятельствах. Кажется, вся она уже была в пути, бежала, скакала, ехала туда, к замку, где был заключен ее муж. И где ему наверняка угрожала смертельная опасность. И, одновременно, она не могла сдвинуться с места. Птичка, которая попалась в силки птицелова. Наконец, Гаэлль сдалась. Почти.

И в конце концов, графиня смогла позволить себе произнести слабым, еле слышным голосом.

— Вы что-то знаете, говорите же!

Николь молчала. Выражение ее лица изменилось и в нем графиня заметила совершенно другие эмоции. Печаль? Грусть? Сожаление?

В руке сестры появился листок бумаги. Она еще раз пристально взглянула прямо в глаза Гаэлль и буквально силой вложила письмо в ее ладонь.

Взгляд на протянутый листок бумаги. Сложенный пополам. И еще раз. Пополам. Дыхание участилось и Гаэлль не пытаясь этого скрыть, сделала глубокий вдох, потом еще один. Вспомнились слова наставницы: “Пускай все видят то, что невозможно укрыть. Ровно столько сколько ты готова показать им”.

Графиня помедлила несколько секунд, не сжимая пальцы на белом листке. Надо было бы заплакать, хотелось заплакать. Но глаза оставались сухими. Что-то в ее поведении насторожило сестру Николь. По лицу колдуньи промелькнула тень, но взгляд оставался по-прежнему спокойный и письмо в протянутой руке не дрогнуло ни на мгновение.

Крики и звон колоколов за окном не стихали ни на мгновение.

Гаэлль не обращала на них никакого внимания. Сделав шаг к свету, она развернула записку и некоторое время не могла начать читать, ей было уже достаточно что она узнала почерк мужа.

Николь поспешила ей на помощь. В ее голосе можно было разобрать и настойчивость, и нетерпение. И сочувствие тоже.

— Читайте же. И не бойтесь ничего.

Разве было на свете еще что-то чего Гаэлль могла бояться? Все в этом мире представляло угрозу.

— Ваш свекор, граф Стиан задохнулся в дыму. Также, как и несколько его вассалов. Пожар сильно повредил крыло тюрьмы, где находился ваш муж. Огонь был очень сильным и опознать тело Терье Ре Вилль Салле оказалось невозможным. Его смерть признали состоявшейся по косвенным признакам. По косвенным, вы понимаете?

Гаэлль оторвалась от чтения письма и встретилась взглядом с ведьмой.

— Откуда вы все это знаете?

— Я знаю многое, графиня. Многое неизвестное даже тем в чьи обязанности входит знать все. Например, что вы беременны. Думаю, что это будет девочка. Хотя и не уверена. Срок еще пока слишком невелик.

Мысль ударила как молния. Гаэлль поняла, что находится в обществе не просто сестры-колдуньи.

— Вы шпионка, Николь. Я права?

Ее собеседница повернулась и направилась к выходу, бросив на ходу.

— На вашем месте я бы воспользовалась суматохой и немедленно покинула город. Конечно, постарайтесь не привлекать внимания своими конными варварами. Южные ворота сегодня, вероятно не будут особо охраняться. Мне так кажется.

— Стойте, Николь! Вы мне не сказали…

Дверь закрылась и самый важный вопрос так и остался без ответа. Или нет? Гаэлль вновь поспешила перечитать письмо. И на этот раз удержаться от слез было совершенно невозможно.