Лукоморье

Равиль Нагимович Бикбаев (2024)

Третье тысячелетие. В Лукоморье хирург Наталья Николаевна Гончарова экстренно оперирует доставленного «Скорой помощью» истекающего кровью мужчину, ей ассистирует операционная сестра Татьяна Ларина. Раненому никто не верит, что он Пушкин Александр Сергеевич. Следователь отправляет его на экспертизу в психоневрологический диспансер. Госпожа Смерть берет Наташу Гончарову за руку и ведет на бал, а врач реаниматор Петр Ланской выводит Наталью Николаевну из состояния клинической смерти. Наталья Николаевна забирает у Повелителя Царства Мертвых своего мужа. В ее однокомнатной квартире Александр Сергеевич начинает писать роман о своей жизни и роковой дуэли. А еще происходит множество невероятных встреч Александра Сергеевича и Натальи Николаевны с историческими персонажами, которые живут в Лукоморье. Но и здесь в Лукоморье в третьем тысячелетии судьба неумолимо ведет поэта на поле чести.

Глава 4

Самовластительный Злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей,

С жестокой радостию вижу[1]

Прочитала Пушкину его стихи Госпожа Смерть и ледяной рукой взяла его за сердце. У Госпожи Смерть было лицо императора Николая Первого.

— Значит ты хочешь моей смерти и смерти моих детей? — продолжал бесстрастно, голосом Госпожи Смерть, спрашивать Император.

Ледяная рука сжала его сердце еще сильнее, сердце чуть билось. Смертельно бледный Пушкин держался на ногах только силой воли и гордости.

— Ну что-ж Александр, поговорим начистоту? — пристальным и как он считал магнетическим взглядом, водянистых голубых глаз смотрел на Пушкина, Император.

Аудиенция Пушкину была дана в Чудовом монастыре Московского Кремля. Император и Поэт говорили с глазу на глаз. Император был молод, красив, высок и внушителен в мундире Лейб-гвардии Преображенского полка.

Николай Павлович уже прочитал верноподданное письмо поэта[2] и получил сведения о деятельности Пушкина после восстания декабристов.

Пушкин понимал, что сейчас сию минуту решается его судьба. Он был взвинчен и подавлен.

Этот человек, который вызвал его из ссылки, уже утвердил приговоры Верховного уголовного суда по его единомышленникам и друзьям. Пятерым в помиловании отказано: Их повесили. Остальным каторга и ссылка в Сибирь.

— Я знаю, что ты был среди них, — ледяным тоном поведал Император, — вот садись за стол и прочти.

Николай уселся за небольшой инкрустированный стол сам, жестом предложил сесть Пушкину напротив, передал ему для прочтения пачку листов, исписанных каллиграфическим писарским почерком.

Пушкин быстро читал. Те с кем он выпивал, играл в карты, ездил к актеркам и горячо спорил о судьбе России, давали на него показания следственной комиссии. Не все, всего несколько человек, но этих показаний было достаточно не то что для каторги, для петли. В показаниях прямо говорилось, о его членстве в тайном обществе, и что его: стихи «Вольность» и «Кинжал» — это призыв к цареубийству.

Пушкин почувствовал, как ледяная испарина выступила на лбу, Госпожа Смерть продолжала давить его сердце. Он в упор посмотрел на Императора, тут за столом они были равны. Валятся в ногах, молить о пощаде я не буду, говорил его горящий взгляд.

— Твой друг Пущин и другие показания на тебя не дали, — спокойно сообщил Император, — а эти…

Он взял у Пушкина листы и с хрустом разорвал их, обрывки выбросил в корзину,

— По моей воле эти листы из дела изъяты, — чуть улыбнулся Император, — Тебе ничего не грозит.

Возможно Император ждал, что Пушкин будет его благодарить, но поэт молчал.

Император встал, Пушкин тоже вышел из-за стола. И опять высокий величественный Император в военном мундире, сверху вниз смотрел на одетого в скромный сюртук невысокого Поэта.

–Я хочу поговорить с тобой как дворянин с дворянином, — заговорил Император, — без чинов,

— Я, Вас слушаю Николай Павлович, — сдержанно ответил поэт, чувствуя как бешено забилось сердце,

— Я знаю, что приговор своим друзьям ты считаешь неоправданно жестоким,

— Да, — нервно ответил Пушкин, — неоправданным и жестоким,

— А ты представь себе, что я убит заговорщиками, августейшая семья, в том числе и дети убиты или под арестом в крепости. Заговорщики захватили власть и объявили об освобождении крепостных крестьян, об уравнении всех сословий в своих правах. Что было бы? Смута! Россию бы кровью залили. Большинство дворян своих привилегий, своих поместий без боя бы не отдали. А разве среди них нет твоих родственников и друзей? Вспомни Пугачева, ведь даже детей, дворянских детей эти изверги не щадили. Ты этого хочешь? А тем временем на границах, враги империи, стали бы рвать ее на части. Но уже не кому было бы выступить на защиту родной земли, мы бы занимались взаимным истреблением. Ты об этом думал?

— Я был там на площади, — взволнованно продолжил Николай Первый, — сам видел бунтовщиков,

Он как тогда ощутил приступ ледяного ужаса, с замирающим сердцем наблюдал как из рядов заговорщиков, выстроившихся на площади, смотрит на него Госпожа Смерть.

— Посылал Милорадовича,[3] уговорить солдат вернуться в казармы, его смертельно ранили выстрелом в спину, посылал митрополита, его с насмешками прогнали, к заговорщикам выходил мой брат Михаил, его не слушали. Я не хотел крови, не хотел. Но выбора мне не оставили. После залпов пушек, твои друзья бросили солдат которых вывели на площадь и бежали,

Чуть успокоившись Николай Первый вновь заговорил:

— Ты полагаешь, этих господ, благородными людьми? Что ж вот тебе истина, прими ее. Выводя подчиненных им солдат на бунт они им лгали, говорили, что я узурпатор, что Императором должен быть мой старший брат Константин. Знали они, знали, что по завещанию Александра Первого его наследником был я, что Константин это подтвердил, письменно отказавшись от престола в мою пользу, но солдатам этого не сказали. Они обманули этих людей. Их смерть на их совести, а не на моей.

Пушкин промолчал, он был расстроен.

— Пока я Император, — величество и грозно заявил Николай Павлович, — Я не допущу смуту! Умру, но империю сохраню. Пусть лучше будут принесены в жертву бунтовщики, а не наша Империя!

— Я мог быть там на площади, — решительно заявил бледный Пушкин, — ведь все мои друзья были там,

Когда он получил известие о казни, то сделал рисунок: пять повешенных. На рисунке приписка: Я бы мог…,

— В том, что тебя там не было я вижу Перст Божий, — милостиво заметил Император,

— Но крепостное право, это унизительно, мы свой народ превратили в рабов зависящих от прихоти своих господ, — нервно заговорил Пушкин, — народы Европы уже получили свободы, чем мы хуже?

Отлично осведомленный о поэте[4] Император хотел желчно спросить Пушкина про крепостных крестьян, чьими трудами тот пользовался, про крепостную девицу, а еще и про…

Но он был неглупым человеком и не хотел рубить правду — матку и тем самым испортить разговор с поэтом гнусной прозой жизни. Да собственно в этих делах он ничего зазорного и не видел.

— Екатерина Великая, мой брат Александр, все они думала об освобождении крестьян, — тихо и печально сказал Император, — но… Не все так просто, надобно считаться с интересами дворянства, они опора трона, они сила империи, его армия и гражданское управление. Император, который нарушит права этого сословия или оскорбит его, будет низложен и убит, как был убит мой дед Петр Третий, как мой отец Павел Первый. Я это помню, всегда помню.

— И что вы предлагаете, оставить всё как есть? Обречь Россию на беспросветное рабство, на вечное отставание от прогрессивных народов? — выкрикнул Пушкин.

— Постепенно, — мягко, внушительно, негромко и задушевно заговорил Николай Павлович, — без потрясений, последовательно шаг за шагом, проводить реформы. Для того чтобы выкупить у дворянства крестьян и дать им свободу, нужны огромные деньги. Их надо собрать и накопить, а это не просто, не за один год такие средства собираются. Обеспечить спокойствие на границах, развивать образованность, без потрясений освободить крестьян, сделать всё для процветания всех сословий империи, вот в чём я вижу свой долг Императора и Божий Промысел который возвел меня на этот Престол и расстроил планы бунтовщиков.

Император замолчал, смотрел на Поэта и ждал его реакции на свои слова. Пушкин безмолвствовал.

–Условия в которых находятся твои, затеявшие бунт, друзья будут улучшаться, но не сразу, я не хочу показать слабость, — доброжелательно заметил Император.

— Александр Сергеевич! — торжественно обратился к Пушкину, Император, — Я даю Вам слово дворянина, что независимо от Вашего решения, Вы сохраните свободу, но Я хочу знать с кем Вы? С теми, кто готов ввергнуть страну в смуту, в смерть и кровь или с теми, кто будет упорно трудится над величием Империи?

— Ваше Императорское Величество, — с полупоклоном негромко сказал Пушкин, — я с теми, кто думает о России и трудится над ее процветанием.

Недурно, подумал, милостиво улыбаясь, Николай Первый, одного поэта Рылеева повесил, другого Пушкина приручил, недурно. Это заткнет рот, тем кто упрекает его в жестокости. А обещание поэту его императорского покровительства и личной цензуры стоит немного. А народ? Да что народ. Народ молчит. Недовольные есть среди ничтожной части дворянства, но они тихо скулят по салонам, выйти на площадь больше никто не посмеет. Самодержец Всероссийский усмехнулся. Пушкин сам же написал:

Ярмо с гремушками да бич»[5]«Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из рода в роды Господин Пушкин, понимает суть народа и суть власти, пока одни мирно пасутся, другие по нужде их режут и всегда стригут. Действительно, умнейший человек.

Его Императорское Величество с улыбкой в хорошем настроении вышел из зала, придворные в расшитых золотом мундирах, склонились в глубоком придворном поклоне, за Императором вышел Пушкин.[6]

Верил ли Пушкин, царю? Поэт себе никогда не лгал, он хотел и заставлял себя верить. А он ещё он хотел жить, творить, любить, блистать. И он напишет:

«Нет, я не льстец, когда царю

Хвалу свободную слагаю…»[7]

В Михайловском была не жизнь, а так прозябание. Жил он там скудно, тоскливо, ранее привлекательные сельские радости быстро наскучили и только увеличивали тоску. Соседи с их милым деревенским добродушием, приелись. Связь с крепостной девушкой Ольгой,[8] кроме физического удовлетворения естественной мужской надобности, ничего не давала ни сердцу, ни душе. Свидания с другими дамами, кроме мимолетной страсти, ничем не восхищали. Спасало сочинительство. Он понимал, что создал прекрасные стихотворные творения, что до него в России никто ничего подобного не писал. Но кто прочитает, кто оценит, кто будет спорить, хвалить, ругать? Никто! Ад для писателя, это отсутствие читателя. Поэт, как юная красавица нуждается, чтобы за ним ухаживали, восхищались, искали его общества. А что за удовольствие красавице быть в одиночестве и с тоской по уходящей молодости смотреть в зеркало? И 11 мая 1826 года Пушкин по совету друзей напишет письмо Императору с просьбой дозволить ему выехать из деревни в Москву, Петербург или в чужие края.

А тут Государь милостив, общество приняло возвращение поэта с восторгом. Стихи, поэмы, печатались, читались, за них стали недурственно платить. Балы, приемы, кутежи, карты, связи со светскими дамами и с дамами полусвета. После двухлетней тоски, отчаяния, Госпожа Жизнь снова улыбнулась и обняла его.

А потом невзначай напомнила о былом. Осенью 1827 года он встретил своего лицейского друга. Государственный преступник Кюхельбекер под жандармским конвоем шел по этапу.

Встреча с другом, напомнила ему те годы, когда Госпожа Жизнь после окончания Лицея была ласкова и милостива к нему.

И тогда были кутежи, карты, дамы. Но помимо забав, в кругу друзей постоянно и ожесточенно спорили о судьбе России.

Еще неугасимой сияющей звездой блистала и громом пушек звенела слава русской победы над Наполеоном. Те кто в битвах защитил Отечество с гордостью чувствовали свою сопричастность к подвигу народа. Того народа что в солдатских и офицерских мундирах стоял насмерть на полях русской славы Отечественной войны 1812г. Того народа, что сжег Москву, но не склонился перед врагом. Того народа, который поднял страшную своим негодованием дубину народной войны и разбил ею лучшую армию мира. Того народа, что пронес победоносные стяги русских полков по Европе. Того народа, перед которым с почтительным поклоном капитулировал Париж. Эту гордость приняли от старших товарищей и те кто не успел на битву. Эту гордость чувствовал и Пушкин.

А дома, что ждало низших чинов дома? Солдат героев 1812 года, ждала страшная своей бессмысленностью муштра, телесные наказания и служба без надежды. Бесправная жизнь крепостных никак не изменилась, а для тех кто попал в военные поселения даже эта бесправная жизнь превратилась в ад. Бунты беспощадно подавлялись. Александр Благословенный пребывал в затяжной депрессии, молился, метался в поисках утешения и искал дружеской поддержки. Но у царей не бывает друзей. У царей есть подданные, а среди подданных фавориты. И фаворит Аракчеев вызывал ненависть у значительной части образованного общества.

Страна медленно погружалась в трясину. И те кому была небезразлична судьба Отечества искали выход из этой ситуации. Пушкин был среди них. Но он был молод, не сдержан, задирист, любил плотские радости жизни и ее азарт, да заговора еще и не было, так разговоры. Опасные разговоры. Среди тех кто вел эти разговоры были потомки солдат преображенцев защитивших и поддержавший дочь первого Императора России Петра и буквально на руках вознесших на престол Елизавету Петровну. Все получили потомственное дворянство, поместья, стали лейб-компанией матушки Елизаветы Петровны. Среди тех кто вел эти разговоры были дворяне, чьи деды низвергли Петра Третьего и нерушимой стеной встали вокруг природной немки[9] сумевшей стать матушкой русского дворянства Екатериной Великой и более русской чем они сами. Все получили отличия, многие титулы, поместья, стали генералами, сенаторами, губернаторами и пользовались невиданными ранее дворянскими вольностями. Среди тех кто вёл эти разговоры были те, чьи старшие родичи принимали участие в заговоре против Павла Первого и его убийстве. Традиция переворотов, цареубийств, была жива среди российского дворянства. В их среде всегда можно было отыскать тех, кто мог поставить свою жизнь на острие клинка и не боялся пролить людскую кровь. Но пока были разговоры. Злые разговоры. Пушкин писал дерзкие стихии, оскорбительные эпиграммы в том числе и на царя. После встречи с петербургским генерал-губернатором Милорадовичем, его не выслали, а перевели чиновником на юг.

Генерал-губернатор отечески увещевал Пушкина, тот в душе пренебрежительно улыбался. Молодости свойственно пренебрежение к опыту предыдущего поколения. Когда душа и тело полны сил, легко поверить, что именно тебе предстоит вершить великие дела. У Пушкина это ощущение усиливалась сознанием своего таланта, а расцветающая слава поэта кружила голову. А старики? А они так ничего и не смогли, да и время их ушло.

Через пять лет петербургского генерал-губернатор Милорадовича, соратника Суворова, героя Отечественной войны смертельно ранят на Сенатской площади. А Пушкин нарисует повешенных и припишет: Я бы мог…

Но никто не знает свой судьбы, а пока Пушкин откланялся генерал-губернатору и ушел.

Госпожа Жизнь вела его на солнечный юг к новым приключениям, вдохновению и самой страстной любви: любви к Вам Госпожа Жизнь. Это была любовь бесшабашной юности, когда она кажется вечной. И когда Госпожу Жизнь не боятся, ради новых волнительных ощущений, поставить под выстрел. Он вызывал на дуэль и принимал вызовы, вставал под выстрел и не верил, что Госпожа Жизнь может его оставить, но и сам стреляя мимо или отказывался от выстрела не желал отнимать жизнь у другого человека. Но как в самом лучшем вине остается осадок, так и его порой мучила желчь, которая выливалась в эпиграммы, злые насмешки, явное пренебрежение к тем, кто был выше его по положение и богатству, но менее одарен, а проще говоря глуп, по сравнению с ним. Его уволили со службы и под надзор властей выслали в Михайловское.

В 1825 году к Пушкину в Михайловское приехал его лицейский друг Иван Пущин. Подготовка к восстанию от слов перешла к делу. Кроме рассказа о событиях в столице, об общих знакомых и друзьях. Пущин передал Пушкину письмо одного из руководителей заговора Рылеева. Поэт Рылеев понимал силу слова. Поэт Пушкин с его авторитетом и талантом был нужен заговорщикам. Пущин и Пушкин обо всем договорились.

14 декабря 1825 года Пушкина в Санкт-Петербурге не было.

Поражение заговорщиков, следствие, казнь и ссылка друзей, это было прощанием с юностью, с ее надеждами, отвагой, с ее друзьями. Юность еще не раз придет на свидание к Пушкину, но только на свидание и ненадолго.

Стылой осенью 1827 после встречи друзей, жандармы повезут государственного преступника Кюхельбекера навстречу его судьбе, а Пушкин поедет в Санкт-Петербург навстречу своей.

Александр Сергеевич Пушкин никого из своих друзей не предал и не от кого из них не отрекся. Но губить свою жизнь за проигранное 14 декабря 1825 года дело он тоже не стал. Его дарование звало его к восторгу творения, славе, любви, ненависти, клевете, к смерти на поле чести. И никто из его друзей и потомков никогда не осуждал его за этот выбор.

На ухабах дороги из Москвы в Санкт-Петербург качалась карета, скрипели колеса, завернувшись в дорожную шубу дремал Пушкин.

Юность окончилась.

Господа Декабристы! Вами будут восхищаться и вас будут ругать, не только современники, но и потомки. Без малого через сто лет на площадь выйдут другие люди, они свершат то, что не смогли вы, они взяли Зимний дворец и власть в стране, победили в кровавой смуте. А вам воздвигли памятники, о вас написали книги, сняли фильмы. Потом времена переменились и вас снова стали называть преступниками и бунтовщиками. Одно осталось несомненным, у вас были убеждения, и за них вы вышли на площадь. А ваши жены, те кто разделил с вами вашу судьбу, навсегда остались русскими символам женской верности и любви.[10]

И когда говорят, и пишут про вас, то вспоминают Пушкина Александра Сергеевича. В истории декабристов он остался с друзьями своей юности.

[1] Ода «Вольность» А.С. Пушкин

Из Михайловского в Петербург.[2] 11 мая — первая половина июня 1826 г. Всемилостивейший государь!

В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.

Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою.

Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков; осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи.

Всемилостивейший государь,

Александр Пушкин.Вашего императорского величества верноподданный На отдельном листе:

Я нижеподписавшийся обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них.

11 мая 1826 года 10-го класса Александр Пушкин.

[3] Михаил Андреевич Милорадович (1 (12) октября 1771 — 14 (26) декабря 1825) — русский генерал от инфантерии, один из военачальников русской армии во время Отечественной войны 1812 года. В 1818–1825 годах был санкт-петербургским военным генерал-губернатором и членом Государственного совета. Был смертельно ранен во время восстания декабристов 14 (26) декабря 1825 года

[4] Сведения о поэте по в июле 1826 года тайно собирал командированный в Псков под личной ботаника коллежский советник Бошняк Александр Карлович. Родился: 15 августа 1786 года. Умер: 1831 год (45 лет). Дополнительно сведения о Бошняке изложены в предыдущих главах.

[5] «Свободы сеятель пустынный…» А.С. Пушкин

[6] А.С. Пушкин не оставил воспоминаний об этой встрече с Николаем Первым. Есть записанные придворными отрывки из бесед Николем Первым где с их слов он делится с воспоминаниями о первой встрече с поэтом. Но они записаны после смерти поэта. И проверить достоверность этих рассказов о встрече Пушкина с Николаем Первым невозможно. Сам Николай Первый никаких письменных источников о своей первой встрече с поэтом не отставил. Существуют напечатанные в 1873 году в Кракове воспоминания графа Струтыньского о том, что рассказал ему Пушкин о своей первой встрече с Николаем Первым, но достоверность этого рассказа сомнительна, граф Струтыньский в круг близких друзей Пушкина не входил и вряд ли поэт стал бы с ним откровенничать на эту тему. Никто из близких друзей Пушкина не упоминал, что поэт рассказывал им, о чем он говорил с Николаем Первым.

[7] Стихотворение «Друзьям (Нет, я не льстец, когда царю…)» А.С. Пушкин

[8] Ольга Михайловна Калашникова. Крепостная крестьянка, принадлежавшая семье Ганнибалов, дочь управляющего имениями Михайловское и Болдино Михаила Калашникова. Любовница Александра Сергеевича Пушкина, мать его сына Павла, умершего во младенчестве. Связь Пушкина с Ольгой Калашниковой началась, вероятно, в ноябре — декабре 1824 года и продолжалась около полутора лет. В замужестве — дворянка, супруга титулярного советника Павла Степановича Ключарёва. Документы, касающиеся Ольги Калашниковой, обнаружил и ввёл в научный оборот пушкинист П. Е. Щёголев.

[9] Екатерина Великая, урождённая София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская. Место рождения: Штеттин, Померания, Королевство Пруссия. Дата рождения: 2 мая 1729 года. 28 июня 1744 года София Фредерика Августа перешла из лютеранства в православие получила имя Екатерины Алексеевны. Императрица Всероссийская с 1762 года, Дата смерти: 6 ноября 1796 г.

[10] Автор прекрасно понимает, что читатели знают имена этих женщин, но в знак уважения к их поступку еще раз перечисляет их имена: Прасковья Егоровна Анненкова, Мария Николаевна Волконская, Александра Ивановна Давыдова, Александра Васильевна Ентальцева, Камилла Петровна Ивашева, Александра Григорьевна Муравьева, Елизавета Петровна Нарышкина, Анна Васильевна Розен, Екатерина Ивановна Трубецкая, Наталья Дмитриевна Фонвизина, Мария Казимировна Юшневская.